Почему именно «В шкафу»? Это метафора, декорация или все сразу?
Выставка «В шкафу» продолжает серию моих исследовательских проектов феномена московского концептуализма. На этот раз исследование посвящено важной для отечественного концептуализма теме личного пространства — как физического, так и ментального, а также теме жилища художника и персонажа его искусства.
В начале 1970-х годов Илья Кабаков, один из лидеров направления московского концептуализма, дал старт серии альбомов, посвященных отдельным персонажам. Первым из них стал «Вшкафусидящий Примаков» — человек, который с детства пребывал в ограниченном пространстве шкафа родительской квартиры, где он рос и по-своему развивался, а потом исчез. Вырвался ли Примаков в открытый мир собственной жизни, пойдя своим путем, — вопрос остается открытым по воле самого автора альбома.
Не лишним будет вспомнить, что в 1988 году Кабаков создает свою знаменитую инсталляцию «Человек, улетевший в космос из своей комнаты», так что можно предположить, что стадии его размышления, начиная с альбомной серии до поздних пространственных работ, имеют программный характер.
Мотив тесной комнаты является определяющим для дискурса всего поколения: закрытые пространства, шкафы, сомкнутые переплеты окон, коробки и ящики — все это сдерживающие творца пережитки.
Выход в иное пространство, соответственно, — знак расставания с ними. Тема шкафа возникает и в творчестве Ильи Кабакова, и Андрея Монастырского, и Игоря Макаревича, и других авторов Московской концептуальной школы (МКШ).
В пределах выставки через упомянутые мотивы Ильи Кабакова исследуется то, как тема личных пространств и их преодоления отзывается в творчестве ряда художников, работавших в других направлениях и принадлежавших к разным поколениям. Поддерживая общую «альбомную», литературно-вербальную линию, эти произведения создают парадоксальные рифмы. Экспозиция приобретает вид тотальной инсталляции. Диалог «тональностей» музейной коллекции и альбома Кабакова переходит в архивную часть проекта — работы художников сменяются артефактами-свидетельствами: во второй части экспозиции представлены фотодокументации комнат — личных пространств художников московского концептуализма и другие архивные материалы.
Можно ли сказать, что зритель тоже становится частью этого мира? Может ли он почувствовать себя тем самым «вшкафусидящим»?
Выставка устроена так, что если следовать истории персонажа и прочитывать зашифрованные в экспозиции знаки и отсылки, то, конечно, можно почувствовать себя на месте персонажа. Но есть вариант и наблюдения со стороны. Безусловным проводником и помощником здесь могут стать знания об истории и искусстве Московской концептуальной школы: чем глубже и шире, тем лучше.
На выставке архивные материалы и произведения современного искусства существуют бок о бок. Как вы находили баланс между искусством и документом? Что для вас здесь важнее: атмосфера или точность?
В работе искусствоведа и куратора важны первоисточники, документы. Поэтому я использую архивные материалы в процессе подготовки своих проектов и стараюсь поделиться ими со зрителями. Однако современное искусство само по себе так устроено, что документация, как правило, является наиважнейшей частью произведения. Отделить одно от другого просто невозможно. Пример тому — деятельность группы «Коллективные действия».
Вспомним также, что искусство официоза освещалось в прессе, издавались специальные журналы, сборники, работал целый аппарат Союза художников по сбору материала. Неофициальное же направление не могло позволить себе пустить в никуда усилия целой группы художников. Кроме того, архивация, игры с документальной частью были своего рода «троллингом» бюрократического застойного болота позднего СССР. Это тоже надо учитывать.
В конце концов, произведения искусства просто говорят сами за себя и иногда даже больше, чем документы, но по-другому. В результате совмещения всех этих пластов формируется научно-исследовательский выставочный проект, нацеленный на образование и расширение кругозора зрителя.
Персонажи московского концептуализма часто живут своей жизнью, отдельно от художника. Как вы их воспринимаете — как литературных героев, как маски, как голос поколения?
Персонажность в московском концептуализме — это сложный многосоставной феномен. Художник как творец вообще так устроен, что ему свойственно брать на себя часть тех качеств, которыми он наделяет своего героя, своего персонажа. Вспомним Венедикта Ерофеева: где заканчивался писатель и где начинался Венечка из «Москва-Петушки», сложно определить, да и нужно ли…
Концептуализм, безусловно, больше похож на исследование со стороны, чем на самозабвение в творчестве. Здесь действует «механизм отчуждения».
Но, допустим, знаменитый «милицанер» Дмитрия Пригова настолько «оперсонажился», что художнику требовалась театральная манифестация — с фуражкой, мимикой, жестикуляцией и прочими «выходами» своего героя из собственного тела. Поэтому в случае с персонажем возможно и уместно все — он может отделяться от своего автора, находиться с ним в плотном взаимодействии, он может быть и центральным рассказчиком, и свидетелем, и наблюдателем, и объектом наблюдений. Через персонажа можно многое узнать и о поколениях, и об авторах, и о многом другом.
Как вы выбирали, какие работы войдут в проект? Была четкая тема или вы шли от ощущения?
Во-первых, было четкое понимание, какие работы надо выставить по концепции. Есть ведь собственно «ключевые» экспонаты. Во-вторых, выставочная программа предусматривает показ произведений долго «застоявшихся» в фондах и требующих своих экспозиционных «прав». А потом уже это сформированное ядро выставки подтянуло за собой и другие работы, прямо не относящиеся к кругу концептуалистов. Да, и можно сказать, они рифмовались вот таким чудесным образом — вне поколений и вне направлений, главное, не противореча общей концепции, а только ее подчеркивая.
Из коллекции Московского музея современного искусства
В выставке участвуют художники разных поколений. Были ли неожиданные переклички между «старым» и «новым» искусством? Кто с кем зазвучал особенно неожиданно?
На выставке присутствует такой элемент «тотальной инсталляции», где работы авторов помогают сконструировать историю персонажа, отсылающего к альбомам Кабакова и главным идеям Московской концептуальной школы. И необязательно, что это именно произведения концептуалистов. К примеру, работа «Лыжник» Радия Матюшина, не имевшего отношения к концептуальному кругу, ненавязчиво отсылает к одноименному термину из словаря МКШ.
Выставка говорит и о частном, и об эпохе. Насколько вам важно было удержать этот баланс — чтобы история не поглотила индивидуальный голос, и наоборот?
Так или иначе, «удержание» баланса — это одна из задач кураторской работы в принципе. Все артефакты на выставке работают в русле единого дискурса.
Шкаф — это еще и место, где что-то прячут. Есть ли в этой выставке что-то, что вы сознательно не показали?
Тема чрезвычайно обширная и вмещает в себя множество аспектов — показала столько, сколько позволило пространство.
Выставка «В шкафу» проходит в ММОМА до 29 июня 2025 года.
Адрес: Ермолаевский переулок, 17