Скандал
— Скандал с Евгением Плющенко как-то изменил вашу жизнь?
— Конечно, изменил. Я узнал много нового о людях, о законах, о нашей прессе… Профессиональный уровень нашей журналистики — мое самое большое разочарование в этой истории. Как можно почти полностью переписывать «от себя» интервью?! Давать заголовки, которые не соответствуют смыслу сказанного! Побывав с другой стороны, я понимаю тех, кто отказывает нам в интервью, — они уже обожглись, доверившись журналистам, для которых главное — не до сути докопаться, а тираж поднять, трафик сделать, лайки заработать. Поэтому я перестал давать комментарии на эту тему, а с двумя газетами с тех пор я вообще не общаюсь, так как их ангажированность была видна всем. Меня, кстати, приглашали на родной журфак МГУ, где я рассказывал о юридических и профессиональных нюансах, прочувствовать которые можно, только находясь внутри медиаволны.
— Какие-то коррективы в манеру репортажа внесли?
— Отчасти стал требовательнее к словам. Если бы я тогда точнее выразил главную мысль о профессиональном спорте и профессиональном пиаре, то не было бы поводов интерпретировать мои слова как-то по-другому.
— Вы ведь с Плющенко не общались с тех пор? Готовы с ним поговорить, если, допустим, придется выполнять профессиональные обязанности и брать у него интервью?
— Честно говоря, не знаю, ни как я себя поведу, ни как он себя поведет, если вдруг столкнемся. Жизнь покажет. Но расскажу один случай. Я показывал распечатку и видеозапись моих слов про Плющенко профессиональному лингвисту, который делает экспертизы. Она меня видела впервые, фигурное катание для нее — картинка в телевизоре. В какой-то момент она подняла на меня глаза и сказала: что-то вы к вашему Плющенко хорошо относитесь… Я был поражен! Спросил, с чего она это взяла. «Так из ваших слов видно, что вы за него переживаете…» Ну, видимо, чтобы это увидеть, надо быть профессиональным лингвистом…
Я показывал распечатку моих слов про Плющенко профессиональному лингвисту. В какой-то момент она подняла на меня глаза и сказала: что-то вы к вашему Плющенко хорошо относитесь
Рейтинги
— Россия – спортивная страна?
— Скорее да, чем нет. Но в последнее время она становится менее спортивной. И это несмотря на то, что сейчас все только и твердят, как много внимания государство уделяет спорту. Спортивность страны определяется не количеством денег, вложенных в дворовые мини-стадионы или футбольные клубы. Площадки могут ржаветь пустыми, а Керимов может закончить меценатствовать и распродать «Анжи». Все определяет внутренняя потребность каждого человека быть внутри спорта — заниматься им, смотреть его, отдать своего ребенка в секцию. Причем спортивную мотивацию нельзя привить лозунгами и деньгами. Она вырастает только в семье! Как было в нашем детстве: старшее поколение смотрит спорт по телевизору, родители им по мере возможности занимаются, дети ходят на тренировки или гоняют мяч во дворе. Я точно знаю по своим одноклассникам: если родители спортом не интересовались, то ребенок к нему был тоже достаточно равнодушен. А если сегодня говорить о внимании к спорту обычного телезрителя, то спортивная мотивация, на мой взгляд, растворяется. В сравнении с Европой мы проигрываем очень сильно.
— В чем? В рейтингах?
— Попробуйте у нас показать спорт по федеральным каналам, а потом подсчитать, сколько людей это смотрело. Проблема в том, что у нас рейтинг считается, как это выгодно рекламодателям. А рекламодатели у нас — производители порошка, прокладок, парфюмерии и компьютерных игр. Я совершенно точно знаю, что спортивные трансляции и программы на канале «Россия 2» смотрит очень большая аудитория зрителей в возрасте от 10 до 18 лет, школьники. Но у нас считается рейтинг «18+», и эти дети никому не интересны, потому что они неплатежеспособны. Дурацкая ситуация! А потом мы говорим, что спортивные трансляции не имеют рейтинга! Да на фоне кого они дают плохой рейтинг? На фоне тети Маши и домохозяек «45+»? Они-то в рейтингах считаются, хотя они вовсе не целевая аудитория.
— Но у нас спорта на «большом» ТВ вообще стало меньше…
— В последние годы на федеральных каналах просто стало меньше спортивных трансляций. А если человек не видит спорта, он от него отвыкает. Знаете, есть железное правило: телевидение — это дело привычки. Человек существует в том поле, которое для него обыденно. Он знает, например, что всегда увидит определенные турниры на определенном канале. А когда ему год не показали, два не показали, он на третий год и не вспомнит.
У нас есть те, кто только комментирует, и ничего больше. А есть журналисты, которые еще и занимаются комментарием. Я ощущаю себя журналистом в самом широком смысле этого слова
Драйв эфира
— Сейчас вы чем занимаетесь на «России 2», ведь «Хоккей России» закрыли?
— «Большим спортом». С большой буквы Б. Это новый формат, объединивший все спортивные программы нашего канала. Всю прошедшую неделю наслаждались легкой атлетикой.
— А до этого занимались только «Хоккеем России»?
— Нет. Я пришел еще на канал «Спорт» как продюсер документальных фильмов. Я ведь до этого шесть лет работал в документалистике на телеканале «Россия», снял порядка 30 фильмов совершенно разной тематики: история наших элитных спецгрупп «Альфа» и «Вымпел», про генерала Власова, из истории отечественной космонавтики. И спортивное документальное кино тоже снимал. Например, фильм «Сломанные судьбы» про гимнастку Марию Засыпкину, которая вернулась в спорт после перелома шеи и полного паралича, я делал и в качестве режиссера, и в качестве шеф-редактора, и был соавтором сценария.
— Жанр документалистики вам ближе, чем работа в кадре? Кем вы вообще себя считаете на ТВ?
— Это совершенно разные вещи. От всего получаешь свой кайф. Прямой эфир — это эмоции, драйв, энергетика, совершенно другие навыки и способности. Это здесь и сейчас. А документальный фильм ты делаешь от двух до шести месяцев. Ты впитываешь в себя все, о чем снимаешь, проживаешь ту же историю, что твои герои. Это сродни тому, что умереть и воскреснуть. И еще я спортивный комментатор. У нас есть те, кто только комментирует, и ничего больше. А есть журналисты, которые еще и занимаются комментарием. Так вот, я ощущаю себя журналистом в самом широком смысле этого слова.
— К какому типу тогда относится Дмитрий Губерниев?
— Он настоящий шоумен, репортажи с ним не бывают скучными. И классный ведущий.
Просто фамилии
— Фигуристы у нас относятся к узнаваемым спортсменам?
— Смотря какие. Думаю, даже Максима Транькова с Таней Волосожар знают немногие, хотя они чемпионы мира и будут чуть ли не единственными нашими самыми реальными претендентами на «золото» в Сочи-2014. А Юлия Липницкая кому-то известна? Да даже Сотникова с Туктамышевой — для большинства это просто фамилии! Узнаваемыми у нас являются фигуристы времен туринской Олимпиады. И такими они стали не только благодаря своим победам, но и стараниями Ильи Авербуха, который сплотил вокруг себя команду из них и сделал качественный телевизионный продукт.
— Какой вид спорта в России можно считать национальным?
— Я назвал бы волейбол и фигурное катание. Просто по тому влиянию, которое оказала наша школа на развитие этих видов спорта в мире. В волейболе и фигурном катании мы создали свои системы, в них были русские эпохи! В волейболе, кстати, наша эпоха сейчас продолжается.
— В мире спорта есть люди, которые вызывают у вас искреннее восхищение?
— Я, как документалист, клюю на историю, на драматичную историю. Поэтому восхищение у меня вызывают такие люди, как Елена Исинбаева и ее тренер Евгений Трофимов. Они великие! Не потому что выиграли, а потому что пережили невероятную, можно сказать, библейскую драму! Сумели вернуться к самим себе. А хеппи-энд — это так, для Голливуда. Сопереживание у меня вызывают фигуристы Яна Хохлова и Сергей Новицкий. Великолепная и неповторимая пара, судьба которой печальна. Восхищаюсь тренером Владимиром Алекно, который дважды приходил в волейбольную сборную России. Первый раз он ушел после фиаско на домашнем чемпионате Европы, где нас обыграли испанцы. Тогда мы испытали страшный позор, и казалось, это конец тренера Алекно. А он вернулся и выиграл Олимпиаду.