«МН»: Расскажите немного о себе.
Голубь: Мы так себя не называем, но чтобы тебе было понятно: я сизарь, сизый голубь. Девять лет живу на Тишинке в Москве. Планирую прожить еще столько же, я сильный и приспособленный, — но тут как повезет. Днем я либо здесь, на площади, либо улечу, чаще недалеко, хотя бывают приключения. На ночь разлетаемся по домам. Я — на чердак, знакомые — на балконы и под подоконники.
«МН»: Вы знаете историю своей семьи?
Голубь: Предки мои появились в Москве в 50-х годах прошлого века. Кто был раньше — уже не узнать: одних могли привезти из дикой природы, другие вышли из одомашненных или были выведены еще при царях. Одно знаю наверняка: мои прапра…прародители встретились в голубятне в 1956 году. Они были в числе тех, кого разводили ко Всемирному фестивалю молодежи и студентов.
Тогда на церемонии открытия выпустили в небо 34 тысячи белых голубей, по числу гостей фестиваля (хотя говорят, что и все 40 тысяч). Как раз незадолго до этого один художник из ваших нарисовал картинку с белым голубем. Она всем понравилась, решили, что это будет «символ мира».
Популяция столичных голубей
Фестивальные голуби плодились быстро. К 1961 году их количество в Москве превысило 80 тысяч. Птицы стали ощутимой проблемой, в распоряжении исполкома Моссовета даже появился пункт, разрешающий отлов клинически здоровых голубей для пищевых целей.
Сегодня в городе, по разным данным, насчитывается от 300 тыс. до 500 тыс. голубей разных пород. Численность ежегодно варьируется, поэтому точный подсчет затруднен.
Говорят, в те времена почти в каждом дворе стояли наши комфортные дома. Люди приносили нам еду, а вкуснее всего было на Манежной, Красной и Лубянской площадях: там продавали специальные зерновые смеси. Вы еще и денег платили, чтобы нас покормить!
«МН»: Вам нравится жить в Москве?
Голубь: В центре бабули хорошие, кормят часто. В других районах, говорят, не так. Теперь еще и помойки стали закрывать. И вот не надо на меня так смотреть, у меня основа рациона — зерно, а где его в Москве найти?
У Белорусского вокзала всегда сердце в задние пальцы уходит —
А еще ходят слухи, что ваши нас травят. Помнишь
«МН»: Получается, за последние 60 с небольшим лет ваше положение в городе ухудшилось?
Голубь: Бывало и хуже. Вот мы сейчас с тобой сидим, болтаем, а мудрые птицы рассказывали, вы не всегда считали нас символом мира — в былые времена вы нас ловили и ели, выживая за наш счет.
Во время революции голодали все, и птицы тоже. Однако ж воробьев, ворон и галок отчего-то почти не трогали, а нас не щадил никто. Говорят, домашних съели первыми, тогда много местных пород сгинуло, затем принялись за сизарей. А потом снова война, и снова голод... Да ну к черту, давай о другом говорить.
«МН»: Тем не менее в мирные периоды наши виды довольно комфортно сосуществовали на одних территориях.
Голубь: Так сколько мы на вас работали! Вот сейчас надо важное передать — нажал на коробочку и все сказал, а раньше как? Отправляли почтовых: увез голубя из дома и держишь у себя, а написал письмо — прилаживаешь послание к птице и отправляешь ее назад.
Для нас же дороже дома родного ничего и нет, этим вы и пользовались.
Во время войн нашей почтовой работой и спасались. Мы и в разведку летали с камерами на груди. А сейчас нужны вам разве что для спорта и декоративности. О тех, кого вы разводите как сельскохозяйственные «мясные» породы, ничего и знать не хочу!
«МН»: С декоративными породами все более-менее понятно, а в чем особенность спортивных голубей?
Голубь: Да, считай, те же почтовые, только теперь не работают, а наперегонки летают. Десятки птиц увозят на специальных голубевозах за 500, а то и 1000 километров от своих голубятен, а они оттуда возвращаются по домам. Кто быстрее прилетит, тот и победитель.
Как-то встретил одного, из антверпенских, с коричневыми крыльями, специально для почтовой работы выведен. Красивый такой, сильный — на меня похож. Так он рассказал, как его друга на полпути до дома убили. Представляешь, летят рядом — и вдруг выстрел! Друг падает замертво.
Что дальше было — не видел, испугался страшно. Видать, неопытный охотник не заметил колец на лапках (спортивные же все ярко окольцованы) — и все, нет голубка. А был настоящий чемпион. Говорят, половина спортивных, если не больше, до конца сезона не доживает.
«МН»: Многие горожане сегодня недовольны соседством с вами, особенно продуктами вашей жизнедеятельности.
Голубь: А я слышал, вы верите, что это «к деньгам».
Вообще раньше вы за нашим гуано охотились, считали удобрением получше навоза. И селитру для пороха добывали, между прочим. А теперь «ой, фу». Особенно автомобилисты веселят — сбивают нас ежедневно, а помета боятся.
Ты передай своим, чтобы они помет-то по автомобилям не растирали — там же камешки, куски асфальта и прочее, чем вы города наполняете, и оно нам в пищу попадает. А водители тряпками трут, машины царапают. Тут размочить сначала надо, а потом аккуратно снять, а не на нас ругаться.
«МН»: Некоторые обеспокоены болезнями, разносчиками которых вы являетесь. Орнитоз, сальмонеллез, болезнь Ньюкасла, она же ветрячка. Не могли бы вы прокомментировать этот момент?
Голубь: «Разносчиками»?! Ваш вид в очередной пандемии, а ты мне за орнитоз предъявляешь? Да ты знаешь, как мы страдаем? Один заболеет, и всё — все, кто вместе живут, будут мучиться. Ветрячка за 4 дня птицу убивает, поражает нервную систему и мозг. Клюв так страшно наверх идет, шея выворачивается.
Среди ваших орнитозом часто болеют? Если вы к нам в дом не приходите и нас не трогаете, носом не третесь — как вам заразиться? Мы же к вам в дома не залетаем и в ваших гнездах не спим.
Еще бывает клюв становится крючком. Слышал, ваши говорили: «это мутации, городские голуби становятся хищниками!» Ну хоть не рептилами. Правильно «рептилоидами»? Как скажешь. Так вот, клюв искривляется от травм, плохого питания и болезней. Хуже всего, когда клюв перехлестнут — ни перья почистить не можешь, ни есть нормально. Мы птицы чистоплотные, за оперением следим, а тут ни перо старое сбросить, ни паразита вычесать.
Смешно еще, что вы считаете всякую взъерошенную птицу больной, хотя, может, это просто линька. Я пару раз специально ваших пугал, когда линял, так, забавы ради.
«МН»: Мы мало знаем о вашем виде сегодня. Например, большинство горожан никогда не видели маленьких голубей. Они существуют?
Голубь: Ты сейчас серьезно? Хорошо, что вы наших малых не видите, с такой-то логикой. Первый месяц, дней 35, птенцы находятся в гнездах под присмотром родителей, потом начинают летать. Уже к первому полету они так похожи на родителей, что даже близкие друзья могут спутать их со взрослыми родственниками, а вы и подавно.
«МН»: Если это уместный вопрос, расскажите, где голуби находят последний приют?
Голубь: Городские птицы редко умирают своей смертью. Старую утку видела когда-нибудь? Как только болеешь или стареешь, на тебя найдется хищник. Про птиц я уже говорил, вороны в их числе, — а ведь еще кошки, собаки, крысы. И чайки — сюда нечасто залетают, а вот у реки бывали случаи. Даже если не зверь убьет, а машина или еще какой инцидент, все равно падальщики тут как тут. Кому повезло дожить до своей смерти, уходят умирать на чердаки.
Судя по вопросам, вы вообще так себе по жизни ориентируетесь.
«МН»: У нас говорят — не бывает глупых вопросов. А вы что-нибудь из нашей культуры любите?
Голубь: Музыка у вас бывает хорошая. Той весной снегирь хвастал, что про него песню написали. Я ее потом услышал, так там строчки: «Меня растрогать не выйдет, я варил и жрал снегирей», представляете — «варил и жрал»! А желтогрудый сидит, глупец, нахохлился.
У них и про голубей есть, злая такая песня, про месть вроде: «Это голуби полной расплаты, голуби эти не знают пощады, эти голуби злы». Пацанам с Маяковки очень понравилась, из какой-то машины услышали — потом все уши прокурлыкали.
А отец мой любил группу со смешным таким названием, «Звуки Му», кажется. У них была песня прямо про нас: «Я серый голубь, я самый плохой, я хуже тебя. Я самый ненужный, я гадость, я дрянь, зато я умею летать!» Отец, бывало, как услышит, так улетит куда-то один побыть. Возвращался потом всегда таким окрыленным, простите за каламбур.
«МН»: Вы голубь видный, скажите, у вас есть пара?
Голубь: Да уж 2 месяца как нет.
Мы однолюбы, я со своей был сколько себя помню. А ухаживал всякий раз как в первый, старался впечатлить: шею раздувал, курлыкал так мелодично, насколько позволит дарование. Когда пищи вдоволь, птенцы и пять раз в год были, по два малых за раз.
Голубка моя красотка была. А как летала! Она бы спортивным голубям фору дала. Два месяца назад улетела и не вернулась. Говорили, видели ее у Кремля, а там соколов держат, кто знает.
Я, может, снова пару создам, если встречу кого, поглядим.
«МН»: Благодарю вас за беседу. Может быть, есть что-то, о чем мы не успели поговорить?
Голубь: Вы не успели обвинить меня в сокращении популяции московских воробьев. Так вот, передай своим: у нас с ними разные кормовые базы. Мы зерно любим, а мелкие насекомых грызут. Почему мало насекомых в городе стало — это уже к вашим вопрос, нечего на нас всех собак спускать.
Ну все, пока, я полетел. Сама с чердака выберешься?