Мне, сотруднику одного из академических институтов с 1994 года, эти реформы совсем не нравятся, но их проводят не для того, чтобы они нравились научным сотрудникам. Куда важнее, на мой взгляд, понять другое: а как это получилось, что академия наук оказалась особенно никому не нужной и не интересной, кроме тех, кто в ней работает (да и то не всем)? Ведь нынешние реформаторы рано или поздно со сцены сойдут, а сама академия, по крайней мере ее название, останется — в свое время ее еще круче реформировали большевики, но не отменили, и теперь вывеску точно оставят.
Рано или поздно настанут другие времена, политики и общественные деятели нового поколения будут проводить инвентаризацию нашего государства и общества и обязательно скажут: так, а тут у нас что? Академия? Что делать с ней будем, нужна ли она вообще?
Конечно, нужна! — ответят академики, как и сейчас отвечают. В ней наука, у нее репутация, ее Петр Великий основал… Все так, скажут им, как и сейчас говорят, но спросят поконкретнее: а нам она здесь и сейчас зачем? И вот на этот вопрос убедительного ответа пока что не видно.
В советские времена все было просто и понятно. Государство не жалело никаких средств для трех основных задач: создание вооружений, идеологическое воспитание населения и поддержка престижа СССР на мировой арене. И везде академическая наука была просто незаменима: «физики» придумывали бомбу, «лирики» раскрывали преимущества социалистической системы, и все показывали, как мы «делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей». За это ученые выше определенного уровня получали очень неплохие зарплаты и всевозможные привилегии, им дозволялась изрядная доля оппозиционности, а главное, им было позволено удовлетворять собственное любопытство за государственный счет (конечно, не в ущерб вооружению и идеологии).
Ценность знания упала катастрофически, это отчасти началось еще в советские времена, когда рабочий получал больше инженера
В советской табели о рангах сразу после партноменклатуры шли деятели науки и искусства, наука неизменно шла на первом месте. Искусство тоже было делом хорошим, но для гонки вооружений совершенно бесполезным.
И буквально с детского сада в советских гражданах воспитывалось уважение к знанию как таковому. Поступить в институт, получить затем научную степень — это была единственная достойная карьера для мальчика или девочки из приличной семьи и самый лучший шанс выбиться в люди для ребенка из семьи неприличной. Всевозможные дома научно-технического творчества молодежи, кружки для школьников, научно-популярные книги и телепередачи приобщали подростков к этому таинственному и прекрасному миру. Что можно было смотреть на советском ТВ кроме мультиков и отдельных фильмов? «Очевидное-невероятное», «Клуб кинопутешественников» и «В мире животных» — три прекрасные научно-популярные передачи, их ведущих узнавали на улице почти наравне с Аллой Пугачевой.
И вдруг все это рухнуло. В девяностые ученые были предоставлены сами себе: сидели на нищенских зарплатах, но никто их не трогал, не реформировал, не контролировал. Выживали как могли: кто уехал, кто приспособился. В сытые двухтысячные зарплаты стали повышать, заодно стали вводить все более строгие меры контроля и отчетности, но возврата к советской системе не предполагалось.
А причина проста: нынешнее российское государство не ставит перед собой тех задач, на которых надорвалось советское, — обогнать Запад в гонке вооружений, убедить каждого гражданина в преимуществах социализма и показать всему миру, что мы лучшие. Нынешняя власть куда практичнее и реалистичнее… а заодно и циничнее. Вооружения всегда можно закупить, с идеологической обработкой электората справляется телевидение (а кого оно не берет, на тех уже давно рукой махнули), и вообще все научные задачи решаются «в сколковском режиме», специально нанятыми специалистами на средства особых фондов. А не громоздкими советскими НИИ с сотнями сотрудников, которые не всегда могут внятно объяснить, чем конкретно они занимаются и какая от этого народнохозяйственная польза.
Когда за просто так раздавались научные степени и звания политикам и вообще всяким нужным людям, не слышно было протестов из академической среды
Сказав это, я не имел в виду обидеть научных сотрудников (я ведь сам один из них) или сказать, что они ничего путного не делают. Вовсе нет, в этих самых НИИ встречается такая концентрация людей грамотных, порядочных и работящих, какой я не видел ни в одном другом месте. Но просто так уж повелось, что с исчезновением единственного заказчика в лице советского государства их сотрудники сами себе составляют пресловутые планкарты (обязательства на следующий год) и сами расписывают в этих планкартах, что было за год сделано. Да-да-да, та самая советская форма отчетности спустя почти четверть века после исчезновения советской власти…
А если нет придирчивого заказчика, появляется море туфты. Да, среди научных сотрудников много настоящих ученых, подвижников своего дела, но немало и дутых кандидатов-докторов-профессоров, защитившихся в карманных советах, разрабатывающих темы с нулевой научной значимостью, такой же актуальностью и новизной. И чиновнику, который смотрит на это сообщество со стороны, просто не видно, где настоящая наука, а где подделка.
Казалось бы, само научное сообщество должно было осуществлять экспертную оценку своих членов… Но, положа руку на сердце, от кого слышим мы в последнее время о дутых диссертациях? От блогеров и политиков, но очень редко от ученых. Случаи, когда само научное сообщество выступило с разоблачением своих нечистых на руку коллег, единичны. А вот продажа дипломов о высшем образовании и научных степеней была поставлена на широкую ногу еще в девяностые, и всех это как бы устраивало.
Когда за просто так раздавались научные степени и звания политикам и вообще всяким нужным людям, не слышно было протестов из академической среды. Прекрасно помню, как сам был поражен, встретив Ахмата Кадырова с многочисленной охраной у высотного здания РАН на Воробьевых горах. Оказалось, он приехал защищать кандидатскую. Текста диссертации я не читал и ничего не могу сказать о ее достоинствах… но не намекало ли выбранное место защиты, скажем так, на некоторую готовность академии к политическому компромиссу? А теперь профильное отделение той же академии без вопросов и возражений одобряет концепцию единого учебника по отечественной истории, который вызывает столько вопросов у школьников и учителей — но только не у академиков…
Почему-то никто из академиков традиционно не протестует, когда авторитетом академии пользуются для решения сиюминутных политических задач. А ведь авторитет — ресурс не бесконечный, расходуется он быстро…
Не стану в этом с академиками спорить, у каждого компромисса наверняка есть свои причины. Но я не могу не заметить очевидного: академия уже не воспринимается как безусловный фильтр, который всегда отделит пшеницу от сорняков. А если она перестала исполнять роль надежного экспертного сообщества, тогда и государству, и обществу приходит в голову закономерный вопрос: а зачем она?
Образование и научная работа еще в советские времена были принципиально разнесены по разным ведомствам
Есть и такой аргумент: и в западных странах ученые часто занимаются полной ерундой, и уж во всяком случае далеко не каждый оксфордский профессор в состоянии объяснить рабочему пареньку с окраины (а такие в Оксфорде тоже есть), над чем он работает и зачем вообще это нужно. И ведь государство щедро оплачивает такую работу. Это, безусловно, так, но Оксфорд помимо научных исследований занимается обучением студентов. Если профессор будет нести заумную чушь на лекциях, вероятно, на них никто не придет, и колледж задумается, имеет ли смысл продлевать контракт. Здесь, как ни странно, достигнуто очень неплохое сочетание рыночной среды и государственной поддержки: пока за возможность обучаться в Оксфорде иностранцы платят огромные деньги, государство может быть уверено, что содержит не просто игровую площадку для интеллектуалов, а нечто действительно полезное.
У нас, к сожалению, образование и научная работа еще в советские времена были принципиально разнесены по разным ведомствам. Что касается университетов, то преподаватели задыхаются от непомерной учебной нагрузки и идиотской документации, которой эта нагрузка сопровождается. Рассчитывать, что они найдут достаточно времени для научной деятельности, просто наивно. Да и научные сотрудники далеко не все умеют и хотят преподавать… Словом, оксфордский вариант для нас в лучшем случае дальняя перспектива, а не сиюминутное решение.
Слышу отчаянный крик: но с академией все же лучше, чем без нее. Пусть хотя бы так, в испорченном и урезанном виде, но сохраняется наследие советской науки, давайте дадим ученым возможность просто выжить, занимаясь любимым делом… Я-то с этим согласен. Но я вижу, что эти аргументы совершенно перестали удовлетворять государство. Да и общество тоже, если честно.
Отказываясь от популяризации наших научных дисциплин, дорогие коллеги, мы роем яму сами себе: неуклонно понижается и уровень студентов, и интерес общества к нашим занятиям
Ценность знания упала катастрофически, это отчасти началось еще в советские времена, когда рабочий получал больше инженера. Один из самых тревожных признаков — практически полностью исчезли из нашего обихода научно-популярные жанры… Точнее, были вытеснены импортом: любой пакет кабельного ТВ обязательно будет включать в себя всевозможные познавательные каналы, но российские среди них только начинают появляться. И это еще хорошо, потому что в книжных магазинах львиную долю работ по отечественной истории занимает псевдонаучная «новая хронология» и тому подобная попса.
А уж хорошая научно-популярная книга для подростков (такие, как тома энциклопедии «Аванта плюс») — это событие национального масштаба… Да, за это плохо платят, это трудно протолкнуть — но еще и нам самим это кажется каким-то мелкотемьем, писанием на потребу публике. Однако, отказываясь от популяризации наших научных дисциплин, дорогие коллеги, мы роем яму сами себе: неуклонно понижается и уровень студентов, и интерес общества к нашим занятиям.
Я печатаю этот текст на компьютере Toshiba, в кармане у меня телефон Nokia, я езжу на разработанной в Корее машине KIA и совершенно не хочу пересаживаться на «Жигули»… Одно из самых печальных зрелищ, которые мне довелось видеть, — это разграбленный павильон «Космос» на ВДНХ, где теперь торгуют дешевым импортным ширпотребом.
Словом, с наукой — как с армией: народ, который не хочет кормить свою, будет кормить чужую. Но прежде, чем кормить свою науку, народ захочет убедиться, что это действительно наука, а не ее имитация, не дешевый ширпотреб. Убеждать его в этом придется долго и серьезно, и в этом я вижу одну из основных задач российского научного сообщества на ближайшие годы. И чтобы ее выполнить, нашему сообществу совершенно точно придется измениться вне зависимости от хода академических реформ.