Живая линия Александра Траугота: гид по новой выставке в художественном пространстве Île Thélème

Выставка начинается с картин, показывающих круг Александра Георгиевича. Среда, в которой он сформировался как художник — со своим собственным мышлением, стилем и пластическим языком. Вокруг семьи Траугот, где рисовали все (отец, мать, братья), жил и бурлил целый круг столь же невероятных людей. А потому творчество Александра Траугота неотделимо от его жизни: от встреч с друзьями и соратниками. 

В круг Александра Георгиевича входили знаковые ленинградские мастера — Арефьев, Стерлигов, Глебова, Басманов: гордость русской культуры, неформальный творческий круг, выстоявший вопреки всему. Многие важные и повседневные события, которые происходили в этом кругу, Александр Георгиевич изображает в графике, как, например, в работе «Юные художники в СХШ».

Атмосфера, царившая в среде Траугота, очень точно передана работой «Суд над Стерлиговым» — гротескная фантазийная сцена, где «именитые» мастера (Басманов, Войцеховский, Друскин) судят «тунеядца» Стерлигова. Эта графика — при всей ироничности — не шарж, а маленькое свидетельство эпохи, пронизанное духом дружеского подтрунивания и той самой творческой свободы, что определяла существование круга Трауготов.

Здесь уже ощутима эта грань мастерства Траугота — искусство быстрого, точного жеста, где живая линия тушью схватывает мгновение, характер, эмоцию. В них нет злобы, только добрый, дружеский смех и безудержная фантазия. Эти работы показывают, что даже в самые сложные годы искусство могло оставаться для художника игрой, интимным и искренним диалогом с близкими.

Парижские работы (1960-е годы)

На входе во второй зал кураторы намеренно поместили рядом несколько работ парижского цикла. Они выполнены не в самой характерной манере, а следовательно, не известной широкому кругу тех, кто знаком с Трауготом-иллюстратором. Тут видим раскованный, мощный почерк, почти монументальный мазок, сделанный быстро и уверенно. Этот лист — «бомба», взрыв таланта, который не могли сдержать никакие условности. Здесь классический язык книжной графики Трауготов обретает новую энергию и насыщается цветом. Картины («В ресторане», «Разговор о возвращении» и пр.) показывают, как художник умел сохранять свою пластическую узнаваемость даже в менее типичных для себя работах. И рядом же — фарфор. Такой же мощный, стремительный, яркий.

Цикл «Дон Кихот» (1970-е годы)

Целая стена на выставке посвящена образу Дон Кихота — и эта графика, как и многие другие работы в экспозиции, демонстрируется впервые. Кураторы вообще постарались отобрать те материалы, которые не были на виду и на слуху. И которые показывают самые разные грани таланта художника, в том числе с непривычной стороны. Непосредственно эти картины, которые можно поначалу принять за эскизы, лаконичны и вовсе не вторичны. В них хоть и сквозит столь характерная для всех Трауготов незаконченность, они все же абсолютно цельны по своей смысловой и эмоциональной насыщенности. Они показывают глубокую внутреннюю связь художника с вечным рыцарем печального образа. Линия здесь особенно выразительна: то нервная и рваная, то плавная и печальная. Композиции, построенные на контрасте черной туши и белого листа, достигают невероятной цельности. Это даже не картины, это разговор об идеализме, одиночестве и стойкости, понятный без единого слова.

Портреты Михаила Кузмина (серия рисунков)

Еще одна стена-открытие представляет пять портретов поэта Михаила Кузмина, которые были созданы для его книги, но не вошли в итоговый вариант. Александр Георгиевич с присущей ему свободой обращается с материалом: один из портретов выполнен на странице греческой книги, и его это нисколько не смущало. Родители с детства позволяли ему рисовать где угодно, и эта внутренняя свобода — его кредо. Работы серии — пример виртуозного владения тушью и пером, где несколькими точными росчерками создается не просто портрет, а целый образ, наполненный поэзией и легкой меланхолией.

Фарфор

В галерее, представляющей выставку, пошли на смелый шаг, выставив фарфор без привычных музейных витрин. Это попытка перенести гостей в атмосферу дома Трауготов, где нет ни одной стены, свободной от произведений искусства, а некоторые сплошь завешаны тарелками. Для семьи Траугот фарфор не является музейным экспонатом, он — часть повседневной жизни. Вот и в Île Thélème призывают подойти ближе, рассмотреть пластику, почувствовать объем и понять, что роспись по фарфору для Траугота — это та же «живая линия», только обретающая трехмерность. Это стирание границы между искусством и бытом.

«Друскин играет, Стерлигов слушает» (2000-е годы)

Это одна из самых поздних работ на выставке — картина-воспоминание, созданная спустя десятилетия после изображенных событий. Она показывает, что для Траугота время не линейно, а циклично. Друзья, ушедшие много лет назад, продолжают жить в его искусстве. Композиция, выполненная тушью, полна легкой ностальгии и светлой печали о безвозвратно ушедшем, но вечно присутствующем в памяти и творчестве. В этом смысле линия Траугота — это не только росчерк или мазок, но и линия памяти. Его творчество — это практически дневник, возведенный в ранг искусства. Да и вообще всё на этой выставке — одновременно и произведение, и сама жизнь.

Фото обложки: Алексей Костромин / Собака.ru