Интервью с вороной-москвичкой

Мы побеседовали с героиней на открытом балконе в центре города: птица сидела на дереве неподалеку, периодически подлетая ближе, чтобы взять сочные виноградины, которыми пришлось подкупить ее для интервью.

МН: Добрый день. Благодарю, что согласились побеседовать со мной. Виноград для вас, угощайтесь, когда захотите.

Ворона: Что ж, спасибо, но в следующий раз я предпочту красный виноград. Итак, что бы ты хотела узнать? 

МН: Расскажите, почему вы решили жить в Москве, в черте города?

Ворона: Прошу заметить, я резидентка, живу в своем городе с рождения. 

Предпочитаю район западнее центра: здесь почти нет врагов, зато шумно, кипит жизнь и постоянно что-то происходит. Но есть и места потише для отдыха и сна — у воды, на кладбище и там, где вы удерживаете странных и неизвестных мне животных. А вот стекляшки я не люблю, там неуютно и летать неудобно.

Рядом с зелеными зонами жить приятнее — и гнездоваться комфортнее, и с водой проблем нет. Но мне больше по душе центр города, здесь интереснее.

МН: А все столичные вороны коренные горожанки? 

Ворона: Нет, зимой в городе много кочевников. Летом они живут там (кивает клювом крылом куда-то на север, в сторону Рыбинского водохранилища), а на зиму к нам — я называю их «северные». На лето они улетают гнездоваться к себе, даже если и лета в этот раз толком не было.

МН: А как складываются ваши отношения с горожанами-людьми? 

Ворона: По-всякому. Я предпочитаю держаться от вас подальше. Хотя еда у вас вкусная. Только почему такая сладкая? Даже при всем интеллекте не каждая ворона разберется, что не стоит тащить в клюв ваши хлеб и сахар.

По моим наблюдениям, мы вам тоже мало интересны? Недалеких дворовых голубей вы недолюбливаете, а с нами соблюдаете пиетет на расстоянии. Хотя и с проблесками — на Патриаршем, например, вы нам памятник поставили, видела?

МН: В сквере у пруда рядом с памятником Крылову? Да, там скульптурные композиции по его басням — и про ворону тоже есть. 

Ворона: А Крылов — потому что у него крылья? Этого человека я не знаю, но у Вороны там большой кусок сыра в клюве!

МН: Вы правы, хотя между нашими видами и нет большой любви, но мы считаем вас птицами умными и изобретательными. Когда в столице еще было лето, я наблюдала, как одна из представительниц вашего вида размачивала сухарь в воде от кондиционера, скопившейся на металлическом козырьке. 

Ворона: Не зря мне голубь рассказывал, что ты человек, мягко говоря, недалекий. Нет бы расставить по городу побольше чистой воды — у вас же вода в каждом гнезде!

Умение добывать себе пищу — намочить сухое, раздробить или разбить жесткое — базовый навык. А умные мы не потому, что умеем вкусно есть, а потому что у нас мозг побольше, чем у многих.

МН: Я бы хотела уточнить, что вы первая и последняя героиня, которой я что-то даю в обмен на интервью. 

Ворона: Надеюсь, эта виноградная гроздь не стала для тебя непосильным бременем. Но я бы не стала тратить свое время на тебя просто так. Поставь тарелку левее.

МН: Знаю, что среди ворон распространена культура дарения, поэтому подумала, что вам может понравиться еще вот эта блестящая штучка. Кстати, а что вы думаете о дружбе людей с воронами — мы называем это «приручением»? 

Ворона: Я слышала, что человек может подобрать раненого или птенца, которого из-за нежизнеспособности изгнали из гнезда. Это в целом свойственно твоему виду — идти против природы. Но если ты намекаешь на то, чтобы меня «приручить», — даже не думай! Я птица взрослая и самостоятельная, меня за ягодки не купишь… Хотя блестяшку рядом там положи.

В моем городе ваши хоть и, бывает, ходят с оружием, но в нас вроде не стреляют. А вот северные мне рассказывали про охотников в лесах: наши поэтому когда прилетают, скорее в Измайлове или на Лосином острове будут жить, чем здесь, в центре, где очень много людей.

МН: Кстати, о птенцах. Как прошел период гнездования в этом году?

Ворона: В этом году хорошо, спокойно. Нашли с партнером прошлогоднее гнездо, обновили, в конце марта уже села на гнездо.

МН: А где сейчас птенцы?

Ворона: Мои юные птицы еще в июне встали на крыло и сейчас уже самостоятельные крепкие птицы. И с их отцом повезло, с таким не страшно на гнездо сесть. Они сейчас все в стае, здесь недалеко. 

МН: У вас с ним постоянная пара? 

Ворона: Скорее всего, да, посмотрим. Разве вы знаете, на всю ли жизнь ваши пары? 

МН: Нет, не знаем. У нас бывает, что пара выпускает птенцов из гнезда, и дальше каждый летит своей дорогой. А бывает, что самец и вовсе слетает из гнезда первым и не возвращается.

Ворона: Цок!

Знаешь, меня задело, что с голубем ты пообщалась еще три года назад, а до меня очередь дошла только сейчас. Даже с крысой и то раньше разговаривала.

МН: К слову, о крысах. У них распространен внутривидовой каннибализм. Я читала, что серые вороны тоже могут напасть на своих и склевать яйца и птенцов в соседнем гнезде.

Ворона: Если слишком близко гнездятся. Мы и собственных можем склевать, например когда те слишком слабые. Природная логика сильнее.

МН: Вы сказали, что в городе мало хищников, то есть у вас почти нет врагов в Москве? 

Ворона: Не считая злых людей. 

В соседней стае, она недалеко от кладбища жила, одного из наших цапнула мерзкая кошка! У вас же всегда звери, что кошки, что собаки, привязаны веревками или чем-то таким, а эта сама по себе была. Рыжую потом проучили, но какое-то время наша птица не могла нормально летать — ее друг летал кормил. 

В небе самые опасные — сапсаны и крупные ястребы, да филины еще. Так-то они в лесах живут, в городе им делать нечего. К тому же они не глупы и знают, что мы за себя и стаю заклевать можем. Но кое-где ваши держат хищных птиц, которых умышленно против нас натаскали.

МН: Да, вы живете в центре, здесь несколько особо охраняемых территорий — у Кремля, Дома правительства, у высоток.

Ворона: К красным постройкам я больше не летаю — когда-то там один из стаи погиб, и мы перебрались западнее. А вот северные птицы и наш молодняк из резидентов, те могут и пострадать — кто по незнанию подлетит слишком близко, кто забудется и решит там поиграть. Рассказывают, что раньше и застрелить могли, потом кровавую работу оставили пернатым. А что у вас там такое? 

МН: Там работают люди, которые управляют человеческим городом и государством, — это наши большие стаи. От вас там защищают мелких, особенно певчих птичек и государственную позолоту на куполах. Это называется «организация системы биозащиты и естественной регуляции популяции ворон на территории». Еще, говорят, в Доме правительства, чиновникам не нравилось, что вороны да голуби могут пометом испачкать костюм, — вот и распорядились по ваши клювы.

Ворона: (птица неразборчиво прохрипела и дважды щелкнула клювом)

МН: К тому же вы нападаете на других животных, даже на человека. МН регулярно освещают случаи спасения от вас котят, щенков и других жителей города. Вы даже гнезда других птиц разоряете. Подобное поведение делает вас не самыми приятными соседями.

Ворона: Начнем с того, что не надо оставлять гнездо без присмотра. И вообще, тебя обучали биологии? У ворон выраженное хищническое поведение. 

Мы также очищаем город от слабых и больных. Вот ты говоришь, «котенок забрался на дерево» и на него «напали ужасные вороны». А скажи мне, каковы шансы этого одомашненного шерстяного глупца на самостоятельное выживание? 

Мы обеспечиваем естественный отбор в городской среде и подчищаем другие виды. Вороны — санитары своего города. Это благодаря нам улицы трупами не завалены.

Что бы ты выбрала: оставить больного крылом голубя или птицу с орнитозом долго и мучительно умирать или позволить воронам исполнить природную миссию и лишить сизого страданий? 

МН: И все же с точки зрения человеческого права вы правонарушители-рецидивисты: промышляете порчей имущества, грабежом, а то и разбоем.

Ворона: Разве вы не уважаете право силы, «кто сильнее — тот и прав»? 

МН: Мы проделываем большую работу внутри вида, чтобы ограничивать порывы условного «человека с дубиной».

Ворона: Да видели мы эту работу с дубиной.

Хочешь защитить своих, скажи им, чтобы не приближались к нашим гнездам и птенцам. У нас высокоточные клювы и хорошая память! И не смейте в ваших газетах выставлять ворон умственно отсталыми птицами, без причины нападающими на существенно более крупных животных.

МН: Несколько раз в течение беседы вы назвали мой город своим. Какой вы видите свою Москву? Что в ней такого, чего не замечают люди? 

Ворона: Вот ты сейчас сидишь со мной разговариваешь на краю своего гнезда, смотришь на меня, пытаешься думать, задавать не самые глупые вопросы. Но вы же перестали смотреть по сторонам, даже друг на друга почти не смотрите, суетитесь постоянно.

Мы все летим от скуки, только вы летите куда-то не туда. Уткнетесь в экраны, сидите часами в металлических коробках, из-за которых внизу дышать тяжело. Заменили наши дома-деревья на свои дома-ящики. Мне сверху хорошо видно — это не «твой» город, не ваш. Здесь нужно пребывать и наблюдать. Я наблюдаю.