Из всех авторитетов североамериканского классического рока Нила Янга принято описывать как наиболее эксцентричного и склонного к необычным карьерным поворотам. В этом отношении он переборол даже Боба Дилана. Действительно: Дилан, например, ударялся в настоящий госпел или, как в этом году, выпускал 17-минутную песню про убийство Джона Кеннеди – но есть ли в его дискографии практически синти-поповый альбом, как у Янга? А могут ли сравниться «Хроники. Том первый» – мемуары Дилана 2004 года выпуска – с автобиографией Янга Waging Heavy Peace по части непредсказуемости повествования и странности авторской интонации? На оба вопроса ответ будет отрицательным.
Достаточно взглянуть на деятельность Янга последних 10 лет, чтобы и правда счесть его эксцентриком, каких в мейнстримовой американской музыке мало. Например, он записал альбом, целиком посвященный так называемому «Линквольту» – уникальному гибридному автомобилю, который сам собрал из «Линкольн Континенталя» 1959 года. В новейшей дискографии артиста эта пластинка соседствует с EARTH – концертником, где на музыку наложены звуки животного мира вроде блеяния козлов и мычания коров. Или, скажем, с Le Noise – альбомом, на котором музыкант выступает с песнями, записанными только под присоединенную к миллиону разнообразных педалей электрогитару.
Достаточно взглянуть на деятельность Янга последних 10 лет, чтобы и правда счесть его эксцентриком, каких в мейнстримовой американской музыке мало.
Да и у нас Янга принято воспринимать через призму довольно экзотической для его карьеры работы: саундтрека к «Мертвецу» Джима Джармуша. На нем, как известно, канадский ветеран рок-н-ролла, не поет – фильм сопровождается протяжным воем электрогитары. Джармуш в принципе в нашей стране куда популярней Янга, поэтому популярность саундтрека к «Мертвецу» за счет остальных пластинок канадца логична. Но при этом среди деятелей российской (или советской) музыки находились поклонники творчества этого артиста: так, Егор Летов называл Heart of Gold Янга своей любимой песней.
Это интересный выбор: Heart of Gold – вещь с самого популярного альбома Янга Harvest, выполненного в жанре буколического кантри с роскошными оркестровками, – сильно далека от творчества Летова, всегда тяготевшего не к пасторальности, а к буйной хаотичности. Тем, кто не знаком с музыкальными предпочтениями великого русского панка, легче было бы предположить, что Летов мог бы увлекаться альбомами Янга, записанными с его группой Crazy Horse, раскиданным по всей дискографии канадца. Многоминутные гитарные полуимпровизации вроде Cowgirl In the Sand, Cortez the Killer или Like a Hurricane как-то логичнее подходят образу Летова.
Есть ощущение, что Летов бы сильно оценил пластинку Янга и Crazy Horse Psychedelic Pill, в особенности – открывающую ее грандиозную 27-минутную песню Driftin’ Back, в которой одно шумное гитарное соло сменяется другим, другое – третьим и так далее. Наличие такой записи в карьере канадца – еще один аргумент в разговоре о его эксцентричности: ну правда, кто еще может быть способен одновременно на Driftin’ Back и на Heart of Gold?
Но такая постановка вопроса – априори уловка. Грязный электрогитарный рок и кантри-песнопения только на первый взгляд не похожи друг на друга. Однако, если вслушаться и попытаться понять, о чем конкретно Янг поет всю жизнь, дать его музыке поглубже влезть под кожу, вас ждет удивительное открытие: канадец далеко не так эксцентричен, как его принято считать. Более того, окажется, что именно ему удалось наиболее точно выразить чаяния, мысли, страхи и надежды североамериканского послевоенного поколения.
Нил Янг – самый настоящий бумер.
Достаточно послушать последний на сегодняшний день пункт в дискографии Янга – выпущенный под прошедшие президентские выборы США и им же посвященный мини-альбом The Times, – чтобы осознать: Нил Янг – самый настоящий бумер. На записи, сделанной Янгом в карантин, после кавера на махровый протестный гимн Боба Дилана The Times They Are A-Changin’, идет совершенно чудовищная песня Lookin’ For a Leader, посвященная Джо Байдену. Заметно, что Янг наконец-то обрел американское гражданство: с такими осаннами он прежде не обращался ни к одному американскому политику.
Стоит оглянуться, и выяснится, что бумером он был всегда. Это не обман оптики и не какая-то внезапная трансформация. Возьмем, к примеру, песню Ohio, написанную Янгом в составе супергруппы Crosby, Stills, Nash & Young: задуманная в качестве реакции на расстрел Национальной гвардией США четырех студентов Университета Кент Стейт в 1970 году, она точно передавала антивоенные взгляды молодежи того времени, настроенные против политического истеблишмента. Через 10 лет Янг уже выпускает альбом Hawks & Doves – откровенно рейгановский, пронизанный тоской по прежней, еще не изможденной рецессией 1970-х Америке. Точно так же по ней тосковали его повзрослевшие слушатели: как известно, в 1984 году Рейган победил на перевыборах с лучшим результатом в истории.
В отличие от многих классиков рока, Янг никогда не отдалялся от своей аудитории, всегда удерживая руку на пульсе своего поколения. Проблема в том, что это поколение само по себе чем дальше, тем больше отдалялось от реальности. Мыслившие себя революционерами, способными повлиять на политическое устройство своей страны, бумеры всегда были склонны к пустым и бесполезным жестам, которые щекотали их самомнение, но никак не отзывались в окружающем мире. Пустота этих жестов не всегда была очевидна: когда Янг в 2006 году выпустил альбом Living With War, где пел старомодные песни с названиями вроде «Пора объявить президенту импичмент» вместе с детским хором, это казалось чем-то актуальным и важным. Оглядываясь на эту запись из 2020-го, становится понятна ее дистиллированная наивность. Это крик в пустоту, война с ветряными мельницами. Воспетый Янгом в этом году Байден уже объявил, что его администрация займется возвратом США на предыдущие геополитические позиции – что означает как минимум продолжение «бесконечных войн» в Афганистане и Ираке, против которых канадец как раз и выступал на Living With War.
Мыслившие себя революционерами, способными повлиять на политическое устройство своей страны, бумеры всегда были склонны к пустым и бесполезным жестам.
При этом трудно спорить, что, несмотря на свою беззастенчивую непоследовательность, Нил Янг – гениальный музыкант. Его поклонники не всегда хорошо воспринимали отдельные его работы, но пластинки, записанные с Crazy Horse, входят в золотой фонд североамериканской рок-музыки. И совершенно справедливо: Янг всегда звучал как самый грозный динозавр из всех динозавров классического рока. В устройстве его музыки при этом ничего особо не менялось: в центре этих альбомов – шумный гитарный рок с длинными соло, в которых можно было раствориться, парадоксальным образом всегда остававшийся по-настоящему общекультурным. Пластинка Everybody Knows This Is Nowhere напоминает о популярном в то время кантри-роке, а Broken Arrow – о музыке инди-групп 1990-х вроде Dinosaur Jr. или Built to Spill, но разница между этими записями на самом деле минимальна.
Трудно спорить, что, несмотря на свою беззастенчивую непоследовательность, Нил Янг – гениальный музыкант.
К тому же, когда Янг отходил в своих песнях от политического и устремлялся в метафизическое, оказывалось, что мало кто умеет настолько точно рассказать о Канаде и Америке, о загадочном Западе в принципе и о человеческом бытии вообще. События, описанные в его лучшей песне Powderfinger, – нашествие катерных пиратов на семью рыбаков, живущих где-то то ли на Юконе, то ли в Луизиане, – могли произойти в любой момент XX века. В этой песне, исполненной от лица двадцатилетнего юноши, Янг детально описывает момент своей смерти – строки, в которые он вкладывает этот сюжетный поворот, достигают поистине прустовских глубин психологизма.
Летом 2015 года мне и моей жене довелось пожить в Сан-Франциско – пожалуй, наиболее сильно изменившемся за прошедшее десятилетие крупном мегаполисе США. Из всеамериканского центра контркультурного братства он стремительно превратился в город большого IT-бизнеса, высокой бездомности, неравенства и несправедливости. Как-то раз, возвращаясь из поездки в один из пригородов, мы проезжали на такси по мосту Голден-Гейт. Водитель, как водится в Сан-Франциско, уже успел перевести смолл-ток от спорта в сторону музыкальных предпочтений и включил Down By the River – девятиминутную песню Янга и Crazy Horse о безрассудном и необоснованном убийстве лирическим героем своей возлюбленной. Светило солнце, по Голден-Гейту лениво катились машины, вода в заливе Сан-Франциско сияла. Ощущение одновременного величия Америки и ее невыносимой несправедливости накатило как никогда в жизни. Кажется, ровно в тот момент я, человек, выросший среди либеральной интеллигенции и всегда бывший западником, лишился последних иллюзий насчет США. В этот же момент я стал ценить Нила Янга больше, чем когда-либо в жизни.