Новый год в Российской империи приходился на Святки. Они начинались с первой звездой Рождества и продолжались до Крещения. Империя жила по юлианскому календарю, поэтому Рождество Христово праздновали 25 декабря (просто в западных странах в тот день было уже 7 января следующего года). В общем, никакого нарушения поста не было — сначала Рождество, потом Новый год.
В 1912 году «Московская газета» описывала новогоднюю суету:
«Столица — в праздничном угаре.
По улицам раскатывают «визитеры», которые, — хотя спустя уже третий день,— все еще не могут успокоиться.
В каждом доме «праздничный» стол.
Разноцветными огоньками сверкают елки, будя восторг в детворе.
Наглядно и торжественно опровергнута поговорка — «гусь свинье не товарищ».
На праздничном столе мирно, друг возле друга, лежат и «шпигованный» рождественский гусь, и заливной поросенок…
На улицах — песни, ряженые и, порою, пьяный крик — «караул»,
Из «подмосковья» понаехали розвальни для катанья московских обывателей.
Они не боятся автомобильной конкуренции: хватит охотников и на них!
В театрах — полно. В цирках — сверх-полно.
Синематографы с двух часов дня осаждаются детворой.
Обыватель «вылез из бедности» и совершенно позабыл о «завтрашнем дне».
Не щадит ни кармана, ни желудка —
Одним словом:
Праздник!..»
Можно ли было отмечать Новый год детям
Готовиться к праздникам начинали заранее: «Предпраздничная сутолока в полном разгаре. Все — богатые и бедные — деятельно готовятся к святочным дням. Волнуются, конечно, больше всего милые хозяйки, у которых полон рот хлопот. Суетливо носятся они по пассажам, нагруженные покупками, простаивают у нарядно разукрашенных витрин».
Рождество воспринималось горожанами больше как детский праздник — с елкой, рождественским дедом, подарками. Ведь родился младенец Христос!
Другое дело — Новый год. Его отмечали уже в «недетское» время, в ночи. Для этого горожане оставляли детей дома и устремлялись на извозчиках, пролетках и таксомоторах в огромные рестораны — «Славянский базар», «Яр», «Прагу», «Альпийскую розу», к Мартьянычу и в «Эрмитаж».
«Красива новогодняя ночь в Москве. Оживление дня к 20-ти часам вечера замирает. На улицах тишина. К 12-ти часам улицы оживают. Усиливается езда. Торопятся к традиционным местам встреч.
Бесснежная зима несколько обесцветила красивую картину ночи. Троек, розвален почти не видно. Во втором часу ночи главная артерия — Тверская-Ямская и Петербургское шоссе — живут полной жизнью».
Из газеты «Русское слово»
А вот Рождество встречали в домашнем кругу, причем готовили обычно два стола: для Сочельника, постный, и непосредственно рождественский, более скоромный и роскошный. В Сочельник непременно подавали к столу праздничную кутью и узвар с медом.
Однако при этом в дворянской или мещанской среде, в отличие от крестьянской или купеческой, пост держали далеко не все. Поэтому выбор блюд был все равно, скорее, праздничным.
«Одним глазком, в приоткрытую дверь, мы видели горы тарелок парадных сервизов, перемываемых накануне, десертные китайские тарелочки, хрустальный блеск ваз, слышали звон бокалов и рюмок. Несли на большом блюде ростбиф с розовой серединкой (которую я ненавидела), черную паюсную икру. Ноздри ловили аромат «дедушкиного» печенья... О! Настало же!»
Из воспоминаний Анастасии Цветаевой
Рождественским утром Москву и Петербург, да и другие города окутывал запах свежих пирогов. Пироги были самым главным московским праздничным блюдом. Пекли пироги с капустой, рыбой, мясом, курицей, индейкой, уткой и визигой — хордой осетровых рыб.
Подарками обменивались после ужина, перед сном, а не оставляли их под елкой. После ужина обычно в домашнем кругу устраивали музыкальный вечер или ставили театральную постановку. Дети с родителями делали наряды для театра, учили стишки и частушки. Примерно в 1900-х годах популярность завоевала песня «В лесу родилась елочка», и дети радостно распевали ее под аккомпанемент фортепиано. А до нее пели немецкую O, Tannenbaum.
Почему на Новый год рассылали визитки
Невозможно представить себе Новый год или Рождество в Российской империи без визитных карточек и визитов, то есть хождения по гостям.
Визит в приличный дом начинался с вручения лакею или горничной визитной карточки гостя. Их посылали вместо сообщений в мессенджерах — в именины, по случаю рождения ребенка, свадьбы, в ответ на приглашение на обед или бал. Загибая углы карточки в том или ином порядке, гость мог отмечать различные обстоятельства своего сообщения. Например, что лично был дома, но не застал хозяина. На визитках оставляли записки.
Еще в 1809 году юный писатель Николай Тургенев сентиментальничал, сидя в Европе:
Сегодня у нас на Руси праздник Рождества Христова. При этой мысли все мне живо представляется. Наприм[ер], в Москве почти каждый берет участие в празднике, а поутру рано видны одни только лакеи, кот[орые] ездят с визитными карточками.
К началу XX века горожане обленились, сил на то, чтобы лично нанести визиты всем приглашающим (а позвать гостей было непременным приличием) не оставалось. Поэтому живые визиты постепенно заменяли собой визитки и праздничные открытки.
У Чехова есть рассказ «Новогодние великомученики» — как раз про утомившихся визитеров.
На улицах картина ада в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к столице подступает неприятель. Взад и вперед, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза, бегут визитеры...
Обязательным делом были личные визиты чиновников к начальству. Сестра поэтессы Марины Цветаевой Анастасия вспоминала:
Кто-то приехал — в гости. Другие заезжали без папы, оставив визитные карточки. Так проходит еще целый день — до сочельника.
И постепенно (где-то с 1900-х годов) на праздники все-таки начинают отправлять красивые праздничные открытки. С помощью этой эпистолярной традиции горожане поддерживали связь между собой и с друзьями или родственниками, жившими в других городах. На балы тоже приглашали открытками.
По бальному этикету приглашения рассылались минимум за 10 дней — чтобы была возможность подготовить наряд и подарки для хозяев. В течение 2 дней после получения приглашения на него отвечали письменно — тоже открыткой.
На почтовых карточках изображали евангельские сюжеты, зимние пейзажи и детские игры. Открытки нередко рисовали известные художники, например Александр Бенуа, Лев Бакст, Константин Маковский, Николай Рерих.
Когда появилась традиция ставить елку и почему на нее вешали орехи
Рождественское дерево стало главным символом зимних праздников со второй четверти XIX века. Заимствовали ее у немцев. Поначалу нарядные елки можно было купить у немецких кондитеров — они украшали деревце конфетами, яблоками и орехами. Так что украшения съедались детьми.
Елку и подарки нужно было заслужить — если хорошо себя вел, то получал елочку. Деревце с украшениями само по себе было подарком — да еще и сюрпризом, ведь наряжали ее в тайне от детворы.
Из воспоминаний Марины Цветаевой:
«Медленно распахиваются двери в лицо нам, летящим с лестницы, парадно одетым, — и над всем, что движется, блестит, пахнет она, снизу укутанная зеленым и золотистым. Ее запах заглушает запахи мандаринов и восковых свечей.
У нее лапы бархатные, как у [кота] Васи. Ее сейчас зажгут. Она ждет. Подарки еще закрыты. Лёра в светлой шелковой кофточке поправляет новые золотые цепи. Шары еще тускло сияют — синие, голубые, малиновые; золотые бусы и серебряный «дождь» — все ждет…»
В конце Сочельника дети получали елку в свое полное распоряжение: они срывали с нее сласти и игрушки, разрушали, нередко — ломали и полностью уничтожали дерево. Так что до Нового года елка доживала далеко не всегда.
Как организовывали балы для аристократии
В Москве, Санкт-Петербурге и других городах традиционным развлечением на святки были балы и маскарады. Вообще, бальный сезон начинался в конце ноября и продолжался до самой Масленицы.
Традиция рождественских балов-маскарадов возникла при дворе еще в XVIII веке, и тон задавала царская семья. В самом начале XX века Москва знала два сорта балов. Первые — роскошные балы московской аристократии. Они, впрочем, были приметой, скорее, XIX века — численность старого, основательного дворянства сокращалась. Нравы постепенно упрощались. Полька, кадриль, мазурка уже не прельщали танцоров. Не то что в 1890-х годах — о, тогда весь свет говорил о ежегодных балах графа Орлова-Давыдова, князя Трубецкого, графини Клейнмихель!
Попасть на такой бал могло в виде исключения и лицо недворянского происхождения — за выдающиеся заслуги. Старики ворчали, мол, в приличное общество пускают всяких парвеню. Приглашение дочки богача Ротшильда в 1880-х годах на бал в Зимнем дворце вызвало скандал — для князей и княгинь она все равно была дочкой одесского купца. Но нравы смягчались, традиции размывались. А это было важно — ведь для дворянина бал был событием, на котором он мог быть дворянином в своем кругу, не на службе.
В 1910-х годах темп жизни уже стал «бешеным». И если аристократические балы были данью великосветской традиции, то в живой моде были небольшие вечеринки в узком кругу или «импровизация» бала после благотворительного спектакля.
Платные балы устраивали различные благотворительные общества и учителя танцев в Благородном собрании и клубах. Были также и частные, например в 1901 году проходили балы Императорского инженерного училища и бал техников, благотворительный маскарад в Большом театре, большой частный бал у купца Морозова.
Главным городским событием бального сезона был Предводительский бал. Такие балы обычно организовывали уездные и губернские предводители дворянства — выборные представители благородного сословия в регионе.
Рождественский бал проводили в Москве в здании Благородного собрания — на Моховой, возле нынешнего здания Госдумы. После революции здесь разместился Дом Союзов, где устраивали прощания с усопшими вождями большевиков — от Ленина до Горбачева. Но в начале XX века в особняке зимой устраивали балы.
Зелень была везде: на площадках устланной роскошным ковром лестницы, в гостиных и буфетных помещениях, в залах. Портрет Императора помещался как бы в нише, образованной из пальм, лавров и цветов. В Колонный зал вела аллея лавровых деревьев, а в нем самом красовались громадные пальмы, возвышавшиеся над купами цветущих азалий, роз и гиацинтов. Среди листвы светились электрические огоньки.
Для гостей сервировали буфеты с чаем, «конфектами» и фруктами. Прохладительные напитки подавали в буфете, украшенном ледяной башенкой с электрическим фонарем на макушке. Для почетных гостей бала — генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича и его жены, великой княгини Елизаветы Федоровны — в гостиной расставили парадную золоченую мебель. На чайном столике высились вазы из севрского фарфора и экзотические растения.
Начинался бал обычно полонезом, и организаторы строго следили, кто в каком порядке должен выходить танцевать. После первых танцев давали ужин в час ночи. В меню входили такие деликатесы, как консоме империаль, пирожки — буше а ля рен, риссоли долгоруковские, пай, гренки, филе лососины, соус ремуляд, жаркое: цыплята, куропатки, рябчики, салат эскароль, брабри мандариновое и буше паризьен. Разъезжались гости уже под утро.
Справочники хороших манер и светские журналы учили читателей, как одеваться и вести себя на маскарадах и балах:
Пожалуйста, не подражайте им, если вы хотите быть похожими на женщину большого света и высшего круга. Для балов существует только единственная обувь, состоящая из белого, тонкого и прозрачного чулка и атласного белого или черного башмака; всякая другая обувь носит печать дурного вкуса. Эти мелочи кажутся ничтожными, но они весьма значительны для женщин хорошего тона, они даже значительнее, нежели платье и бриллианты.
Как наряжались на новогодние маскарады
Другим традиционным мероприятием рождественского сезона были маскарады. Они обычно, как и балы, начинались вечером и продолжались до утра. В Москве самый «заряженный» маскарад проходил в Большом театре. Партер освобождали от кресел для танцев. Попасть на маскарад, разумеется, можно было только в маске или оригинальном костюме. А там незнакомцы и незнакомки «интриговали» — знакомились и танцевали инкогнито.
В 1911 году Большой театр оформили по мотивам русских сказок: посреди зала стояла «Жар-птица», ложи были украшены рогожными коврами, на сцене стояли избушка на курьих ножках и шатер восточных гостей. В палатках-буфетах в русском стиле подавали гостям шампанское.
Впрочем, в иные годы маскарады в Большом ругали. Фельетонист журнала «Искры» сердился:
Масок (домино) не было почти ни у кого. Все дамы в партере были без домино. На афише, правда, стояло: всем дамам в партере быть в масках. Но не послушались афиши московские дамы. Спрашиваю одну: — Что же вы без интересной полумаски? Поглядела на меня было — розовая, сверкающая бриллиантами первогильдейша — и говорит: — Как это можно! Бог весть за кого могут меня принять. Незнакомец дерзкий заговорит и пригласит еще на ужин. — Ну, разумеется, без маски и вы никого интриговать не можете, и к вам никто не подойдет. Что же вы, однако, намерены здесь делать? — Погляжу и уеду. — Проскучаете? — А разве в Москве веселятся? Посмотрел я кругом: точно — никто не веселится.
Дамы зевали в ручку, в ложах «мумиями» сидели купчихи, а костюмы не впечатляли оригинальностью — «самое старое старье: гречанки, турчанки, цыганки».
Маскарады устраивали и в других местах. Например, в особняке миллионера Прохорова на Садовой-Черногрязской зимой 1911 года веселились «тореадоры», «капуцины», «Арлекины», «Пьеро», «Коломбины», «пастухи» и «пастушки». Молодежь была в восторге, эффект произвела кадриль. В антрактах гости угощались мороженым, шампанским, фруктами. В час ночи приехала большая компания ряженых в масках с собственным тапером, и веселье «достигло своего апогея».
В 1909 году основатель частного театра Сергей Зимин отмечал, что для маскарада были придуманы необычные увеселения: «...устроен в середине как бы грот из льда, освещавшийся цветными электрическими лампочками, а около был устроен bar American с ликерами и коньяками. Веселились до 3-х часов и довольными разошлись. Этот маскарад долго и оживленно обсуждала вся Москва, и находили, что это был единственный интересный, блестящий, а всего дороже, приличный во всех отношениях маскарад».
Случались и эксцессы сродни современным «маски-шоу»:
«Новогодняя вечеринка, устроенная Обществом «Образование» Московской части, имела крайне печальный финал. На вечеринке присутствовало около 150 человек; во время танцев в 12 ½ час. ночи в помещение Общества явился большой наряд полиции и приступил к обыску встречавших Новый год. Полиция начала переписывать всех собравшихся. По удостоверении личности часть присутствовавших на вечера была отпущена, остальные 48 человек были препровождены в участок, откуда некоторые были освобождены только 1-го января, днем. Обыск в помещении Общества продолжался до 5-ти час. утра. Ничего предосудительного однако не было найдено».
А в 1917 году в Москве в Сочельник запретили всяческие общественные и общенародные увеселения, в том числе и театральные представления, концерты, маскарады и разные зрелища. И уже после революции и смены календаря, борьбы с Рождеством и переизобретения Нового года многие старые городские традиции зимних праздников были забыты.
Хорошо, что мы можем их теперь вспомнить.
