Колумнист

«Коты», «капитаны» и хитровский негр: бандитская Москва до революции

После великих реформ Александра II численность городского населения России стала резко расти. Города обрастали фабриками, заводами, а в Петербург, Москву и другие города стекались десятки тысяч рабочих. Одновременно с индустриальным бумом начался и бум преступности. Колумнист «Московских новостей» Иван Жуковский рассказал о бандах Москвы и самых злачных и криминальных местах Первопрестольной до 1917 года. 

Москва не была центром дореволюционной преступности. Хотя и в старой столице, и в Петербурге, и особенно — в Одессе и Ростове, а также в Киеве, Нижнем Новгороде и Саратове процветала подпольная криминальная жизнь. Везде была своя специфика. 

Русская дореволюционная «коза ностра» начала формироваться во второй половине XIX века. Это были уже не разрозненные банды «татей» и «лихих людей», а криминальные артели — или корпорации, если переводить в западноевропейскую терминологию. Артели бывали в легальном поле строительные, промысловые, торговые и даже, например, художественные. Основным принципом этих микрокорпораций была круговая порука и распределение полученных всеми артельщиками средств из общей кассы. Тот же принцип перекочевал и в криминальный мир.

Фото: PastVu

Было, однако, важное отличие — преступник не мог просто так выйти из криминальных кругов. Они, кстати, имели свою строгую иерархию. Единой структуры наподобие итальянской мафии у русских преступников тогда не существовало. 

Убийцы и разбойники не занимали в ней высокого места. Губить «души православные» считалось все-таки тяжким грехом, и кровопролитие такого рода не пользовалось уважением. Хотя порезать кого-то или застрелить из соображений защиты «воровской чести» было делом непременным. 

Высшее положение в преступной иерархии империи занимали воры-специалисты, к примеру «медвежатники», умевшие взламывать сейфы. До революции сейфы называли «несгораемыми шкафами», делали их в основном за границей, и нередко налетчики устраивали много шума, пытаясь подорвать бронированные дверцы динамитом или разбить кувалдой. Преуспевали они нечасто, и гораздо эффективнее было вскрытие замка отмычкой, что требовало умелых рук и было искусством сродни работе часовщика или ювелира.

Златоустовский монастырь
Фото: PastVu

Газета «Московский листок» описывала типичную неудачную попытку ограбления зимой 1907 года:

«В Златоустовский монастырь (был разрушен советской властью. — Прим. автора) забрался громила и, взломав замок, проник в келью о. иеромонаха Авеля. Громила покушался обокрасть железный несгораемый шкаф; злоумышленник разбил деревянную подставку и сломал железную ручку, но самый шкаф громиле взломать не удалось. Ему кто-то помешал, и злоумышленник, выбив в окне зимнюю и летнюю рамы, выпрыгнул через окно в сад и скрылся».

Более успешные воры осваивали разнообразные сложные отмычки и даже техническую новинку — газосварочный аппарат. 

Газета «Вестник полиции» в 1914 году сообщала, что специалисты-медвежатники приезжали «по особому ангажементу», по наводке московских воров:

«Такой гастролер при­езжает обыкновенно в день, назначенный для взлома, его должны доставить на работу, окончив которую — он уезжает с первым поездом. Все подготовительные действия и последующая ликвидация похищенного его не касается. Многие из них одеты по последней моде, останавливаются в первоклассных гостиницах и весь свой «набор» возят в дорогих английской кожи баулах».

После одной из краж, когда в Москве обнесли торговый дом купца Г., воры оставили на месте преступления набор инструментов. Их оценили в тысячу рублей! Выяснилось, что воровской инструмент изготовили по специальному заказу в Англии и отправили в Германию почтой. 

А вот в 1910 году взломщикам повезло — они обнесли ювелирный магазин Семенова. Передовица «Московских ведомостей» гласила:

«Был унесен несгораемый шкаф, с драгоценностями на сумму более 15 000 рублей. Третьего дня, на берегу реки Яузы, за Сокольниками, этот шкаф был найден уже взломанным и покрытый шалью. Последняя вещь дала повод к задержанию одной женщины».

Другая привилегированная каста бандитов — фальшивомонетчики. А вот конокрады были в самом низу бандитской пирамиды, такого рода преступление считалось «цыганщиной». К тому же воровать у городских было делом более основательным и солидным, чем красть у крестьян (к которым в большинстве своем и относились уехавшие строить карьеру в городе преступники).

У каждого из слоев подпольного «обчества» было свое название на воровском арго. Ссыльных, побывавших на каторге воров называли «жиганами», мошенников — «мазуриками». Отмечен был даже такой феномен, как протомафиозная структура, «золотая рота» с «капитаном» во главе. «Ротные» занимались вымогательством денег у других воров.

Жаргон преступников, кстати, исследовали ученые — лингвист Бодуэн де Куртенэ в 1912 году получил от заключенного бывшего студента Павла Ильина труд соответствующей тематики. В огромной империи в разных городах одни и те же явления могли означать разные слова. В Харькове профессионального бандита называли «ракло», а в Санкт-Петербурге ночлежка называлась «гоп». В европейской части России активно использовалась также феня — жаргон бродячих торговцев офеней, перенятый у них преступниками. 

Татуировка была своеобразной воровской письменностью. Были и другие характерные визуальные черты, позволявшие отличить преступника от «фраера». Московские «фартовые» любили лаковые сапоги «со скрипом» и вставной золотой зуб «фиксу».

Московская сыскная полиция
Фото: PastVu

В 1910-м полиция Москвы стала регистрировать схваченных по категориям деятельности (всего их было 30): «гастролеры», карманные воры, воровки-проститутки, простые воры, воры по передним (в квартирах и домах), воры чердачные, воры магазинные, воры-взломщики, «воры с употреблением обмана», воры-прислуги, воры железнодорожные, воры велосипедные, «коты», «хипесники», «мойщики» и многие другие.

В 1914 году газета «Голос Москвы» описывала тип карманников-гастролеров — «марвихеров»:

«В магазинах днем воруют изящные франты и франтихи с особо устроен­ными карманами в ротондах и шинелях. <...> Щегольски одетые, они совершают кражи компаниями, вы­крадывая бумажники в банках, театрах, на вокзалах, на выставках. Словом, там, где бывает большое стечение зажиточной публики».

После революции 1905 года Москва столкнулась с наплывом польских преступников — «варшавских» воров и «котов», приехавших в Первопрестольную на «гастроли». Зачастую «варшавяне» соблазняли девушек газетными объявлениями о наборе в хоры или гувернантки и потом переправляли в Европу — по сути, торговали людьми. Полиция смогла избавить город от польских бандитов, создав особую группу агентов. Новый наплыв поляков (кстати, в империи именно польские бандитские группировки были самыми многочисленными, а также прибалтийские и еврейские банды) произошел уже в годы Первой мировой войны.

Самыми злачными местами Москвы были Хитровка и Трубная.

Сейчас Хитровская площадь — полупустая, с редкими прохожими и машинами. Но всего век-полтора назад название «Хитровка» москвичи произносили с легким трепетом и брезгливостью. 

Хитровка и ее обитатели
Фото: PastVu

Быт Хитровки подробно описал Владимир Гиляровский, называвший ее московским «дном». Здесь жили нищие и калеки, воры и душегубы, беглые каторжане. В ночлежках Хитровки и подвалах окрестных домов было около 10 тыс. человек. Хитрованцы жили по собственным законам. 

В 1912 году на Хитровке даже появился негр, писала газета «Копейка»:

«Среди обитателей Хитрова рынка на этих появился новый крайне оригинальный ночлежник, еще не бывалый на памяти старожилов. Новый обитатель дна — уже немолодой негр. «Черный человек», как его прозвали на дне, пользуется симпатиями босяков. Откуда явился негр — никому не известно, говорит он по-русски очень плохо, но русскую водку пьет колоссальными количествами. Зарабатывает негр плетением различных корзиночек, рогожных мешочков и т.п., а также исполнением перед хитрованцами какого-то неимоверно бурного и дикого танца, который приводит ночлежников в неподдельный восторг».

Другой опасный и нехороший район был вокруг Трубной площади. Тогда это был не фешенебельный почти-центр, а окраина. Из трубы вытекала речка Неглинка, которая иногда разливалась, затапливая окрестности. Возле трубы городовые нередко находили убитых.

Трубная площадь
Фото: PastVu

Здесь были «Крым» и «Ад» — трактиры, в которых собирались карточные шулера, мошенники, проститутки и воры. Но захаживали сюда и обеспеченные московские горожане — просадить жалованье за картами или как следует надраться. «Крым» был набит азартными игроками и шумел, а «Ад» был местом тихим. 

Гиляровский писал:

«Глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром, сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом, где развлекался до бесчувствия преступный мир, стекавшийся из притонов Грачевки, переулков Цветного бульвара, и даже из самой «Шиповской крепости» набегали фартовые после особо удачных сухих и мокрых дел, изменяя даже своему притону — «Поляковскому трактиру» на Яузе, а хитровская «Каторга» казалась пансионом благородных девиц по сравнению с «Адом».

В подвале, с дверью ниже уровня тротуара, была широкая дверь. Из нее периодически вываливались пьяные, выбегали избитые женщины с окровавленными лицами, выходили с бутылками вина в лапах пьяные городовые. 

Была в подземельях Трубной и «Треисподняя» — место сходок воров и фальшивомонетчиков. Сюда пускали только «своих», а попасть можно было, лишь миновав вышибал и трактирщика. Коридоры под «Адом» были остатками старой водопроводной сети, благодаря катакомбам обитатели подземелий легко уходили от полицейских облав. 

«Треисподняя» была сетью узких «колидоров» и каморок — «адских кузниц» и «чертовых мельниц». Тут «иваны» (родства не помнящие) и «болдохи» играли в карты на краденое. Однако когда «Треисподнюю» облюбовали в 1860-х годах террористы, пытавшиеся убить Александра II, полиция полностью уничтожила бандитские катакомбы. Но если бомбистов смогли взять, то воры разбежались.

Уровень раскрытия убийств в Москве тогда составлял около 40%. Краж за день совершалось порядка тысячи. 

Из записей знаменитого сыщика Аркадия Кошко

«Частичные, мелкие облавы стали производиться чуть ли не ежедневно. Но вскоре же опыт показал, что средство это недостаточно; преступные элементы при приближении незначительного наряда полиции частью благополучно скрывались, а если и попадались люди, не имеющие права жительства в столицах, то, будучи отправлены на родину этапным порядком, вскоре бежали оттуда и вновь появлялись в Москве».

В годы Первой мировой войны в Москве преступность выросла еще сильнее. Всего — в три с лишним раза, а убивать стали в 11 раз чаще. Грабить — в 307(!) раз чаще, мошенничать — в 4 раза. За один лишь 1914 год полиция зафиксировала 2,5 тыс. вооруженных налетов.

Полиция не сидела без дела. Московские сыщики постоянно вводили новые методы работы — бертильонаж (сбор биометрии арестованных), создание картотеки, прочие меры. Работа московской сыскной полиции перед войной была признана на Международном съезде криминалистов лучшей в мире.

По инструкции 1910 года сыщики должны были собирать сведения...

«о притонах преступников, ночлежных домах, чайных лавках, постоя­лых и заезжих дворах, местах сбыта краденого (толкучие рынки), о содержа­телях воровских квартир и приемщиках краденого, о лицах, занимающихся сводничеством, о местах наиболее усиленного проявления преступности (как, например, публичные дома, вокзалы, театры, трактиры, гостиницы, мебли­рованные комнаты, тайные квартиры свиданий и так далее». 

Пресса любила трубить о громких преступлениях. Но зачастую такие новости оказывались «утками». Например, якобы кто-то хотел обокрасть Оружейную палату в Кремле. «Полицмейстер кремлевских дворцов полковник Дмитриев сказал, что он ничего об этом не знает. Да ни о каком ограблении не может быть речи, так как охрана кремлевских сокровищ поставлена очень хорошо. В чем состоит охрана — это секрет, который могут открыть с большим ущербом для себя те грабители, которым не дают покоя сокровища Оружейной палаты», — писала газета «Вечернее время».

Особенно бурно воры и налетчики разгуливались на праздники — Рождество, Пасху и Духов день. Магазины и лавки обычно закрывались на пару дней, чем воры и пользовались. Зачастую они удачно уходили с богатой добычей. Неудивительно, что личное оружие в Российской империи продавалось подданным, по сути, свободно — людям нужно было защищаться от бандитов.

Преступники нередко отличались особой изобретательностью и отчаянием. К примеру, в 1917 году сибирский вор Яшка Кошельков приехал в Москву. Попавшись, он сумел расстрелять конвоиров по дороге в суд — пистолет ему передали в буханке хлеба.

Яшка Кошельков
Фото: Wikipedia

Банда Кошелькова устраивала налеты на магазины и крала автомобили, которые находила у богатых горожан. После Октябрьской революции (а еще лишь Февральская революция царские полицию и спецслужбы упразднила и уничтожила) кошельковцы угнали автомобиль у лидера большевиков — Владимира Ленина. Только спустя полгода вор Яшка был убит в перестрелке.