Алёна, пару лет назад вышел фильм, в котором Мартин Скорсезе и Энни Лейбовиц гуляли по Нью-Йорку и обсуждали свои любимые места в городе. Вот если бы мы сняли такой про Москву и с вами — куда бы вы зрителя повели?
Я, конечно, поводила бы по местам своего детства. Это Спартаковская площадь и Разгуляй. Елоховский собор, куда меня не пускали родители. Подразумевалось, что мы не ходим в такие места. А я туда ходила в тайне и безумно любила этот его запах, когда летом были открыты врата.

Автор: Татьяна Паянская
Запах ладана?
Разумеется. Сладковатый запах, который внутри храма создает немного душность, а когда вылетает наружу, создается впечатление, что откуда-то пахнуло экзотическим садом. И площадь Разгуляй, которая отвечает своему названию. Поэтому вы можете представить, сколько там было безобразия и борделей (о которых я, разумеется, не подозревала в своем детстве).
Я выросла под стук трамвая, который проходил по Басманной.
Я бы отвела их в сад Баумана. Который, конечно, уже не похож на тот, что был, когда я была маленькая. Где я училась фигурному катанию, как было положено детям того времени. И он был очень уютный уже тогда. В этом саду никогда не было (как мне кажется отсюда) никаких растяжек с лозунгами, никаких билбордов с членами КПСС. Он был как будто бы капсульный. Тихий, уютный, милый. И, мне кажется, то, что сейчас с ним делают, — вполне симпатично. Там читают стихи, играют музыку. И как-то все это очень нежно, как положено маленькому городскому парку.
Это же раньше была Немецкая слобода. И несмотря на то что появилось много советской архитектуры весьма неприятных времен — 1970-х и 1980-х, когда строили быстро, плохо и неудобно, — мне казалось, что в этом районе остался запах той Москвы, хотя бы XIX века. Может, у меня было какое-то романтическое представление: не просто же так называлась «Немецкая слобода», наверное здесь немцы ходили. И меня, советского ребенка, это почему-то поражало.
Кроме того, там были такие места, которых сейчас уже нет. Здесь жила Кувшинникова со своим мужем, знаменитая любовница Левитана. У Кувшинниковых был литературный салон, куда приходил Чехов со своим братом. Меня всегда завораживало, что такой странный район (на тот момент) принимал самых-самых что ни на есть талантливых, загадочных и интересных.
И это ощущение сохранилось в какой-то мере?
Да. Ощущение приятное. Наверное, я бы повела зрителя на Патрики. По которым сегодня можно водить экскурсии только в режиме «было — стало». Потому что то, что произошло с Патриками, ох. Была там вчера, и на это грустно смотреть. Невероятное скопище wannabes, инстабезумных, которых кто-то зачем-то постоянно снимает, а они сидят лицом к проезжей части, и совсем непонятно, что они там делают. А было там многое. И в жизни, и в литературе. А теперь получите то, что стало. Но хотя бы там замораживают пруд зимой, и те, у кого есть какие-то сентиментальные желания покататься на коньках в центре города, могут туда пойти — мило.
Знаете, я очень не люблю разговоры о том, что раньше сахар был слаще и трава зеленее. Тем не менее с Патриками произошло вот такое. В то же время мне кажется, что у Разгуляя и Немецкой слободы начинается новая, свежая жизнь.
Патрики дороги мне еще потому, что мы жили на Садово-Кудринской, дом 7. Если выйти с Патриков на Садовое — это дом напротив. И папа каждый вечер звонил своему другу — а друг его жил где-то на Спиридоновке, которую я люблю, она еще держит аромат этого места, — и они каждый вечер в 08:15 шли навстречу друг другу. Встречались на углу Спиридоновки и Садового и шли, как они говорили, «нарезать круги» по Патрикам. И мне надо было себя о-очень хорошо вести — а это было время подростковое, которое не отличалось хорошим поведением, — чтобы меня взяли на прогулку. И я упоенно слушала, о чем говорят умные, веселые, красивые, образованные мужи. А им было о чем поговорить. Это было и про жизнь сегодняшнюю, и про книжки, и про кино — все, как положено в интеллигентских семьях.
О, я недавно сделала экскурсию по своему району. Впервые с тех пор, как въехала на Кропоткинский переулок. Получилось, в общем, случайно. И я провела экскурсию своему приятелю минут на 50 по «золотой миле» Москвы — Зачатьевский, Хилков. И со мной шел человек, который смотрел, почем там квартиры. И в какой-то момент он нашел квартиру стоимостью миллиард семьсот, господи. Я говорю: «Ну, наверное, пора разворачиваться и идти домой».
Эта миля, конечно, наизагадочнейшее место. Вот Остоженка и Пречистенка — это действительно две самые аристократичные улицы Москвы. Тут была школа Айседоры Дункан, жил Щукин, тут Остроухов собирал свою коллекцию, работал Иван Сергеевич Тургенев. Каким-то небесным чудом, несмотря на эти странные переулки, что за Остоженкой, они сохранили подлинную городскую красоту. По ним не то что можно, по ним нужно ходить. Особенно если в какой-то неурочный час, поздневечерний, когда, по счастью, не ходят никакие толпы — это абсолютное наслаждение и отрада для глаз.
Не могу записывать интервью с Алёной Долецкой и не спросить про моду. Москва — модная столица? Как Милан, как Париж?
По-честному, Москва и те люди, которые ходят по Москве, в целом пристойно одеваются. Что касается моды модной, в какой-то момент в 2005–2015-м она звенела на Стрелке, куда мы ходили слушать концерты и сидеть в баре наверху. Там можно было поймать по-настоящему модные тенденции.
В любом случае, честно скажу, на моих глазах Москва стала одеваться лучше. Это не вызывает сомнения.
Если мы вернемся на Патрики, где существует этот легкий променад, себя показать и людей посмотреть, то там есть хорошо одетые люди и чудовища с какой-то другой планеты. Или вот недавно я была на премьере «Ромео и Джульетты», специально пошла на дневную премьеру, давно не была в Большом театре днем. Я, конечно, нарядилась, и мне было приятно видеть, что на дневной спектакль пришли люди, которые в большинстве своем, очевидно, любят балет; которые не перепутали дневной спектакль с вечерним — с точки зрения страз, перьев и шифона. Но при этом они были нарядны и ухожены. Это если чисто про одежду.
В сухом остатке — люди, одетые модно и красиво, в Москве, конечно же, есть. Так же как и люди, которые одеты безвкусно, некрасиво и немодно. По всей вероятности, это еще связано с довольно сложными временами, в которых мы живем. Даже помимо последних событий. Пандемия нанесла урон вообще сознанию и мыслям о моде — ребят, мы скоро перемрем, нафига оно нужно? Если посмотреть на последние цифры той же группы LVMH, там было падение на 50%.
Вопрос про моду сегодня очень острый, но на него сложно ответить. Не все дела безупречны в модном королевстве.
В то же время мода никогда и никуда не денется. Она будет всегда. Но, как и многое другое, — я имею в виду большая, рукодельная мода, — полагаю, скорее всего, уйдет в haute couture, к людям состоятельным, которые любят моду, готовы за ней следить, разбираться, осознавать, почему эта вещь столько стоит. Все это никуда не денется, потому что девочки очень любят быть красивыми, любят быть непохожими, любят быть особенными. А эту особенность часто продолжает именно одежда. Думаю, что мода проходит сложнейшее переосмысление. Вот в какую сторону она свернет? Мы купили попкорн и будем наблюдать. А вот стиль выходит на первый план.
Из чего для вас состоит Москва? Это премьера в Большом? Это закат на набережной? Это ужин с друзьями?
Это большой зал консерватории. Это напротив нее — церковь Малое Вознесение. Это ГЭС-2. Это Пушкинский. Это, конечно, Лаврушинский переулок со старой Третьяковкой. И, конечно же, квартиры моих друзей, где мы собираемся. Адреса говорить не буду. Это иногда клубы. Ну типа там у Козлова или еще у кого-то. Где можно поймать какой-то хороший блюз, который я по-прежнему люблю. Это, конечно, рестораны. Потому что я очень люблю поесть.
Про рестораны, кстати. Из каких блюд для вас состоит Москва? Вот в знаменитом посте Николая Ускова в ЖЖ о Москве нулевых была гречка с лисичками.
Слушайте, ну мода в кулинарии меняется быстро. Помню, когда Аркадий Новиков открывал один ресторан за другим, от руколы с креветками и авокадо деться было просто некуда. Потом, значит, гречка с лисичками превратилась, к вашему сведению, в гречотто.
Разумеется. Помню, в какой-то момент стало никуда не деться от трюфеля.
Это ровно то, что происходит сейчас. На тарталетках будет трюфель. На котлетах по-киевски и на пожарских, на картофельном пюре, на зеленом горошке, на капусте. Невыносимо. У меня была такая интерпретация. В пандемию у тех, кто болел, пропадало обоняние. И вот теперь, мне кажется, помимо возможности развести людей на много денег (потому что трюфель — самый дорогой гриб, который есть), он еще дает возможность освежить постковидное состояние. Не унюхать трюфель невозможно. Почему в пасту с трюфелем добавлять больше ничего не нужно?.. В лучшем случае оливковое масло.
Ну и, знаете, Москва же не зря купеческая, простите за эту банальность. Она была, есть и останется купеческой. Здесь крутилось и будет крутиться 90 с лишним процентов денег.
Люди здесь выжимают их из камня, из плитки, из деревьев, из воздуха, из связей, из разных знакомств. В этом городе люди выжимают деньги из всего. Это очевидно. Поэтому и квартира за миллиард рядом с памятником Льву Толстому, кстати.
Лев Николаевич тоже умел торговаться, как мы знаем. То есть если представить Москву как блюдо, сегодня это паста с трюфелем.
Нет. Картофельное пюре с трюфелем. И чтобы обязательно рядом пожарская котлета. Вот в чем московский замут. У Бунина в «Чистом понедельнике», когда герои едут в трактир, есть неплохое описание меню. И, конечно, были расстегаи. Хотя откуда в Москве взяться рыбе — ее негде ловить. Но неважно. Конечно, Москва — это и пирожки. Они никуда не уходят и никуда не уйдут, потому что это упоительная еда.
Какой лучший подарок везти из Москвы за границу?
Чего я только не возила. Страшно вспомнить — не женщина, а челнок. Конечно же, икра. Конечно же, бородинский хлеб. Для иностранцев это просто что-то невозможное, они не понимали, как его есть. А его надо охладить, потом тонко ножом нарезать, он становится как черное кружево, потом чуть-чуть подсушить — и они сходили с ума от этого.
Я возила тематические новые коллекции императорского фарфора. Ну и, конечно, водочка. О чем я? Набор «водочка и икорочка» не менялся никогда — пока можно было вывозить. Он завоевывал абсолютно всех. Ну и варенье. Вкусный чай с вареньем — на это можно было подсадить очень хорошо.
Ужасно захотелось чая с вареньем, а потом водочки с икрой.
Ну, по сути, больше ничего и не надо.
Это и другие интервью можно прочитать в печатном журнале «Московских новостей». Ищите его в сети ресторанов «Кофемания» в ЦАО, на Винзаводе и в Музее Москвы.
Также доступна аудиоверсия журнала.
Иллюстратор: Татьяна Паянская