Бабушка Валерия, мама моей мамы, пережила первый год блокады Ленинграда. Ей было 9 лет. Потом ее и прабабушку вывезли по Дороге Жизни. Она мне рассказывала об этом без душераздирающих подробностей, буднично рассказывала: была война, отца убили во время бомбежки, они жили в Кронштадте, прятались в бомбоубежище, ели лепешки из лебеды, люди умирали. Однажды в дом моей бабушки попал снаряд, когда она там была одна. На доме осталась трещина. У меня первое, что возникает перед глазами, когда говорят о Великой Отечественной Войне: дом с огромной трещиной.
После смерти бабушки, семь лет назад мы поехали в Кронштадт, специально чтобы увидеть этот дом. Моя мама, сестра и я в то время жили уже все в разных городах. Мама в Самаре, сестра в Эйндховене, я в Москве. Собрались вместе. Кронштадт. Август. Солнечный день. Идем через парк, мама говорит: «Вдруг его снесли?». Стало почему-то так жутко, от мысли, что этого дома уже нет. Пришли на улицу, где жила наша бабушка. Дом стоит. Трехэтажный, маленький. Отремонтированный. Цветы на подоконниках. Дети бегают около подъезда. Мы постояли около него. Выдохнули. Пошли назад через парк. Мама нас взяла за руки.
Трещина
Все материалы сюжета
Война. Память
Сотрудники «МН» о Великой Отечественной: корреспондент Дарина Шевченко о хрупкости памяти
Наверх