Нескромное обаяние самодержавия

Почему Екатерина II осталась  в истории как великая императрица? Подобной чести, кроме нее, в сознании нации удостаивался лишь Петр I. Почему, несмотря на очевидную неразборчивость в личной жизни, беспощадное подавление пугачевского восстания, окончательное  закрепощение крестьян, эта женщина, прямо или косвенно виновная в убийстве законного супруга, до этого свергнувшая его с престола, чистокровная немка по происхождению, «тартюф в юбке», стала самой выдающейся русской царицей? По каким критериям судят о власти, что помнят, что прощают, за какие заслуги ценят?

Памятник Екатерине II  в Петербурге в окружении князя Григория Потемкина, князя Александра Суворова, графа Петра Румянцева, графа Алексея Орлова-Чесменского, поэта и министра юстиции Гавриила Державина, княгини Екатерины Дашковой, возглавлявшей Академию наук и Российскую академию, олицетворяет суть правления императрицы —  неограниченная монархия в союзе c выдающимися современниками, которым она доверяла исполнять свою волю. После «птенцов гнезда Петрова» — «екатерининские орлы». Екатерина ценила людей с умом  и талантом, которых почти всегда предпочитала льстивым бездарностям. И они щедро делились славой с императрицей, которая умела быть благодарной.

Свои более чем сомнительные права на русский престол, занятый ею в результате свержения собственного мужа, бывшая немецкая принцесса компенсировала бурной и воодушевлявшей современников реформаторской деятельностью в духе Просвещения, верность которому она сохраняла почти до конца жизни. Спустя пять лет после прихода к власти, в 1767 году, Екатерина созывает Уложенную комиссию из  564 депутатов от всех сословий, кроме крепостных крестьян, для создания нового Уложения — по сути, основного закона империи. Избиратели получили право дать комиссии свои «Наказы», один из них подготовила и сама императрица, тем самым показав до некоторой степени свою близость к подданным. Причем «Наказ» Екатерины оказался настолько смелым и либеральным, что на родине Просвещения — во Франции — его запретили к печати. Помимо незыблемости самодержавия, к которому, по мнению Екатерины, из-за своей истории и географии Россия приговорена, провозглашались: отмена пыток и презумпция невиновности, неприкосновенность личности и в начальном варианте — даже равенство всех перед законом.  В «Наказе» Екатерина соединила, казалось, несоединимое: либеральный «Дух законов» Монтескье (в заимствованиях из которого неоднократно кокетливо признавалась) и консервативное «Политическое завещание» Ришелье, полузабытое в Европе и дважды переизданное в России.

Правда, большой вопрос, оценили ли смелость и новаторство своей императрицы ее собственные подданные, в массе своей неграмотные и уж точно далекие от высокой философии просвещенной эпохи. Судя по общему провалу деятельности Уложенной комиссии, потонувшей в рутине частных споров о локальных правах и привилегиях, масштабный замысел Екатерины просто не поняли. И тем не менее ее «Наказ», наряду с дарованной почти два десятилетия спустя «Жалованной грамотой дворянству», стали основополагающими документами правления Екатерины II. Один обозначил реформаторские намерения императрицы, вторая дала стране «первое непоротое поколение», вырванное из системы  вертикали всеобщего служения. И  все-таки узость реального результата — свободу получило лишь ничтожное дворянское меньшинство — лишний раз доказывает, что внешнего эффекта Екатерина добивалась значительно лучше.

Немаленькие победоносные войны

Большинство же реальных заслуг екатерининского правления связаны с крайне удачными для России войнами. «Внешняя политика была поприщем, — писал Василий Ключевский, — на котором Екатерина удобнее всего могла завоевать себе расположение народа». Под «народом» он понимал прежде всего дворянство, не слишком искушенное в тонкостях государственного управления и мерившее величие страны исключительно линейкой на карте.

Екатерина это понимала и сама, будучи блестящим дипломатом — крайне рассудительной, не позволяющей принимать решения, отдавшись первому порыву, с ранней юности привыкшая не показывать своих истинных эмоций, — проводила целенаправленную, аннексионистскую внешнюю политику. И это несмотря на то, что ее канцлер Никита Панин, один из двух людей, с которыми она в первые годы правления советовалась по всем вопросам (второй был Григорий Орлов), еще в июле 1762 года, упреждая Екатерину, писал ей: «России не нужны завоевания, потому что у нас есть множество земель, кои в пустее лежат; что по сей самой причине надобен больший покой, дабы новыми учреждениями ободрить земледелие, фабрики и мануфактуры; что всякая война, кроме законной обороны.. предосудительна».

Но Екатерина властвовала сама, о чем  постоянно напоминала окружающим ее фаворитам, и лучше них понимала ментальность страны и народа, которыми ей пришлось повелевать. (Не случайно Панин все-таки был отправлен в отставку в 1780 году, его место занял Александр Безбородко, и именно его статуя, а не Панина,  также украшает екатерининский пьедестал). Вместо обустройства, покоя и свободы она  предложила России идею национальной гордости, которая обычно особо в цене во время войн.

Кто-то подсчитал, что за 300 лет царствования династии Романовых Российская империя расширялась со скоростью 140 кв. км в день. По размерам завоеванных территорий Екатерина превышает завоевания Петра. Как писал Николай Карамзин: «Петр удивил победами. Екатерина приучила к ним».

В результате нескольких войн с Турцией и трех разделов Польши Россия укрепила, как никогда, свое влияние и престиж в Европе (только ее внук, Александр I, мог сравниться и даже превзойти  бабку в мировой славе), отвоевала земли  с семимиллионным населением. Именно в годы правления Екатерины Россия вернула себе все земли, некогда принадлежавшие Киевской Руси, решив главную внешнеполитическую задачу, стоявшую перед ней с момента падения монголо-татарского ига.

Численность населения Российской империи за годы царствования Екатерины выросло почти вдвое — с 19 млн до 36 млн человек. Правда, среди этих 17 млн оказалось  600 тыс. евреев, и Россия впервые в истории столкнулась с еврейским вопросом. Запахло серьезной  торговой конкуренцией. Заботясь об «отечественном производителе», в 1791 году Екатерина установила для евреев черту оседлости.

Напуганная революцией

В советской историографии правление Екатерины II делилось на два периода — до и после Пугачевского восстания. Мол, вначале — заигрывание с французскими философами-просветителями, а после испуга от крестьянского бунта — закручивание гаек и закрепощение крестьян. На самом деле же некой разделительной чертой для Екатерины стала Великая французская революция. До тех пор императрица оставалась вполне либеральным монархом.

Были разрешены вольные типографии, по сути упразднена цензура, и введена на некоторое время свобода слова. Екатерина сама анонимно начала издавать журнал «Всякая всячина», в ответ возникли еще шесть журналов, учрежденных частными лицами. Началась полемика. Пусть их тираж не превышал 200 экземпляров, но хотя бы в узком кругу русской интеллигенции начался открытый разговор по общим гуманитарным вопросам и конкретным проблемам страны. Появились масонские кружки, которые вскоре стали очень модными у образованной знати.

В 1786 году были открыты четырехклассные бессословные народные училища в губернских городах и двухклассные — в уездных. Были открыты знаменитые школы для девочек при Смольном монастыре. Пусть граждане и не очень поначалу понимали смысл и пользу обучения, и учащихся детей в России набралось не более 17 тыс., то есть 0,005 %, тем не менее: лиха беда начало.

Когда Екатерина заняла престол, доля расходов на образование в бюджете составляла 0, 15%, а в 1794 году — 1, 28%. Для сравнения — на содержание двора уходило 9%.

Во времена Екатерины процветала и пестовалась культура. Достаточно назвать одну ее область — архитектуру — и перечислить фамилии: Растрелли, Росси, Фальконе, Кваренги, Баженов, Казаков. Строились новые города: Николаев, Одесса, Екатеринослав, Севастополь.

И даже первые известия о взятии Бастилии не поменяли общий настрой Екатерины. В официальных «Санкт-Петербургских ведомостях» был без купюр опубликован текст «Декларации прав человека и гражданина», а песни «восставшего народа» исполняли в Зимнем дворце в присутствии самой императрицы.

Правда, Екатерина отнеслась к французским событиям с куда большим скепсисом, чем многие из ее подданных. Она выражала большие сомнения в законотворческих талантах «башмачников и сапожников», восставший Париж называла «адским пеклом», а Учредительное собрание — «гидрой о 1200 головах».
Главное, что возмущало Екатерину, — не революция как таковая, а «правосудие без справедливости», то есть многочисленные расправы без суда и следствия над чиновниками и вельможами, сообщения о которых императрица получала с завидной регулярностью. В сущности, она критиковала революцию, апеллируя к тем же идеям Просвещения, что и сами ее идеологи. Правда, она забывала об этих идеях, когда призывала повесить наиболее активных членов Учредительного собрания, отмечая, что «вся эта сволочь не лучше маркиза Пугачева».

По-видимому, русская императрица, проведшая многие из преобразований, для которых Франции понадобилась революция, без значительных потрясений, искренне верила, что вскоре буря уляжется сама собой и народ подчинится законным властителям. Тому, чтобы подтолкнуть счастливый конец революции, была подчинена российская тайная дипломатия того времени: Петербург не жалел денег на то, чтобы сколотить в революционном парламенте фракцию умеренных монархистов. Ведь сам собой народ, свято верила Екатерина, править не может, без вертикали монархической власти все равно не обойтись.

Однако страх, посеянный революцией, порой оказывался сильнее, чем прагматизм императрицы. И особенно после казни Людовика XVI  она резко дала задний ход, чтобы в России не могло появиться даже намека на революцию. Первой жертвой пал Александр Радищев, автор «Путешествия из Петербурга в Москву». В иное время Екатерина, возможно, и не обратила бы особое внимание на антикрепостнические высказывания Радищева (она и сама была не в восторге от крепостного права), однако после французских событий, когда многие представители тамошней знати отступились от своего короля, она увидела в творчестве потомственного дворянина измену. Итог известен: Радищев был осужден на десятилетнюю ссылку в Сибирь, а его книга, имевшая все шансы стать рядовой, на многие десятилетия стала настоящим бестселлером.

Следующей жертвой монарших страхов стало русское масонство. Екатерина, еще в начале 80-х годов высмеивавшая любовь масонов к запутанным и, как ей казалось, бессмысленным ритуалам, все более проникается верой в теорию заговора. Ей уже не до смеха, и она повелевает арестовать признанного лидера русских масонов публициста Николая Новикова, которого сама еще несколько лет назад спонсировала. Его ждал приговор еще более суровый, чем Радищева, — пятнадцать лет тюрьмы.

А на исходе своего правления, в сентябре 1796 года, стареющая императрица учредила первую за время своего царствования систему цензуры, фактически запрещая ввоз в Россию иностранной литературы. В соответствии с тем же указом вольные типографии были закрыты, а для издания книг теперь требовалось разрешение трех цензоров: двух светских и одного духовного. Как результат: в 1788 году было издано 419 книг, в 1789-м — 339, в 1790-м263 и в 1797-м — только 165.

Надежда, опрокинутая в прошлое

Не все правители любят власть: ею откровенно тяготился Александр I, она была непосильным бременем для Николая II, от нее хотел убежать в лоно семейной жизни Александр II, к ней не готов был и Александр III. Но Екатерина II властвовала всласть. Ее всегда и в первую очередь заботило самодержавие.

Ради него она рискнула на мятеж против мужа и законного императора, ради него не передала власть сыну, заставила отказаться от всяческих претензий на императорское достоинство морганатического мужа Елизаветы Петровны Алексея Разумовского, жестоко расправилась с обеими Таракановыми, называвшими себя дочерьми покойной императрицы, приказала убить несчастного узника Иоанна Антоновича — внучатого племянника Анны Иоанновны.

Екатерина не отдала власть никому и правила 34 года. (Из Романовых больше восседал на троне только тот же  великий Петр I. Тем более символична лаконичная надпись на «Медном всаднике»: «Петру I — Екатерина II».) Ей удалось неукоснительно блюсти и интересы страны, и угодить собственной тщеславной натуре. Мало кто так понимал Россию и русских, как императрица-немка. Вряд ли кто мог сравниться с Екатериной, все свое царствование ратовавшей и за просвещение, и за сохранение устоев, и одновременно за незыблемость самодержавной власти.

Петр I был больше революционер, а Николай I — охранитель. Екатерина II же являла собой пример наиболее гармоничного правителя для России. Хотя именно при Екатерине абсолютная монархия в России вступила в стадию активной бюрократизации. И именно Екатерина всем своим успешным царствованием доказала, что политика и мораль — вещи несовместные. Но это был «золотой век самодержавия», хотя во главе государства стояла правительница с  «душой республиканской». Так во всяком случае написала о себе Екатерина в одной из самоэпитафий. Она так и осталась на всю жизнь верной и духу Монтескье, и завещанию Ришелье. Такое правление и называетсяпросвещенный абсолютизм.

Екатерина оставила потомкам противоположных взглядов и убеждений своеобразную надежду, опрокинутую  в прошлое. Одним — либеральный дух «Наказа», другим — расширение страны и утверждение ее в качестве великой державы, всем вместе — веру в возможность совмещения обоих устремлений. Именно в этом причина исторической популярности Екатерины. Проблема, однако, в том, что ни одну из многочисленных задуманных реформ она так и не довела до логического, последовательного конца. И отсюда подозрение, что екатерининская «гармония» не более чем обертывание чуть подновленных устоев в новую красивую упаковку либеральной империи.