— Существует ли в данный момент в России сформировавшаяся модная индустрия?
— Индустрии как таковой не было ни в восьмидесятых, ни в девяностых, ни в двухтысячных.
Я вернулась в Россию в 1989 году. В начале девяностых моды не существовало, хотя мы уже начали что-то делать. С 1998 по 2008 произошел качественный скачок, когда мы вышли на мировой уровень, когда казалось, что мода поднялась, и всё движется в правильном направлении… Думаю, еще десять лет – достаточный срок для формирования системы. Для моды нужны инвесторы, в нее нужно вкладываться. Новое поколение только сейчас выходит на другой профессиональный уровень. Конечно, пока нет системы, нет цепочки: талантливые модельеры могут показать эскизы, но на этом всё. Важно понимать, что только у единиц налажено производство, при этом ни вы, ни я не знаем, где именно. Тот же Денис Симачёв продается в Столешниковом переулке, но его вещи шьют в Италии, насколько мне известно.
Наверняка вам не захочется видеть на этикетке большими буквами «БОЛЬШЕВИЧКА», даже если вам очень понравится там какая-то вещь
Алла Вербер вице-президент компании Mercury, фэшн-директор ЦУМа
— Насколько в принципе выгодно инвестировать в моду, как в долгоиграющий бизнес?
— Ну, конечно, выгодно. Мы же (компания Mercury – прим.авт.) инвестировали! Когда мы пришли на рынок, моды не было никакой, людям было негде купить сахар и соль, не то что одеваться в дорогие модные марки. Вначале основная идея была в том, чтобы создать в России элитарную моду. Поэтому мы пошли в luxury бизнес, где существует лимитированное количество брендов для определенных людей, которые хотят иметь только лучшее, что есть в мире. Мы создавали и развивали этот рынок с нуля.
Когда я только пришла в этот бизнес, чем была мода? Один модельер Зайцев, один Дом Моды на Кузнецком… Было два универсальных магазина – ЦУМ и ГУМ, в которых купить что-то за прилавком было невозможно, только из-под прилавка и по знакомству. Страшные бабки, к которым страшно обратиться. Когда мы начинали бизнес в девяностых, существовали только отдельно стоящие бутики. Первым открывшимся бутиком был Versace, остальные появлялись со скрипом: люди не доверяли, они не знали, где это сшито. Никакой ценовой политики не было. Развелось много подделок: люди совершенно не разбирались и не могли отличить настоящий Gucci от ненастоящего. Эти подделки продавались на рынках за большие деньги, покупателей уверяли «да что вы! Это шьется на той же фабрике, что и Chanel!».
ЦУМ мы взяли старым универмагом, c хорошим именем и родословной. Но он был типичным советским магазином с абсолютно советским же подходом. В течение пяти лет мы создали первый люксовый department store страны, который сейчас известен во всем мире. Когда говорят Harrods, Bergdorf Goodman, Saks Fifth Avenue, то говорят и ЦУМ.
Рубашка Diesel, пуловер Diesel, брюки Tru Trussardi, ботинки Pal Zileri Lab
— Отечественный потребитель завоеван зарубежными марками. А готовы ли мы сейчас доверять отечественным брендам?
— Основная проблема в том, что наши бренды пока получаются дороже, чем западные. Люди готовы покупать всё, что красиво, хорошего качества и по нормальной цене. Если это сделано в России, то и цены соответственно должны быть ниже. Понятно, что если на этикетке написано made in Italy, то цена увеличивается: работа в Италии, поставка, таможня и прочее. Но когда те же цены стоят на этикетке made in Russia… это вызывает как минимум вопрос «Почему?». Потому что маленькие объёмы. Потому что трудно найти производственную базу. Потому что почти все покупают западные материалы, так как русских фабрик нет. Производство в России намного дороже, чем в других странах. Вот вам ответ, почему так дорого.
И это не соответствует ожиданиям покупателя, который видит на российской вещи какую-то заоблачную цену. Все должно быть в соответствии: цена, качество и фасон. У нас сегодня нет предприятий и фабрик, которых до революции по всей России были тысячи. Мостекстильпром и многие другие шили нормальную одежду для россиян, которые могли купить ее в нормальном универмаге по нормальной цене. Сегодня частные магазины стараются не покупать вещи российского производства, потому что непонятно, кому можно продать такое и по такой цене. Поэтому не существует старого, проверенного временем, налаженного производства с именем. Разве что «Большевичка». Но ведь наверняка вам не захочется видеть на этикетке большими буквами «БОЛЬШЕВИЧКА», даже если вам очень понравится там какая-то вещь. По этой же цене вы можете найти вещи в Zara, в H&M… Нет такого места, куда нашему потребителю можно прийти за отечественной одеждой. Многие красивые вещи от российских дизайнеров стоят дороже, чем я купила бы себе Lanvin или Gucci. Я должна заплатить неимоверные деньги за то, что сшито в нашей же стране. Проще пойти и купить за те же деньги красивое платье от Dolce&Gabbana.
Но сейчас в Москве регулярно проходит две полноценные Недели Российской Моды — это уже признак. Дизайнеры по всему миру начали меня спрашивать, стоит ли им приехать в Москву. Стали популярны Игорь Чапурин, Алена Ахмадуллина, Вика Газинская, Александр Терехов… Вдруг появились имена, о которых говорят на Западе, я слышу о них с приставкой «российская мода», и мне интересно… Я, как fashion-директор огромного department store, подумала, что несмотря ни на что надо развивать русские марки, надо поддерживать наших модельеров, и почему бы не в таком красивом магазине, как наш?
Если бы только государство обратило внимание на плачевное состояние швейной промышленности!
— Какие и где нужно «подкрутить винтики», чтобы эта производственная машина завертелась? В какой мере это зависит от самих дизайнеров?
— Если бы только государство обратило внимание на плачевное состояние швейной промышленности! Я помню огромную советскую фабрику Мостекстильпром, которая простаивала, на ней работали 2 тысячи человек, и в девяностых годах она потихоньку разваливалась. Нужно десять лет, чтобы сменилось управляющее поколение.
В России же никогда не было такого понятия, как стилист. Считалось, что если ты хочешь заниматься модой, то должна идти либо в парикмахеры, либо в художники, либо в торговый институт, после которого ты просто продаешь вещи. Даже слова «модельер» не существовало. В советские времена было вообще принято шить самим или — если позволял достаток, то у портнихи, к которой еще не так просто было попасть. Кругом стояли магазины «Всё для шитья», где продавались нитки, иголки, ткани. Сейчас таких магазинов не найдешь.
— Насколько русское восприятие моды отличалось и отличается до сих пор от западного?
— Разница есть, и она, кстати, далеко не всегда в пользу Запада. Там мода существует уже несколько поколений, а у нас дай бог одно. Там никогда не было дефицита. В результате сейчас у нас люди выглядят более модно и опрятно, чем, например, в Америке, где присутствует небрежность, а сами покупатели давно не получают удовольствия от хождения по магазинам и все больше делают заказы через интернет. Для нас очень важно, как вещь будет сидеть. В Америке об этом думают лишь люди с высоким уровнем достатка. В остальном это майки, кеды, кроссовки, спортивные штаны… Летом в Лос-Анджелесе почти каждый обут в шлёпанцы.
— Как вы стали байером?
— Я начинала в 18 лет с того, что одевала магазинные манекены в Риме. Потом уже в Канаде получила профессиональное образование в fashion college, где нас учили всему, что связно с модой: помимо продаж, менеджмента и рекламы, нас учили шить, разбираться в материалах. Но я всегда хотела быть именно байером, а для этого нужны экономические навыки, необходимо уметь работать с бюджетами… В итоге я профессионально занимаюсь модой уже более 30 лет.
— А что еще нужно знать настоящему байеру?
— Ко мне иногда приходят девочки и говорят: «Я хочу быть байером». Им кажется, для этой профессии достаточно того, что тебе нравятся красивые вещи, можно прийти в шоу-рум, отобрать то, что понравилось… Да, так можно делать, если у вас свой маленький бутик. Но даже тогда вы должны просчитать результат, знать размерную сетку, и уметь очень хорошо считать: как делать наценку, когда начинать распродажу, какой процент нужно заработать до ее старта и т.д. Всего и не перечислишь. Иначе вы просто обанкротитесь. И это только вершина айсберга. Потому что дальше начинается контроль проплат и поставок, вывешивание на этаж… Очень многие потратили деньги и прогорели, потому что не были готовы к такому количеству мелочей. Большинство устает уже на втором сезоне и только и думает, как избавиться от такого утомительного бизнеса. Байер – это тяжелый каждодневный труд, который требует регулярного ежедневного надзора.
Пока, насколько я знаю, профильного образования для байеров в России нет
— Из чего складывается профессия байера?
— Первое и главное — байер должен обладать вкусом. Люди иногда совершенно теряются при виде такого количества разных вещей и не знают, что им выбрать. Если вы приехали на закупку, например, мужских костюмов, то тут легче, потому что есть статистика. Второе — цифрами, математикой. Вы должны уметь хорошо считать, чтобы всегда оставаться в рамках своего бюджета и всегда держать в уме свой процент. Рядом с любым, самым творческим и выдающимся дизайнером всегда стоит product-менеджер, который говорит: «Ты, конечно, молодец, что это все придумал, но нам же нужно еще деньги делать!». Так же и байер: помимо того, что тебе нравится, тебе надо еще правильно распределить бюджет. Дальше товар приходит на этаж, его надо развесить и продать, а значит, надо понимать, как работает удачный мерчендайзинг.
Часто получается, что человек хорошо делает что-то одно, например, развешивает вещи, а делать закупки у него не получается. Я не знаю у нас ни одного человека, который бы закончил профильный вуз или колледж и с самого начала разбирался и в экономике, и в моде. В том же текстильном университете им. Косыгина есть два отдельных факультета – экономики и искусства, но не заканчивать же их друг за другом? Пока, насколько я знаю, профильного образования для байеров в России нет.
Ко мне приходят девочки и с юридическим, и с педагогическим, и даже с философским образованием. И я принимаю их в так называемую «школу Аллы Вербер»: сначала беру в ассистенты байера и смотрю на их потенциал, потому что сразу или почти сразу становится видно, на что человек способен. Допустим, приходит ко мне девушка с прекрасным потенциалом и говорит: «Я хочу стать байером». Отлично, говорю я ей, в марте у нас закупка, значит, до марта вы встаете на этаж и понемногу разбираетесь в том, как, что и где работает в этом магазине.
Любой человек перед тем, как стать байером, должен минимум три месяца поработать с товаром напрямую, постоять и попродавать. И я очень ценю тех людей, которые сразу на это соглашаются. Начинается цепочка: продавец – мерчендайзер – ассистент байера, а потом уже до байера недалеко. Он должен знать, как работают складские помещения, какой процент коллекции вы должны продать до распродажи (это 70% - прим. Алла Вербер), как работает масса мелких систем, из взаимодействия которых складывается жизнь магазина. Потому что если у вас нет профильного образования, вам придется получать его на практике, и только потом занимать должность.
У меня люди вырастают в байеры из мерчендайзеров, из ассистентов, из финансистов, из офисных работников…
Вернуться к сюжету Последние тенденции моды в Москве