Большая деревня

8 фактов о жизни в Москве

Если московский парк, то…

• Нескучный сад.

Если время года в Москве, то…

• Весна. Обожаю весну в Москве. Случаются какие-то катаклизмы в виде снега в мае, но это ничего. Снег и снег. Главное, что уже можно в кроссовках ходить с короткими носками.

Если музей, то…

• Пушкинский. Ему столько лет, а он все еще супермодный и современный. И Зоологический музей. Это музей детства: иногда пугает, но он очаровательный.

Если московский образ, то…

• Пальто, какие-нибудь брюки, кеды и шарф большой. 

Если способ передвижения, то…

• Очень люблю метро. Много проводила там времени, когда училась: садилась на Кольцо и делала наброски с людей. Оно, правда, энергию высасывает. Сейчас — это такси. 

Если завтрак в Москве, то…

• Мне нравится Dizengof99.

Если музыка Москвы, то…

• Cream Soda какая-нибудь. Такая легкая, летняя очень музыка. Ну да, песни «Плачу на техно» и «Никаких больше вечеринок» — для меня очень московские песни.

Если московский узор, то...

• Это плитка. Она каждый сезон вздымается, я об нее спотыкаюсь.

— Если бы Москва была человеком, то каким? 

Стервозной теткой, которая знает, чего хочет, и все у нее ловко так получается. Умеет делать несколько дел разом, и все у нее хорошо — и на маникюре, и на педикюре.

— Ты можешь описать свои отношения с Москвой? 

Я родилась в Москве. Выросла в Измайлово. Был период, когда Москва мне очень не нравилась. Мы с мужем даже думали переехать в Питер: там красиво, музеи и вообще чувствуешь себя по-другому, ритм не такой бешеный, люди вокруг поспокойней. Потом я поняла, что уже привыкла к московской жизни и не могу без нее. Когда выхожу из дома, мне очень важно чувствовать присутствие спешащих куда-то людей и именно такого активно живущего города. 

Сейчас я часто думаю о доме за городом (такой избушке на курьих ножках), чтобы все было сделано моими руками. Но, кажется, я долго там не выдержу. Это «вариант выходного дня»: место, куда можно иногда приезжать, но при первой необходимости — вернуться в город.

— Избушка на курьих ножках вспомнилась неспроста? Сегодня сшитый тобой венец надевает на съемку Манижа, а Swarovski использует для своей кампании портрет Анны Павловой твоего авторства. Как началось твое увлечение именно русским народным костюмом и женскими образами?

В какой-то момент я поняла, что мне очень интересны разные культуры и то, как живут люди день за днем — современная антропология своего рода. После поездки в Африку меня долго не отпускали местные женские образы. Я сделала там очень много набросков и фотографий, а потом — уже вернувшись — полноценные работы. Но времени на большое антропологическое исследование не хватило. Эмоции постепенно утихли, а интерес к народной культуре остался. 

Много думала о том, что живу в России, но почти ничего о ней не знаю. Плюс меня всегда интересовал орнамент, а в русской культуре он очень важен. Вышивки на полотенцах, на одежде, на обрядовых вещах — очевидно, что они что-то значит, что мы уже не считываем. Никто из моих знакомых не мог разгадать эту загадку. Городские бабушки — тоже. Тогда я начала искать ответы в литературе, ну и в общем-то понеслось.

В Великом Новгороде мы зашли в церквушку, которую переделали под маленький музейчик с крестьянской утварью и костюмами. Там было много поясов. Раньше пояс был очень важным элементом одежды, на нем часто писали какие-то послания, пожелания. Жена могла пожелать мужу здоровья, например. Как правило, крестьяне писали слова так, как они слышатся, — мило и забавно. Если быть точным, то они слова не писали, а ткали — это сложная техника. 

— Похожую технику ты использовала для проекта «МОКОШЬ», когда вышивала на лентах просьбы современных девушек к славянской языческой богине. Как ты объясняешь широкий интерес к такому фольклорному, в общем-то, проекту?

Проект «Мокошь» — это моя дипломная работа, которая началась с исследования орнамента. В русском традиционном орнаменте, который использовался на подолах рубах и полотенцах, много женских фигур. В том числе фигура богини Мокоши. Стало интересно, кто она такая: ведь в нашей культуре не так много божеств женского пола. Пока искала информацию, узнала, что Мокошь отвечала за плодородие, урожай, женщин и женские дела. В одной из книг прочла о красивом обряде, который совершался в честь этой богини: ранней весной девушки ткали и вышивали обрядовые полотенца, шли в лес и вешали эти полотенца на голые ветви, поднося их Мокоши. Таким образом они просили благополучия и делились своими переживаниями с богиней. 

Именно из этого обряда вышла вся история с лентами: мне захотелось узнать, о чем бы современные девушки попросили заступницу Мокошь, если бы в нее верили. Я много общалась на эту тему: расспрашивала девушек и женщин об их переживаниях и все записывала. 

Потом выложила услышанные фразы онлайн и попросила знакомых девушек выбрать самые актуальные. Голосование было анонимным. А поскольку всё онлайн, сразу видишь результат и понимаешь, что волнует женщин сейчас. Мне написали около 700–800 девушек и женщин. Я не ожидала такого отклика — что это кого-то тоже может взбудоражить, как и меня. В день выставки каждую минуту писали люди, благодарили за то, что я об этом говорю. Я сидела и ревела. Вот этот день стоил полугода работы.

— Получается, ты дала голос сообществу? Возможность озвучить болевые моменты?

В традиционной русской культуре много всяких обрядов и ритуалов, связанных с передачей своих чувств и эмоций. Люди проговаривали переживания в песнях или, например, в причитаниях. Самый яркий пример — похороны. Я сужу по своему опыту, но у нас в городах на похоронах нужно стараться вести себя сдержанно: не реветь и как-то максимально держаться, насколько ты это можешь. В деревне другая история — там до сих пор есть традиция плакальщиц. Специально на похороны приглашали вопленицу — женщину, которая должна была проговорить и даже «проплакать» все горе семьи от лиц родственников и от лица покойного. Никто не сдерживался. Причитать вообще умела любая деревенская девушка, потому что она должна была делать это на своей свадьбе. Важный навык, который позволял переживать страшные минуты. Сегодня мы его утратили, по максимуму все держим в себе и ходим к психотерапевтам.

У нас, конечно, страна с обрубленными корнями. Мне не хватает связи с родом. Чтобы — «меня бабушка научила вязать, вышивать, пирожки печь...» Хочется чувствовать историю и силу за собой. Но в России многие не знают своих родственников дальше прабабушек или даже бабушек из-за репрессий, поэтому нам тяжело это восполнить. Хочется какие-то свои маленькие осовремененные традиции создавать, подходящие под сегодняшний образ жизни, и передавать их — делиться с семьей, с друзьями, с родственниками. 

— Есть ли у тебя любимое место в Москве? Где тебе нравится бывать и куда хочется возвращаться? 

Я очень люблю Бульварное кольцо и всякие переулки, закуточки. Еще нравится заходить в конструктивистские кварталы 1920–1930-х. А вообще я же родилась и росла в Измайлово. Там много желтых домов, которые строили пленные немцы после войны. Старое Измайлово не многоэтажное, оно очень милое и уютное, и я люблю туда возвращаться. Особенно весной. 

— Есть ли у тебя любимая московская эпоха, в которой ты хотела бы оказаться? Посмотреть, как там?

Я хотела бы в древнюю Москву. Хочется посмотреть и на Белый кремль, на малоэтажную застройку, на повозки с лошадьми, вывески эти чудесные. Я вообще такая — с уклоном в старину, поэтому мне всегда хочется туда. 

— Кто, по-твоему, самый главный московский герой?

Сразу на ум приходит Маяковский. Очень ассоциируется он с героем — высокий, в плаще. Все эти плакаты, слоганы, станция метро «Маяковская» опять же очень московская.

— Ты скучаешь по чему-то московскому в путешествиях? 

Я очень всегда хочу домой. Когда возвращаюсь, всегда тепло и радостно на душе. Из московского не хватает сервиса обычно — круглосуточных доставок, магазинов, аптек. Приезжаешь в Европу: у тебя что-то заболело, и ты сидишь и ждешь до утра — когда аптека откроется. Наши доставка, парковка, ИТ-инфраструктура — это очень здорово и выделяет Москву на фоне других больших городов. 

— Есть в Москве что-то неприятное лично тебе?

Спальные районы, конечно же. Любой. Они все на одно лицо, особенно зимой. От их вида просто можно повеситься. Панельки, из которых подтекает вода, и вот это серое небо. Мне кажется, Хаски жизнь в спальном районе описал очень точно: серость, грязь, высоченные дома и мы — в этих муравейниках живем и ненавидим друг друга.

— Надо переехать в центр, чтобы почувствовать прелесть Москвы?

Нет. Просто перестать строить муравейники. Я понимаю, что нужно решить жилищный вопрос и расселить больше людей, но почему эти кварталы нельзя сделать классными и приятными для людей? Почему нельзя сделать какую-то инфраструктуру, помимо магазинов, детского сада, площадки? Например, общую зону для отдыха, разрешить пользоваться крышами. 

Почему нельзя сделать дома 10-этажными, а не 18-этажными? Визуально это вполне возможно обыграть так, чтобы людям хотелось там жить, проводить время. Как жилые районы строят в Швеции, в Нидерландах? Простой, но красивый дизайн, все очень функционально, удобно и красиво. Вот и все рецепты.

— Если бы ты решила создать московский пейзаж, какое бы ты выбрала место для него?

Мне очень нравится московский контраст. Пейзаж был бы составлен из трех или четырех частей: остатки дореволюционной Москвы, двух-трехэтажные дома в стиле модерн, сталинская архитектура и всякие современные штуки вроде Москвы-Сити. Но по краям бы еще вылезала лужковская архитектура. Она ужасная, и она — везде! Эклектика — это идентичность Москвы. Она и прикольна тем, что она такая разная и непонятная.