Мир в огне

Весна не приходит одна

11 февраля 2011 года президент Египта Хосни Мубарак ушел в отставку. Этому предшествовали ожесточенные протесты по всей стране: демонстрантов разгоняли резиновыми пулями и слезоточивым газом. Протесты в Египте, прошедшие вслед за тунисскими, в итоге спровоцировали «эффект домино»: демонстрации коснулись более дюжины стран региона. События, позже названные «арабской весной», изменили и способы протеста (люди собирались через соцсети), и принципы международной дипломатии. Почему движение за свободу и демократию не привело к экономическому росту и смене режима, а только усугубило политическую ситуацию на Ближнем Востоке, и чему это научило Россию и США — разобрались «Московские новости».

Ровно 10 лет назад, 11 февраля 2011 года, 18 дней протестов в Египте увенчались успехом: президент страны Хосни Мубарак подал в отставку.

Во имя Аллаха, милостивого и милосердного… Дорогие граждане, в этих тяжелых обстоятельствах, что приходится испытывать нашей стране, президент Мухаммад Хосни Мубарак решил оставить свою должность и передал власть Высшему совету Вооруженных сил. Да направит нас Аллах.

Из заявления Омара Сулеймана, вице-президента Египта

Тогда издания писали, что его речь заняла чуть более 30 секунд — вряд ли на это могли бы обратить внимание, если бы отставке правительства Египта не предшествовало бегство президента Туниса, ввод войск в Каир и смерти как минимум 846 человек. Так начиналась цепная реакция, которая позже коснулась еще более десятка стран — ее потом назовут «арабской весной».

Революцию задумывают романтики

То, как волнения в Египте описывали позднее, выглядит романтично. Например, вот что рассказывал один из протестующих Карим Медхат Эннара корреспонденту The Guardian в февраля 2011-го:

На протяжении 18 дней нам приходилось выдерживать слезоточивый газ, резиновые пули, боеприпасы, коктейли Молотова, неприятие и страх близких и отвратительное лицемерие международного сообщества, которое делает вид, будто ему есть дело до демократии.

Карим Межхант Эннара, участник акций протеста

Даже спустя четыре года, когда власть в Египте снова сменилась, — впрочем, об этом позже, — воспоминания журналистов сопровождались романтическим трепетом. Например, британский журналист Джек Шенкер, написавший книгу по мотивам событий в республике, вспоминает о том, что даже моментальное отключение интернета по всей стране не остановило население, и люди все равно «вышли и сделали революцию».

Суждения о том, что все-таки привело к так называемой «арабской весне», разнятся: по данным исследований Arab Barometer, 64% опрошенных вышли на улицы ради улучшения экономического положения, еще 64% — ради борьбы с коррупцией, а 57% ­— ради «социальной и экономической справедливости» (каждый опрошенный мог выбрать несколько вариантов ответа). Впрочем, все это не возникло в одночасье: экономические проблемы существовали задолго до 2011-го, и митинги тоже не возникли из ниоткуда, просто раньше они проходили в меньших масштабах. Сами местные жители долго копили в себе недовольство — оно было вызвано и безработицей (в основном среди молодежи), и проблемой с продовольствием. Например, летом 2008-го, спустя несколько месяцев после массовых протестов в Египте, американский журналист Венделл Стивенсон побеседовал с жителями одного из каирских районов. Вот, что он услышал:

Эти цены! Эта коррупция!... Эта страна была насквозь коррумпированной еще при фараонах!... Самое тяжелое во всем этом — толпа. Ты злишься, люди вокруг злятся, трудно сдержать свой гнев.

Житель Каира на условиях анонимности

«Нам сказали, что делать тогда, но не сказали, что делать потом»

Впрочем, в Египте этот романтизм довольно быстро сошел на нет. Старший преподаватель школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Андрей Чупрыгин считает, что разочарование наступило, когда к власти пришел Мухаммад Мурси — член организации «Братья-мусульмане» (запрещена в РФ).

На этом романтика закончилась, и начались неприятные будни… А та пассионарная группа ребят, которая организовывала эти протесты через социальные сети, сошла со сцены. Недаром уже потом, в каких-то интервью один из них признался: «Нам сказали, что делать тогда, но не сказали, что делать потом».

Андрей Чупрыгин, старший преподаватель школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ

Чупрыгин полагает, что причины неудачи «арабской весны» заключаются в том числе в силе традиции: она довлеет над населением и мешает быстрой модернизации. Действительно, в Египте демонстрации в итоге не привели ни к кардинальной смене элит, ни к росту экономики, ни к росту свобод населения, ни к исчезновению коррупции.

Уже в 2011-м окажется, что движение не консолидировано и не готово принимать решения: во втором туре президентских выборов будут соревноваться кандидат от исламистов — Мухаммад Мурси и назначенный еще Мубараком премьер-министр — Ахмед Шафик. Спустя всего лишь два года после событий 2011-го власть сменится во второй раз: Мурси заставят уйти в отставку, а лидером страны станет министр обороны Абдул Фаттах Ас-Сиси

Протесты не улучшили и экономической ситуации: например, в Египте ВВП сократился с 7,2% в в 2008-м до 2,2% в 2012 – 2014-х. Короткий рост в следующие два года сменится падением. И если в 2019-м экономика Египта еще могла восстановиться, то коронавирусный кризис 2020-го только усугубил ситуацию. То же касается других стран: по данным ООН, рост ВВП в арабских странах сократится на 5,7%, число бедных вырастет на 14,3 миллиона человек.

KHALED ELFIQI / EPA / TASS

Другое требование протестующих — борьба с коррупцией — тоже не было выполнено. По данным Transparency International, в 2019-м индекс восприятия коррупции (CPI) в странах Ближнего Востока и Северной Африки достиг 39 баллов (где 100 – самый низкий уровень коррупции); 65% живущих в регионе считают, что уровень коррупции в 2019-м стал выше, а 19% – что он остался на том же уровне. Хуже всего показатели CPI в Сирии, Йемене и Ливии: их тоже затронули события «арабской весны».

Негативные последствия, впрочем, коснулись не только стран Ближнего Востока. Серия протестов привела к росту числа беженцев, коих с каждым годом становится все больше. Так, к концу 2019-го число лиц, вызывающих обеспокоенность (person of concern, к которым в том числе относят беженцев), превысило 18,6 миллиона человек.

В 2010-м их число не превышало $2 млн, а бюджеты Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (UNHCR) на программы помощи беженцам были примерно в три раза меньше; учитывая все программы, до событий «арабской весны» Управление тратило и в шесть раз меньше ($3 млрд в 2019-м против $500 млн в 2010-м).

x99 / ZUMAPRESS.com / Globallookpress

Что насчет смены власти, которой также требовали протестующие? Некоторые аналитики полагают, что наиболее «удачно» сложились события в Тунисе и Египте, где «революция» прошла бескровно и быстро, оба президента сложили полномочия. Обоим политикам в итоге пришлось нелегко: тунисский Зин аль-Абидин бен Али бежал в Саудовскую Аравию, где и умер в 2019-м, а Мубарак предстал перед судом за коррупцию и убийство демонстрантов (согласно материалам дела, таковых 239).

В Ливии протестующим также удалось добиться смены режима, но гораздо большей кровью: протесты обернулись разделением страны надвое, интервенцией других стран и жестоким самосудом над тогдашним лидером, полковником Муаммаром Каддафи. Толпа протестующих его буквально растерзала, когда тот пытался бежать.

Удержание власти, впрочем, не всегда означало победу над протестом: если в Бахрейне массовые протесты остановили (не без помощи саудовских военных), то гражданская война в Сирии не утихает до сих пор. По последним данным, более 5,6 млн человек были вынуждены бежать из страны за период с 2011 года, еще 6,6 млн считаются внутренне перемещенными лицами.

Сирийская обсерватория по правам человека насчитала более 387 тысяч погибших за почти 10 лет войны, из них 117 тысяч — смерти среди мирного населения, а 22 тысячи — дети.

Война в Сирии нанесла удар и по экономикам соседних стран. По данным Всемирного банка, связанные только с этим конфликтом потери Ирака, Иордании и Ливана эквивалентны 11,3 процентным пунктам совокупного ВВП по данным за 2010-й.

Спасение утопающих

«Арабскую весну» до сих пор переосмысливают как «что-то, что могло бы случиться»: если бы к власти в Египте не пришли исламисты, если бы в Йемен не ввели иностранные войска, если бы западные страны помогли Ближнему Востоку. Такое мнение, в частности, выразил лауреат Нобелевской премии мира, египетский политик Мухаммад Эль-Барадеи.

Это была возможность Ближнего Востока сделать первые шаги к модернизации, свободе и демократии, и она была упущена. Запад предпочел быть молчаливым наблюдателем, а не активным сторонником... Это не помогло «арабской весне».

Мухаммад Эль-Барадеи, лауреат Нобелевской премии мира

По словам Дмитрия Суслова, замдиректора и научного сотрудника научно-образовательного Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, Запад, напротив, решительно поддержал «арабскую весну» ­ — просто был не готов бросать на ее алтарь те же ресурсы, что США бросили на Ирак в 2003 году.

Укорить Запад в «моментальном создании злодеев», на что указывают некоторые эксперты, тоже нельзя. Суслов отмечает, что мнение относительно некоторых политических лидеров действительно изменилось резко, однако было реакцией на происходящее: до «арабской весны» отношение Европы и США к ливийскому лидеру Муаммару Каддафи, к сирийскому президенту Башару Асаду и египетскому Хосни Мубараку было вполне положительным.

Cai Yang / Xinhua / Globallookpress

«В условиях начавшегося восстания отношение моментально изменилось: и европейцы, и американцы восприняли «весну» как новую волну демократизации, как нечто подобное начавшемуся в странах Восточной Европы в 1989-м. В этих условиях поддерживать авторитарных лидеров было недопустимо ни с идеологической точки зрения, ни с ценностной, ни даже с прагматической», — заключил эксперт.

Восток — дело тонкое

По мнению Суслова, изначально «арабская весна» заставила США повысить вовлеченность в дела Ближнего Востока, что противоречило целям Обамы во внешней политике: он сам начинал с политики «disengagement» ­ — вывода войск из Ирака и Афганистана и переориентации на отношения со странами Тихоокеанского региона и сдерживание Китая. В итоге первая война, инициированная Обамой, случилась именно в Ливии, а сам он позже признался, что это было его худшим решением во внешней политике.

Неспособность Соединенных Штатов решить задачи, которые они перед собой поставили после «арабской весны», а точнее, их провал, очень серьезно ударил по позициям Вашингтона на Ближнем Востоке.

Дмитрий Суслов, замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ

Суслов добавил, что желание добиться демократизации региона при этом было искренним. Искренним было и мнение Запада относительно ввода войск России в Сирию в 2015-м: в Европе и США были уверены, что Москва уберется оттуда с позором, поскольку протесты — это общенародное восстание против Асада. Впрочем, они оказались неправы.

Michael Reynolds / PA Photos / TASS

Провалы Штатов в итоге отринули от них ближневосточных партнеров, которые усомнились в благонадежности Вашингтона: Суслов напомнил, что из-за действий США в Сирии от них «отвернулась» Турция. В результате возник вакуум, которым и воспользовались противники — в частности, Россия.

Удачным, например, оказалось и решение Москвы выступить на стороне войск Башара Асада в Сирии, да и ряд других решений оказались эффективнее некоторых действий Запада. Причиной тому Андрей Чупрыгин, в частности, считает историческую связь России с ближневосточным регионом.

Между Москвой и Ближним Востоком и исторически, и политически, и экономически, и тем более с точки зрения обеспечения безопасности всегда были сильные переплетения интересов… СССР был вторым гарантом безопасности в регионе наравне с США, и объективно Россия вышла из этой роли в 90-е годы. Но, если каких-то неожиданностей не произойдет, она на эту позицию еще вернется.

Андрей Чупрыгин, старший преподаватель школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ

Впрочем, нельзя назвать «арабскую весну» триггером возвращения на Ближний Восток: таковым скорее стало введение американских войск в Ирак в 2003-м. События 2011-го могли с равным успехом и отбросить Москву в сближении с ближневосточными партнерами — что в какой-то момент произошло с Вашингтоном. Одновременно с этим преимущество, которое Россия обеспечила в результате протестов, не должно ослеплять: предсказать «арабскую весну 2.0» невозможно, как и выработать единую стратегию действий. Наверное, именно это и стоит назвать главным итогом протестов: и России, и Западу необходимо быстро реагировать и на события, и на последствия своих реакций.

А что насчет, собственно, тех, кто пережил «весну»? Одним из ярких примеров того, к чему она в итоге привела, можно считать Египет.

В Египте не началось экономическое развитие, там не началась работа с молодежью… Протесты 2011-го не привели ни к чему, кроме смены одного персонажа другим. Страна вернулась в ту же систему координат, что была и при Мубараке.

Андрей Чупрыгин, старший преподаватель школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ

На волне протестов 2011-го к власти пришли вовсе не те, кого хотели бы видеть выходившие за демократизацию протестующие. Вместо модернизации они наблюдали судебные процессы над журналистами, гонения на коптов (этноконфессиональная группа египтян, исповедующих христианство) и, в общем, возвращение к тому, против чего боролась площадь Тахрир (Свободы) в Каире. Можно сказать, что уроки «арабской весны» пока еще не совсем усвоены — правда, тогда придется ответить, каковы они, и кому их, собственно, нужно усваивать.