Киберпанк

Прощаясь с МКС

С 14 по 18 июня в Петербурге проходит Глобальная конференция по исследованию космоса GLEX, на которой среди прочего обсуждают перспективы пилотируемых полетов и будущее Международной космической станции (МКС). В апреле вице-премьер Юрий Борисов сообщил, что Россия откажется от использования МКС после 2024 года и займется созданием транспортно-энергетического комплекса с ядерной энергодвигательной установкой для полетов в дальний космос. 

О появлении российской орбитальной служебной станции (РОСС) говорил недавно и глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин, подтвердив, что срок эксплуатации МКС — «максимум до 2030 года». Насколько и чем важен для России новый дом на орбите, «Московским новостям» рассказали летчик-космонавт, Герой России Федор Юрчихин и бывший глава пресс-службы «Роскосмоса» Сергей Горбунов.

Фото: Mission of Russia EU / Globallookpress

«МН»: Верится с трудом, что МКС в скором времени не будет.

Сергей Горбунов: О необходимости создания новой станции говорили уже давно. Но вопрос ее создания вторичен, первичен другой: зачем эта станция создается? На какой срок она рассчитана и для каких целей? Какие научные эксперименты на ней будут проводиться? Последнее крайне важно, ведь космос — враждебная человеку среда, а станция — это единственная возможность научиться в нем существовать. 

Сергей Горбунов. Фото из личных архивов

Вторая важная задача — научные эксперименты для получения новых материалов и технологий. А что сейчас? Экипажи на МКС меняются, но за свою «вахту» больше занимаются техническими вопросами обслуживания станции, чем проведением научных экспериментов. 

На «Мире» космонавты принимали душ, а на МКС обтираются салфетками. Это совершенствование технологий? По мне, так деградация. 

Мы новую станцию планируем только ради того, чтобы была? Слишком дорогое удовольствие ради такой цели. Лично я пока внятного объяснения, что мы намерены получить от новой станции, не услышал. 

От МКС, надо признать, мы получили существенно меньше американцев. Но что сделано, то сделано. Важно не повторять ошибок. А для этого, прежде чем строить, надо все грамотно распланировать.

Экипаж Союз ТМА-19. Федор Юрчихин и Шеннон Уокер (справа).
Фото из личных архивов

Федор Юрчихин: «Дом» на орбите — шаг в правильном направлении. Убежден, что будущее российского космоса во многом зависит от того, какой будет новая российская орбитальная станция. 

Я против того, чтобы новую станцию строили только с использованием имеющихся технологий — для уменьшения затрат и быстроты изготовления. Это путь в никуда, так как нынешним технологиям более 25 лет, и еще через 20 лет они безнадежно устареют. Нужно создавать новое, с учетом опыта МКС. Как нашего, так и партнеров. 

Космос всегда был локомотивом новых технологий. Соглашусь, что на создание станции на новых принципах и технологиях уйдет не менее десятка лет — столько нужно, чтобы в отрасль пришла молодежь, которая не только креативна и энергична, но и окажется способной реализовать свои предложения и отвечать за последствия. 

«МН»: Но почему бы не использовать имеющийся, скажем, российский сегмент на МКС, а потом к нему пристыковывать новые элементы?

Федор Юрчихин: Первое. Если использовать имеющиеся и будущие модули российского сегмента, мы останемся на орбите МКС и забудем о высокоширотной. А между тем Дмитрий Рогозин заявил, что для новой станции предлагается интересная орбита 97–98°. 

Такие широты, конечно, нечто новое: в СССР тему орбит обстоятельно обсуждали и планировали разместить станцию «МИР» на 63–65°. Но страна в те годы тянула одновременно два гигантских проекта — «Буран» и «Мир», денег и рук не хватало. Возможно, поэтому «Мир» и перевели на орбиту пониже (51,6°), сохранив для орбитальной станции старую инфраструктуру. 

Проблема в том, что орбита в 51,6° позволяет наблюдать только 7–10% территории нашей страны. А вот с 65° видны уже и северные широты. Предлагая вариант 65°+, я имею ввиду орбиты выше этой отметки: 74°, 78° и далее. Какие именно — пусть решают специалисты. 

Выход в открытый космос в американском скафандре 23 июля 2007 года.
Фото из личных архивов.

Орбиты 65°+ позволят задействовать уже три космодрома — Байконур, Плесецк и Восточный, а с самих орбит наблюдать Севморпуть, газопроводы и нефтепроводы, северные города. Одно только использование Плесецка позволит теперь уже Маску сетовать, что мы сотрудничаем с Минобороны (до этого «Роскосмос» пенял NASA на их контакты с Пентагоном). 

Второе. Все меньше времени остается до наступления 2024 года — окончания срока эксплуатации МКС, утвержденного всеми партнерами аж в 2015 году. Реального интереса к продлению проекта никто из них не выказал, хотя переговоры вроде бы идут, и американцы обозначают свой интерес. 

Эксплуатация российского сегмента МКС с каждым годом дороже и дороже. Появляются все новые проблемы, одна из которых — трещины в корпусе служебного модуля. В октябре прошлого года обещали решить эту проблему «через пару дней», но пока не решили.

Работа с биотехнологической аппаратурой «Главбокс».
Фото из личных архивов

Сергей Горбунов: Окончательно трещины и не заделать. Они все равно будут появляться и расширяться: станция «гуляет». Их можно только заварить, что сейчас в космосе сделать невозможно. Кстати, гарантийный срок российского сегмента МКС закончился 6 лет назад. 

Федор Юрчихин: Я видел много заявлений, где говорилось об опасности трещин по части утечки кислорода. Но мы научились получать кислород на борту, а вот по-настоящему невосполнимой потерей может стать уменьшение процента азота в станционной атмосфере. 

Азот на МКС не производит никто — ни мы, ни партнеры: его завозят с Земли или забирают с системы дозаправки грузовых кораблей. Напомню: азота в земной атмосфере 78%. При штатной эксплуатации потери атмосферы станции связаны тоже с нашим сегментом — во время выхода в открытый космос. Американцы при данной операции практически все откачивают обратно. 

Фото: Roscosmos / Globallookpress

В общем, как бы ни хотелось сэкономить, но от использования МКС рано или поздно все же придется отказаться. В противном случае потратим куда больше средств и сил, а нужного результата не получим, и в конце концов все же утопим станцию, как некогда «Мир». Так что вывод очевиден — надо строить новое. 

«МН»: Насколько новое?

Федор Юрчихин: Требуется использовать новые материалы, как металлы, так и композитные, при разработке и построении модулей. Хорошо бы проанализировать американский опыт (у них сейчас нет трещин), узнать, что нового могут предложить наши металлурги. 

Требуются новейшие системы жизнеобеспечения: сегодня мы «выбрасываем» за борт СО2 и Н2, а США — только метан (СН4). При появлении двигателей ориентации, работающих на метане, у американцев появится полный замкнутый цикл. 

Они, кстати, совершенствуют свою систему жизнеобеспечения с 2009 года. А мы? Переходные люки между модулями должны быть единой конструкции, солнечные батареи — повышенной мощности, нужны специализированные модули. Необходимо создавать станцию замкнутого типа. В противном случае придется организовывать доставку воды и материалов и на Луну! 

Во время выхода в открытый космос 23 июля 2007 года. Фото: Федор Юрчихин

«МН»: Что американцы получили от сотрудничества с Россией по МКС?

Федор Юрчихин: На момент начала проекта МКС только Россия обладала технологиями систем жизнеобеспечения для длительных полетов. Сегодня США обеспечивают себя сами, и не важно, копия это или разработка, — важен результат. 

Системы жизнеобеспечения NASA — практически замкнутого цикла. Мы же не спешим реализовать даже собственные разработки: система регенерации воды из урины существовала еще на станции «Мир», а на МКС она появилась не сразу, а спустя несколько лет после начала эксплуатации нашего сегмента. 

Спутниками-ретрансляторами (система связи) мы тоже обзавелись недавно, а до этого использовали американскую аппаратуру. 

На «МИР» у нас были гиродины, на МКС у американцев их четыре, у нас — ноль. Солнечных батарей в нашем сегменте на МКС две штуки (на «Мире» только на базовом блоке было три), но им уже больше 20 лет и они требуют замены. У NASA батарей гораздо больше и четыре из них в этом году заменят, что позволит нарастить энергопотребление. Мы же, напротив, сокращаем. 

Американцы планируют конструкцию своего сегмента, как в конструкторе «Лего»: универсальные порты-«розетки», куда можно воткнуть «вилку»-стойку любой функциональности. В нашем сегменте этого нет. На Dream Chaser (корабль Sierra Nevada Corporation) — термоплитки нового поколения на силиконовой основе. А китайцы и вовсе печатают на 3D-принтере элементы системы терморегулирования из титана. 

Это СССР когда-то изучал возможность использования метана, получаемого на орбите, в двигателях системы ориентации, но к реализации идеи сегодня близки американцы.  

Российская орбитальная станция «Мир». Фото: ИТАР-ТАСС

«МН»: Зато у России есть целый отряд космонавтов.

Федор Юрчихин: Людьми у нас дорожат мало. Есть две проблемы: возможность реализации себя как профессионала и зарплата. Со вторым повезло: в апреле оклады космонавтам правительство повысило, но механизма индексации с поправкой на инфляцию так и не ввели. Пройдет какое-то время, и все по-новому — опять походы к руководству страны?

Сергей Горбунов: При этом разрыв в оплате труда между чиновниками «Роскосмоса» и всеми остальными работниками отрасли остался. И существенный: последние получают по 60–80 тысяч рублей в месяц, а чиновники — от 100 тысяч в месяц и выше, про топ-менеджеров и говорить не приходится. В 2015 году аппарат «Роскосмоса» был ограничен 450 персонами, а сегодня их уже более 600.

Федор Юрчихин: Но главная проблема — профреализация. Сегодня космонавты ждут первого полета дольше, чем четверть века назад. И после назначения и тренировок не факт, что их не снимут с экипажа во имя реализации некоей идеи. 

Морские тренировки в Севастополе. Слева Михаил Корниенко, в центре Максим Сураев, справа Федор Юрчихин. Фото из личных архивов.

Конечно, идея важна. Но идея идее рознь. Люди приходили в отрасль 50 лет назад ради реализации идеи полета человека в космос. И в основе советских космических побед лежат не заводы или конструкторские бюро, а молодые спецы из поколения детей войны: жадные до работы, обученные и талантливые. И мне обидно, что сегодня пытаются затереть их память. 

«МН»: Вы о чем?

Федор Юрчихин: Я об исчезновении со многих официальных постеров, фото и даже с юбилейного знака «Поехали!» букв «СССР» на гермошлеме Юрия Гагарина. Лично у меня ощущение, что плюнули в мое детство, молодость, в мою профессию. 

Юрий Гагарин перед полетом в космос / Кадр из фильма «Первый рейс к звездам»
Фото: Фотохроника ТАСС

Сергей Горбунов: Работники космической отрасли и военные — две касты, которые весьма трепетно относятся к такому понятию, как уважение и честь. Но в реальности о каком уважении может идти речь, если столько лет тренировавшиеся для полета люди оказались отстранены ради сомнительной выгоды от будущего проката киноленты со съемками на МКС? Чиновники твердят, что им «сверху видно все», и тут ничего личного, только бизнес.

Федор Юрчихин: Сергей имеет ввиду проект «Вызов». Под него в срочном порядке перекроили программу российского сегмента МКС за счет сокращения основного экипажа станции. Позволивший себе профессиональную критику проекта Сергей Крикалев был 9 июня «разжалован» с должности исполнительного директора «Роскосмоса» в советники. Лично у меня «Вызов» тоже вызывает вопросы.

Режиссер Клим Шипенко и актриса Юлия Пересильд на тренажере корабля «Союз» в Центре подготовки космонавтов им. Ю. А. Гагарина 
Фото: Михаил Джапаридзе / ТАСС

«МН»: Какие?

Федор Юрчихин: Программа экспедиций формируется задолго до старта. В этом году планируется интеграция в российский сегмент многострадального модуля «Наука». Когда мы пошли на сокращение экипажа нашего сегмента с трех человек до двух, руководство обещало, что к старту МЛМ на борту будет три профессионала. 

Столько нужно для интеграции МЛМ и проведения экспериментов. Двоих маловато: до сих пор вытягивали научную программу только за счет работы в выходные. Но троих космонавтов и на сей раз на МКС не окажется: из-за двухнедельных киносъемок. Может, интеграция МЛМ к МКС не такая сложная задача? Мой опыт говорит об обратном. 

А может, научная составляющая эксперимента «Вызов» такова, что можно смело пожертвовать ради нее другими исследованиями на целый год? 

Кстати, до сих пор в левом кресле «Союза» летали только профессионалы. В 2007 году при возвращении с орбиты произошла нештатная ситуация, мы перешли на резервный вариант спуска, баллистический. Некоторые из «нештаток», с которыми мы столкнулись, не были описаны ни в одной бортдокументации. У меня есть заключение комиссии, где сказано о профессиональных действиях экипажа в той ситуации. Смогут ли так непрофессионалы? 

Решение принято, и инструктора ЦПК сделают все, чтобы подготовить экипаж. Но, уверен, профессионала за 4 месяца не подготовить.

Фото: Михаил Джапаридзе / ТАСС

Сергей Горбунов: Юрчихин знает, о чем говорит: он уже раз оказывался в ситуации, когда при спуске с орбиты аппарат входил в баллистический режим. А это перегрузка до 9–10 G. Тут и профессионалу нелегко, а что с неофитами будет — вообще непонятно. Спрогнозировать развитие событий и как из него будут выкручиваться невозможно. Осталось только ждать и надеяться на то, что пронесет.

Федор Юрчихин: Чего ждут от будущего фильма? Доходов? Сравните бюджеты и сборы картин про героев космоса, таких как «Гагарин. Первый в космосе», «Время первых», «Салют-7», — и, скажем, «Холоп». Зрителю сегодня интереснее смотреть про то, что «мажоры тоже люди». 

«Космические саги» тоже привлекают внимание, вспомним «Звездные войны» или «Гравитацию». Но в обоих случаях спецэффекты делали на Земле и не тратили миллиарды на полет съемочной группы. Это же бизнес! А кто в случае с «Вызовом» будет платить? Бюджет? 

Я слышал такое сравнение: мол, не все ли равно, полет туристов или актеров? Отвечу: не все равно. Туристы, как, например, сейчас японцы по договору со Space Adventures, увеличивают, а не сокращают космический бюджет, оплачивая все расходы сами, из-за них не перечеркивают график исследований и полетов профессионалов. И договор с туристами заключается заранее.

Съемки фильма «Гравитация»
Фото: КиноПоиск

Сергей Горбунов: Мне кажется, что «долгострой» под названием «Наука» не покинет Землю, несмотря ни на какие громкие заявления. Или же его постигнет участь «Фобос-Грунта»: слишком много неисправностей выявили при его создании и продолжают обнаруживать все новые. Но без «Науки» нет науки! Между тем NASA отправляет на МКС светящихся кальмаров и микроскопических беспозвоночных тихоходок, чтобы исследовать реакцию микробов на микрогравитацию.

Федор Юрчихин: Наука на станции — это то, ради чего станция и создавалась. NASA ведь увеличило состав экипажа на своем сегменте до четырех-пяти астронавтов не просто так, а ради проведения научных экспериментов. Станция дает шанс для получения бесценного опыта. Недаром США также решили строить свою станцию, а Китай уже приступил к реализации аналогичного проекта. 

Астронавт Марк Ванде Хай работает над экспериментом, который, возможно, даст представление о новых методах лечения заболеваний на Земле
Фото: NASA / Keystone Press Agency / Globallookpress

А что с российской наукой в космосе? Крайне мало экспериментов с растениями: я ни разу ими не занимался на МКС, только наблюдал за тем, как это делают американцы. 

Кстати, на «Мире» было и пять урожаев ржи в космосе, первое дерево, японские перепела, родившиеся на орбите. Первыми Луну облетели черепашки со Средней Азии, а еще мухи-дрозофилы, черви... 

Сравните количество спектрометров на «Мире» и то, что мы имеем сегодня на нашем сегменте на МКС. Я не говорю, что мы ничего не делаем: есть эксперименты «Плазменный кристалл», «Кулоновский кристалл», «Тест»... Последний — недорогой, но привел к уникальным открытиям: обнаружение колонии живых микроорганизмов на внешней обшивке МКС, изучение веществ с комет и так далее. 

Космонавт Олег Кононенко в процессе эксперимента «Плазменный кристалл» 
Фото: Олег Кононенко / «Роскосмос»

Но, справедливости ради, прорывных исследований на «Мире» было на порядок больше. Достаточно вспомнить работы по изучению деятельности человеческого организма в условиях невесомости. Они уже востребованы в ходе подготовки первого пилотируемого полета на Марс. Лично я убежден, что его организаторы слишком торопятся с ним, но это их право. Думаю не о них, а о нас. Неужели все наши достижения в прошлом?

Проблема в том, что махнуть на отрасль рукой, как это было проделано в отношении многих других достижений советских времен, без последствий не получится. Хотя бы потому, что человечество, шагнув однажды в космос, назад не вернется. Это значит, что без строительства новой креативной и высокотехнологичной отрасли мы станем пешеходами, бредущими вдоль обочины истории, рассчитывая, что кто-то нас подбросит в светлое завтра. Не хочется жить по принципу — «зачем смотреть в будущее, если все достижения в прошлом».