На вопросы редактора отдела политики «МН» Ивана СУХОВА ответил Станислав ШУШКЕВИЧ, подписывавший Беловежские соглашения как председатель Верховного совета Белоруссии.
— Станислав Станиславович, что на самом деле произошло в пуще 8 декабря 1991 года?
— Считать, что там развалился Советский Союз, конечно, неправильно: этот развал начался значительно раньше и в тот момент вступил уже в окончательную фазу. Кроме того, появилось двоевластие: львиная часть Советского Союза, Россия, избрала своего законного президента 12 июня 1991 года. К концу 1991 года уровень возможностей Ельцина был существенно выше, чем у Горбачева, особенно после того, как горбачевский вице-президент Янаев принял участие в ГКЧП. Союз уже распадался, но этот распад нужно было контролировать. Мы собрались не для того, чтобы контролировать распад СССР, а чтобы решить очень важные экономические вопросы. Белоруссии грозила холодная зима, была угроза замерзания, и на Украине было примерно так же. Мы собрались, чтобы уговорить реального хозяина России Ельцина помочь нам решить вопрос с теплоносителями. То, что мы в этот момент решили и другой возникший вопрос, так это просто потому, что подумали: нелогично потакать Горбачеву, просить его надавить на Ельцина, чтобы Ельцин помог нам с Кравчуком решить вопрос с теплом, если мы можем договориться сами. Здесь очень важную роль сыграл Бурбулис, который произнес на этой встрече ключевую фразу: что Советский Союз как геополитическая реальность и субъект международного права прекращает свое существование. Мы подумали и согласились. Оказалось, что мы втроем, первые лица трех республик, готовы под этим подписаться.
— Когда он это сказал?
— Когда мы в первый день нашей беловежской встречи, 7 декабря, собрались во второй половине дня и начали обсуждать, что мы будем делать дальше.
— А была ли какая-то вероятность сохранить эту «геополитическую реальность» как общее государство?
— Такая вероятность была очень большой, но только до марта 1991 года. В марте был очень витиеватый советский референдум, насквозь фальшивый. Потому что вопрос там формулировался примерно так: хотите ли вы жить в счастливой общей стране или в плохой раздельной. Естественно, люди голосовали за хорошее будущее — за плохое кто же будет голосовать? Это был фальшивый, сталинский вопрос. Кстати, с этим вопросом не согласился Казахстан. Помимо этого вопроса были и другие, в разных союзных республиках. То, что мартовский референдум фальшивый, подтвердил потом референдум на Украине, когда был четко и ясно поставлен вопрос: хотите ли вы жить в независимой Украине или в Украине, являющейся частью России? И 90% ответили, что хотят жить в независимой Украине. После этого сохранить Союз было уже невозможно, ему угрожал самопроизвольный распад, внутренняя гражданская война. Фактически своими хладнокровными действиями мы предотвратили худшее.
— Почему вы именно втроем оказались в Беловежской пуще?
— Сначала мы планировали встретиться вдвоем. Я пригласил Ельцина говорить об экономических вопросах, связанных с предстоящей зимой. Но потом мы поняли, что создаем нездоровую конкуренцию с Украиной, у которой та же самая проблема. Наживаться за счет Украины было бы абсолютно бессовестно. Наш премьер связался с премьером Украины Фокиным, говоря, что планируется наша встреча с Ельциным по экономической помощи. Кравчук счел, что к этому хорошо бы привлечь и украинскую сторону, сказал мне: «Вы хорошо контактируете с Ельциным, спросите, как он к этому относится». Я позвонил Ельцину, он ответил, что будет рад видеть Кравчука. Когда мы обсуждали 7 декабря эту первую фразу, насчет того, что Союз прекращает свое существование, у нас самих возник вопрос, не сговор ли это славянских республик. Мы попытались пригласить Назарбаева. Но Назарбаев не приехал. Он по дороге заехал к Горбачеву, и тот предложил ему высокую должность в будущем новом Советском Союзе. В итоге он 19 декабря присоединился к соглашению об СНГ, хотя ему очень хотелось, чтобы это было не присоединение, а именно создание СНГ. В Алма-Атинской декларации 21 декабря 1991 года так и было написано, но никто на это не обращает внимания.
— Какая дата 1991 года важнее: 8 декабря (подписание Беловежского соглашения), 21 декабря (подписание Алма-Атинской декларации о создании СНГ) или 25 декабря (день, когда СССР окончательно прекратил свое существование)?
— Конечно, 8 декабря. Потом просто Горбачев тянул сколько мог. 9 декабря Горбачев решил быть совсем демократичным и возмутился: как это, три человека решили такой вопрос, давайте соберем съезд народных депутатов. Забыл, что сам с этим съездом покончил, желая безраздельно править, сам распустил его в сентябре. Раз съезд был распущен, кто же его назад соберет? Это уже было невозможно.
— Запомнились ли вам какие-то детали Беловежской встречи?
— Все проходило совершенно нормальным образом, серьезно, хотя условия – этим занимался премьер-министр Белоруссии - были подготовлены скорее для развлекательной программы. Там все было, чтобы хорошо провести время. Но все пошло совсем не по той колее. Все эти разговоры о пьянстве и прочих штуках – это все плоды убогого воображения людей, которые находились далеко от этого места. Они просто врали, как врали и многие газеты. А на самом деле был нормальный серьезный разговор. Если и были моменты снятия стресса – то только баня в первый вечер. Больше таких никаких мероприятий и не было. Еще на охоту сходил Кравчук с Фокиным, Фокин подстрелил кабанчика. Но отдых был очень кратковременный.
— Какое у вас было ощущение: что вы ставите точку под уходящей эпохой или что начинаете новую?
— У меня не было ни того и ни другого ощущения, у меня было ощущение, что мы делаем нужную работу, которую обязаны делать руководители государств.
— 20 лет прошло. Сегодняшнее СНГ — это то, что вы представляли себе тогда?
— Я часто об этом думаю. Увы, не могу все это как-то обобщить. Я вижу, что азиатские республики идут в направлении восточных деспотий: 20 лет у них нет никакой демократии, в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане сохраняются те же режимы. Наверное, этот непрожитый этап становления капитализма, который был у нас заменен так называемым социализмом, всегда и всеми переживается болезненно. Болезненно он переживался и в Штатах, и в Европе. Наверное, это та фаза, миновать которую нельзя. Во всех бывших советских республиках есть проблемы. Люди деформированы казарменным коммунизмом, он отвлек их от нормального существования. Подменены элементарные ценности, на которые ориентируются в мире, скажем, христианские ценности. Была разрушена и опозорена воинствующим атеизмом религия. Это все крепко сидит в сознании людей. Они хотят, чтобы не человек был сам творцом своей судьбы, а чтобы он мог у кого-то попросить возможность хорошо существовать. Этим кем-то в СССР было государство, которое решало за всех все. Шариковы брали верх в масштабе Союза. Кстати, так и сегодня многое устроено: посмотрите, на кого опирается Путин? На серую массу, а не на российскую интеллигенцию. Примерно то же самое происходит и на Украине.
— Чем стал союз России и Белорусии?
— Синекурой для некоторых бездельников, заслуживших тепленькое место своей лояльностью по отношению к режиму. Россия и Белоруссия — это слон и моська. Я не знаю никаких реальных общих проектов. И вообще это смешно: если это общее государство, то почему оно имеет абсолютно противоречивую политику, например налоговую? Или внешнюю? Это не укладывается ни в одну известную форму объединения — ни в федеративную, ни в конфедеративную. Это все выдумка и словоблудие, связанные с содержанием бездельников, которые в нормальной системе управления в общем-то и не нужны.
— Может быть, есть будущее у Таможенного союза?
— Таможенный союз во многом разумный, и с политической точки зрения это смотрится красиво. Но скажите, почему я должен покупать хороший немецкий или японский автомобиль с большой доплатой ради того, чтобы поддержать российскую автомобильную промышленность? Здесь очень много недомолвок. Думаю, это скорее предвыборный символ Путина, Лукашенко и Назарбаева.
— Мы в конце концов вернемся в одну большую страну или будем жить в нескольких, возможно, даже в нескольких десятках небольших стран?
— Нам еще очень долго надо расти до объединения. Легко объединяются демократические государства. А в наших государствах нет достаточного уровня демократического развития. Надо сначала созреть, а потом уже объединяться. А зрелости нету, есть недопустимо жесткие бюрократические методы управления. Вы посмотрите, как управляет Россия Чечней? Чтобы был общий плод, его надо вырастить. В самой России 26 субъектов федерации, включая даже Еврейскую автономную область со столицей в Биробиджане, приняли декларации о независимости. Некоторые из этих деклараций, например чечено-ингушская, вообще не допускают вхождения в состав России. Эти декларации не отменены, они лежат как мины замедленного действия. Москва задобрила Татарию, у которой есть все основания быть самостоятельным государством — и по населению, и по богатству, и по национальной культуре, но многие проблемы не решены, а просто спрятаны. А вместо того, чтобы решать достойным образом эти внутренние вопросы, Россия еще хочет присоединить к себе Беларусь.