Летом этого года исполнилось 50 лет нашего выпуска из школы. По сему случаю провели встречу всего выпуска: двух параллельных классов, кто смог конечно… На встрече, естественно, конца не было воспоминаниям, причём не только о школьных годах, но где-то и обо всём прошедшем полувеке. После встречи с одноклассниками по случаю нашего выпуска общение продолжилось, уже в чате. А воспоминания всё продолжали всплывать, откуда-то из самых глубин памяти… Вдруг разговор зашёл о заглавной теме сего опуса. Взгляды у одноклассников на эту тему, конечно, не во всём совпадали, но к некоему консенсусу в итоге пришли.
Из личного архива автора
По ночам и так сплю очень неважно, «совам» легче спать по утрам. А тут ещё всё время воспоминания лезут и лезут... В очередную такую ночь, аккурат в 3 часа, поняв, что уснуть в скорое время никак не получится, встал и от нечего делать пошёл на кухню. Понятное дело, ночью на кухне мужик физически не может пройти мимо дверцы холодильника, не открыв её. А надо сказать, что за месяц до этого эскулапы дружно рекомендовали мне оказаться от целого ряда продуктов. Причём то, что один из них рекомендовал, другой категорически запрещал. И наоборот. В итоге получалось, что питаться следует почти одними сушёными кузнечиками. И дабы не вводить самого себя в искушение, практически перестал покупать продукты. Так что у меня на кухне не только в холодильнике мышь повесилась, но и не было во всей кухне шкафчика или полки, где бы очередной серый представитель отряда грызунов не совершил бы акт суицида. Лишь на одной полке холодильника сиротливо притулилась горбушка помело. Делать нечего, достал эту горбушку, сел за стол и начинаю потихоньку грызть.
И тут вдруг из памяти всплывает давняя-давняя история, о которой уже и думать забыл. И история-то смешная! Сижу и улыбаюсь. И тут представил себе всю картину, как бы со стороны: сидит на кухне в 3 часа ночи мужик в трусах и майке, жрёт горбушку помело и улыбается до ушей.
Тут уж пришлось рот ладонями запечатывать, чтобы не перебудить всех соседей! А отсмеявшись, почувствовал, что и поспать бы уже пора. А на следующий день — благо была суббота — сел за компьютер и сочинил не то рассказик, не то эссе, не то бог знает, что ещё. Получилось вот что.
Пролог
Как известно, все мы родом из детства. И я лично уверен, что влияние этого детства на то, какими мы вырастаем людьми, пожалуй, даже больше, чем то, чему нас учили и как нас учили в этом самом детстве, да и после него тоже. Обучение, как показал пример нашего выпуска, даже в том, чего мы добьёмся во взрослой жизни, определяющей роли не играет. А уж характер и восприятие идут из самой глубины детских воспоминаний. Поэтому начну из самого далека.
…Детство моё прошло в небольшом ведомственном посёлке, притулившемся на окраине посёлка покрупнее — фабричного, окружённого несколькими деревеньками. Поэтому мы, мелкие пацаны, знакомились с ненормативной лексикой ещё до школы. Поскольку посёлок принадлежал детскому санаторию, то прослойка интеллигенции (врачей и учителей) была весьма заметной. Тем не менее большинство населения относилось к тогдашнему гегемону — пролетариату. А немалая часть и пролетариатом-то стала недавно — ближнее Подмосковье (всего 18 км от МКАД) притягивало народ из далёких деревень всего необъятного Союза ССР. Поэтому не было недостатка в «учителях» по упомянутому в заголовке предмету, не стеснявшихся демонстрировать свой богатый лексикон, ни при женщинах, ни при таких шкетах, как ваш покорный слуга в первой половине 1960-х.
А кому не хватало взрослых учителей, то их с успехом могли заменить старшие ребята во дворе, по своему словарному запасу ничуть не уступавшие взрослым. Ну и мы, мелкая шантрапа, тоже хотели казаться старше, чем мы есть, и хвастались друг перед другом «накопленным опытом». Однако ж, несмотря на наш малявочный возраст, понимали, что эти способности можно демонстрировать только в своей мальчишеской компании. И категорически нельзя при взрослых, нельзя в семье, нельзя в общественных местах и нельзя при девчонках. Впрочем, с последним пунктом соглашались отнюдь не все… Но в целом, если окружение было неподобающим, в голове как будто реле отключалось и такие слова не произносились.
По прошествии лет мы, бывшие пацаны, повзрослели и каждый стал сам для себя определять подход к правилам употребления (или неупотребления) ненормативной лексики. Лично у меня годам к 16 сформировались следующие принципы:
- Можно выругаться матом, если уже нет сил не ругаться и вот-вот взорвёшься, «как 300 тонн тротила».
- Можно юморить с применением ненормативной лексики, но только если это реально смешно, а не пошло.
- Можно заниматься лингвистическими и этимологическими исследованиями в этой области.
- Нельзя на нём (мате) разговаривать и выражаться без всякого повода.
Но выполнение двух первых пунктов никогда невозможно при следующих обстоятельствах:
- В присутствии детей.
- В присутствии женщин.
- В общественном месте, независимо от окружения.
- Даже в узком кругу, в присутствии незнакомых людей мужского пола, кроме самых крайних случаев, т.к. отношение этих незнакомцев к озвученному вопросу тебе неведомо.
Возможно, милые дамы, кто-то из вас не согласится и со вторым пунктом моих запретов. Я отнюдь не замшелый ретроград, не домостроевец и сам далеко не ангел в аспекте обсуждаемой темы. Но, дорогие мои! Вы настолько прекрасная и возвышающая нас, мужиков, половина человечества, что лично мне, к примеру, дискомфортно, когда в моём присутствии при дамах выражаются, как ни в чём не бывало. А уж если с прекрасных женских уст срываются такие слова, то дискомфортно в кубе. Поэтому я бы предпочёл, чтобы женщины, если считают необходимым, выражались в своём кругу, а мы, мужики, — в своём.
Но, как говорится, никогда не говори никогда. Однажды и я, при всех этих своих принципах, попал впросак, да ещё в такой, что врагу не пожелаю. Окружающим, по крайней мере мужикам, было весело. Мне-то тогда было совсем не до смеха. Хотя теперь, по прошествии лет, и я смотрю на ту ситуацию с юмором. Возможно, кому-то она покажется и поучительной, а не только забавной. Итак, перехожу к повествованию. Тем, кто читал первую историю данного цикла, могу предварительно сказать, что в самом начале 1977 года я всё же перешёл на работу из
Шёл 1980 год. Совсем недавно закончилась московская Олимпиада. Москва возвращалась к обыденной жизни. Мне исполнилось 22 года, и работал я в то время электромехаником 6-го разряда в ЦТО СВТ Московского почтамта, что расшифровывалось, как «цех технического обслуживания счётно-вычислительной техники». Цех располагался на углу улиц Новая Башиловка и 2-я Хуторская, аккурат возле насыпи ж/д Рижского направления. Мне придётся немного рассказать, что это было за предприятие, поскольку это подразделение почтамта являлось для всей истории «обстоятельством места». Под «счётно-вычислительной» подразумевались два вида техники.
Первый — обычные калькуляторы, которые начали постепенно приходить на смену допотопным деревянным счётам на столах операторов. Понимаю, что совсем молодым читателям и слово «калькулятор», возможно, уже неведомо, однако ж большинство читателей с этим-то прибором наверняка знакомо.
Второй вид — контрольно-кассовая техника. Что касается калькуляторов, то это был не мой участок работы. Впрочем, вскользь об этом пробегусь — там тоже был занимательный момент. Ещё за 2–3 года до этой истории основным вычислительным средством оператора почтовой связи были, как я уже сказал, деревянные счёты.
Операторами в отделениях связи, или, проще говоря, на почте в те времена работали либо совсем молодые девчонки, приехавшие в Москву по так называемому «оргнабору», в просторечии — по лимиту, и проживавшие в почтамтовском общежитии, либо женщины чуть постарше.
Но время шло. Технический прогресс не остановить, и руководство Моспочтамта приняло решение о замене счётов калькуляторами. У молодых девушек проблем с этим не было, а вот многие из женщин чуть постарше наотрез отказывались от калькулятора, утверждая, что на счётах они считают гораздо быстрее и точнее. И, несмотря на строгий приказ, ставили для вида на стол калькулятор, а «под прилавком» держали наготове привычные счёты. Узнав об этом, один из замов начальника почтамта лично ездил с плотницким молотком по отделениям связи, шарил под прилавками и, обнаружив счёты, разбивал их тем самым молотком прямо на месте.
Ну да бог с ними, с калькуляторами, вернёмся к месту моей работы. Почтовая кассовая техника тогда была совсем не ровня торговым кассам. По существу, это была целая АПОИ (аппаратура первичной обработки информации) для ЭВМ. Скажем так, сильно усложнённая касса, к которой через особый релейный блок управления подключался ленточный перфоратор и, тарахтя, сохранял на перфоленте все результаты работы оператора. Эта техника, как и любая другая советская, часто ломалась и нуждалась в ремонте. Для ремонта и существовали ваш покорный слуга со товарищи. Лёгкие поломки устранялись на месте линейными механиками, или же, в просторечии, бегунками. В случае же сложного ремонта технику везли непосредственно в цех. После ремонта в стационаре аппарат следовало прогнать по тестам и, при отсутствии замечаний, вернуть в то почтовое отделение, откуда он приехал. Вот для этой прогонки по тестам существовала специально обученная девушка-технолог по имени Лариса. Было ей лет около 30, со всеми в цехе, включая меня, у неё были не то чтобы дружеские, но приятельски-доброжелательные отношения.
Возможно, не все знают или помнят, что такое обеденный перерыв в советском трудовом производственном коллективе. Обедали очень быстро, минут за 15–20. Благо столовая была метрах в 200 от цеха. С обеда старались вернуться поскорее, чтобы до конца перерыва успеть сразиться с коллегами — «забить козла» в домино.
Играть усаживались в конторке начальника участка стационарного ремонта Анатолия Фёдоровича, за его же столом. Сам он на это время превращался из начальника в обычного игрока. Играли практически все, кто работал в стационаре. Плюс те бегунки, которые по разным причинам оказывались в цехе во время обеда. Подключался и наш экономист Григорий.
И начиналось: грохот костяшек, хохот и возбуждённые азартные крики, частенько совсем не нормативного характера.
Конечно, из женщин в коллективе работала не одна Лариса, а было их всего человек семь. Понятно, что весь этот шум был не для женских ушей. Но обед в рабочем коллективе — это было святое. Даже начальник цеха Борис Яковлевич, если случай требовал экстренного реагирования, в обед заходил в наше помещение с извинениями. Все прочие, не имеющие отношения к игре в обеденные часы, и вовсе обходили участок стороной.
До конца московской Олимпиады я работал бегунком, а сразу по её окончании был переведён на участок стационарного ремонта. Но в действе под названием обеденное домино участия никогда не принимал. Вообще, мои отношения с настольными играми (и шахматы, и шашки, и карты, и домино) — тема отдельного рассказа. Здесь же скажу лишь, что, обладая очень недурными логикой и способностями к анализу, имел просто катастрофически плохую кратковременную память. Когда надо запомнить только на один замес (кон, партию), а затем быстро выбросить из головы эту информацию и запомнить новую.
К примеру, практически все наши игроки, получив свои костяшки и один раз посмотрев на них, клали их на стол «рубашкой» кверху. А потом по ходу игры не глядя брали нужную костяшку, чтобы сделать ход. Для меня это выглядело просто чудом, сродни фокусам Акопяна. Я не то что порядок расположения костяшек запомнить не мог, я и состав-то забывал, едва положив свои костяшки на стол! А уж запомнить, кто что ставил — это для игры в домино абсолютно необходимо, — просто никак не мог. Хватало и двух кругов, чтобы я это забыл начисто. Поэтому игры долго сторонился.
Наконец, стоит рассказать о моём, говоря современным языком, имидже в цехе. Непьющий, от слова совсем. Некурящий. Ударник коммунистического труда и председатель цехового «Комсомольского прожектора». Для молодого поколения последние два «эпитета» — «китайская грамота», а успевшие поработать в СССР должны понять. Продолжу, однако. Учащийся без отрыва от производства в «Бауманке» (МВТУ им. Н. Э. Баумана). В общем, как говорилось в одной из популярных советских комедий, «облико морале». Как ни странно, но при такой моей «положительности» с большинством ребят в цехе у меня были хорошие или очень хорошие отношения.
Фото из личного архива автора
Итак, обед. Игра в домино. Слышен голос, пожалуй, самого азартного и громогласного игрока — экономиста Гриши. Особенно когда он кричал «Рыба!!!» и так припечатывал костяшку к столу, что бедный стол аж прогибался. Он, кстати, тоже учился без отрыва от производства. Был у нас и ещё один «пламенный игрок» — Володя. Гриша, между прочим, был его шурином, но это отдельная история, к нашей отношения не имеющая. Причём у Володи, в отличие от меня, как-то с ребятами отношения не складывались. Поэтому, несмотря на то, что играл он вполне прилично, у него вечно были проблемы с поиском партнёра. Больше всего он приятельствовал именно со мной. В день, когда всё произошло, он опять остался без партнёра и начал уговаривать меня составить ему пару. Я понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но, не до конца осознавая, насколько всё может выйти нехорошо, в конце концов сдался.
И надо же такому случиться, что именно в этот день, в самый разгар обеда, заходит к нам с извинениями начцеха Борис Яковлевич в сопровождении упомянутой технолога Ларисы и начальника линейного участка Альфреда Исааковича. Начцеха просит нас быть потише, потому что крайне срочно надо прогнать по тестам и отправить в отделение вышедший из ремонта аппарат. Лариса садится за аппарат, Альфред Исаакович диктует ей тесты. Игра возобновляется, но уже по-тихому. И, учитывая присутствие дамы, напрочь пропадает ненормативная лексика.
Тут вылетает из игры очередная пара, и садимся за стол мы с Володей. Я просто подумать никогда не мог, что способен так поддаться азарту! Сажусь и про всё вокруг забываю, кроме игры.
А игра, понятное дело, идёт неважно в силу неопытности и тех моих особенностей, о которых я писал выше. И тут от возбуждения и переживаний по поводу неидущей игры я, забыв обо всём, начинаю выдавать такие трёхэтажные обороты… Куда там Грише! Честное слово, я сам даже не подозревал, что такими владею! Ребята вокруг только посмеиваются. Осознав свою оплошность, бросаю взгляд на Ларису и Альфреда Исааковича. Они усиленно делают вид, что ничего не заметили, и продолжают работать.
Однако долго переживать некогда — игра продолжается. Снова погружаюсь в неё с головой, снова забываю обо всём вокруг. А игра, естественно, опять течёт по неблагоприятному для нас с Вовой сценарию… Новая моя тирада, была как минимум не слабее первой. Ребята подначивают: «Как-как? Мы не расслышали!» На мгновение очнувшись от азарта, прихожу в ужас от осознания, как низко я пал… Лариса уже немного розовеет, но по-прежнему стойко не подаёт вида. А игра ещё не закончена!
После третьей своей многоэтажной тирады я, не выдержав разочарования и позора, взмолился: «Да уберите же её, наконец, куда-нибудь!!!», имея в виду Ларису. Благо мы с Вовой на этом проиграли и вылетели из-за стола. Вернулся на своё рабочее место, оставшись наедине со своим позором…
Конечно, после этого руководство и женщины цеха, включая Ларису, не стали считать, что мне, как Семёну Семёновичу Горбункову в той самой комедии, «долгие годы удавалось притворяться порядочным». Но мой ореол «безупречно правильного во всех отношениях» молодого человека, несомненно, поблёк. Альфред Исаакович на следующий день в разговоре со мной, как бы подыгрывая, тоже ненормативно выразился. На пустом месте. В принципе, для него это не было чем-то экстремальным, но в разговоре со мной произошло впервые. Меня улыбнуло. Объяснил ему, что это совсем не мой «стиль жизни». А исключительно влияние азарта игры. Я и сам в себе подобных талантов даже не подозревал.
Но немного обуздывать азарт после этого случая я всё же научился. И хотя ещё какое-то время пробовал играть, подобных проколов уже не допускал. Однако результаты игры продолжали оставаться плачевными. А какими же они могли быть при столь плохой кратковременной памяти? К примеру, Гриша, играя против меня, постоянно восклицал: «Как ты только в институте учишься?!» Как-как... Молча! Ещё и ухитрился закончить, как тогда говорили, «с красным дипломом и синей мордой»… Но довольно быстро пришлось согласиться, что настольные игры — не для меня. С тех пор завязал. Что ж? Говорят, умные учатся на чужих ошибках. Но уж лучше на своих, чем повторять их вновь и вновь.