Нынешнее моровое поветрие всех сильно напрягает; люди обходят друг друга стороной, надевают маски перед входом в магазин (выглядит это как подготовка банды к грабежу банка), опрыскивают себя, друзей и прохожих разными спреями и непрестанно цитируют самые известные строки про чуму. Холера при Пушкине, тиф при Булгакове, ужасный трек Потапа и Насти — у взрослого человека всплывает в голове множество высоких ассоциаций.
Мои ученики же от этого полностью свободны. Разум их свободен от множества ненужных цитат и любой ответственности. Дети до 13 лет живут так, как будто в мире ничего не происходит. Дети с 13 лет же наслаждаются каждым моментом эпидемии.
Во-первых, это просто круто. Играешь ли в шутер, тайком ли сбегаешь из дома на свидание, читаешь ли книгу, попивая чай — все это внезапно становится гораздо чище, выше, интереснее, если добавить к этому «во время самой массовой эпидемии века».
В жизни появляется место подвигу.
Во-вторых, послабление дисциплины. Большинство моих учеников теперь школу не посещают, занимаясь дистанционно. То есть обычный мой ученик встает в 10 утра, причесывается и садится за компьютер, смотреть на такого же заспанного учителя. Каждая неделя карантина немного раздвигает границы; например, дети начинают вставать в 10:30 и не причесываются, потому что можно соврать, будто барахлит камера.
В-третьих, паника взрослых очень забавляет детей. Если раньше для того, чтобы увидеть дрожащие губы матери, надо было выдумывать сценарии («А я вот возьму и на войну поеду!»), то теперь достаточно собраться на улицу. Родители сразу же достают графики заражения и объясняют, как же сильно ребенок разбивает им сердце. Ребенок решает, что его все-таки ценят, и уходит в комнату. До следующей проверки родительской любви.
В глазах учеников мир становится все более светлым местом. Школы закрываются, сидение перед компьютером становится обязанностью (что, конечно, здорово портит удовольствие), учителя спрашивают совета в настройке камеры, а пустые улицы за окном украшены новогодними гирляндами и огнями.
Дети наполнены ощущением праздника, который все никак не кончается, не кончается и, может, никогда не кончится.
В этом мире все общение теперь происходит по трубам. В мобильном телефоне бабушка, а на экране компьютера — учитель. Он (в данном случае — я) появляется практически по требованию, учит английскому, а затем милосердно исчезает. У многих детей по два, по три, по четыре репетитора; все они по очереди лезут из труб, предлагая перлы знаний — а ребенок сидит и перебирает их. Учитель из трубы становится все менее важной фигурой. В конце концов, Siri ищет информацию быстрее и смешнее реагирует на попытку выругаться.
Мои младшие ученики по утрам сидят встрепанные, расслабленные и очень довольные. Слушают они меня благосклонно, но я чувствую и слышу от коллег, как копятся маленькие бытовые детали. Иногда ребенок забывает, что чему-то учится, и уходит от экрана. Некоторые отворачивают камеру и засыпают — но это младшеклассники. Старшеклассники же камеру просто отключают, уверенные в том, что учителя ни о чем не догадаются.
Думаю, совсем скоро камеру будут отключать и учителя.
Дни детей становятся дольше, но они все менее заняты чем-то. Не поймите меня превратно, ученики заняты множеством вещей, но ни одна из них не связана с обучением. Дети ищут новые хобби, ищут новые занятия — ищут хоть что-нибудь, чтобы развеять подступающую скуку. А скука ведь уже здесь.
Когда такой монолит детской жизни, как школа, просто исчезает почти без следа, любой школьник радуется первый месяц. Может быть, даже три месяца. Но потом оказывается, что школа существует еще и для социализации. Детей заперли со сверстниками, они начали общаться, ссориться, дружить… И тут все отключили. Друзья где-то там, за экраном, с ними можно разве что играть в онлайне да писать им эсэмэски, пока учитель вещает из трубы.
И внезапно оказывается, что дни безделья скучны, серы и даже не думают заканчиваться.
Совсем скоро Новый год, праздник (в этом году очень семейный), бой курантов… А затем длинные январские выходные, период, когда никто ничего не делает. Встреч нет, учебы нет — лишь безделье, развлечения и приятное ощущение постпраздника. Оно длится и длится, и к концу январских выходных уже почти невыносимо смотреть на пустые улицы, на домашних, на экран компьютера…
Январь начался полгода назад. Кто знает, сколько он продлится? Никаких особенных надежд на скорое исправление ситуации нет. Напротив, все рассуждают о том, что это новая реальность и что мы больше не ходим в офис и школу. Скоро, может, и коммунизм введут. Дети со все более бледными и усталыми лицами сидят перед экранами, лениво кликают мышкой, а учитель из трубы кажется им все более ненужным, но интересным. Может быть, в этот раз он расскажет еще про Грецию? О, надо спросить его про Афганистан. Или, может, спросить, как было в 90-е?
Ведь должен же быть какой-то вопрос, который вытянет учителя на байку, на сказку, хоть на что-то.
Родительские истории уже нет сил слушать — надо хотя бы развести на историю человека, прибывшего по трубе. Учителя отнекиваются, показывают какие-то упражнения и тесты, но и их лица бледны, их прически встрепаны, и все чаще у них ломаются камеры.
В мире вечного января дети теперь ценят любого нового репетитора и учителя не как специалиста, а как еще одного собеседника, который хоть немного развеет скуку. Слишком уж холодно за окном.