— Чем вы занимались раньше?
— В Казахстане в разные времена у меня были рыбный ресторан, бильярдная, кондитерская, столовая, булочная. В 2007 году я заложил все это под строительство четырехэтажного ресторанного комплекса, но стройка встала, деньги и залог сгорели. Я рассчитался с банками и в 2011 году приехал в Россию. Я не знал, зачем еду, — просто взял семью и поехал. Что-то меня дернуло. Еще в Казахстане у меня родилось желание сделать что-то для больных детей, поэтому когда приехал, сразу связался с фондом «Подари жизнь» и стал помогать больнице.
Знакомые предложили мне работу в сети супермаркетов, и некоторое время я занимался там пищевыми технологиями. Но однажды супруга сказала мне: «Не занимайся больше ничем — корми детей!» И тогда я махнул рукой, сгрузил свою семью на родственников в Казахстане и стал заниматься только нашими маленькими пациентами. Живу и покупаю продукты для больницы за счет помощи друзей.
— В чем главная проблема больничного питания?
— Дело в том, что всех пациентов кормят не индивидуально, а из одного котла. Курсы химиотерапии, которые проходят наши дети, повреждают внутренние органы, у детей пропадает аппетит, меняются вкусовые предпочтения. В этой ситуации никакой пищеблок не сможет решить проблему, как накормить ребенка. Они не кушают три раза в день, когда им привезли! Если в два часа ночи ребенок сказал, что хочет кушать, мама подорвалась и побежала готовить, потому что до этого пять, шесть, десять дней он вообще не ел. Каждому нашему ребенку нужно индивидуальное диетологическое сопровождение — под наблюдением врача, с учетом текущего клинического состояния, с учетом принимаемых препаратов.
О проекте
В рубрике «Нормальные люди» мы рассказываем о тех, чья деятельность делает нашу страну нормальной — открытой, дружелюбной, удобной для жизни. Выбор героев субъективен. Поэтому если вы считаете, что мы должны обязательно написать о ком-то, то просто предложите героя в комментариях к любой статье рубрики.
— Мамы не могут справиться с этим сами?
— Не все мамы знают, как угодить ребенку. Бывает, он хочет поесть что-то, что не входит в список разрешенных продуктов. Я могу прибегнуть ко всяким технологическим ухищрениям, заменить одни продукты на другие и сделать так, что он съест то, что хотел, но мама не смогла бы это приготовить.
Я постоянно консультирую родителей, связываюсь с ними по телефону, в интернете, и одна из задач моего проекта — создать для них информационный сайт и рецептурный сборник. Там будут подробно расписаны рецепты для детей с разными диагнозами и диетами, с учетом клинических состояний и принимаемых препаратов.
Я понял, насколько ничтожны все мои духовные достижения на фоне их мудрости, силы, доброты
— Что еще вы собираетесь делать в рамках проекта?
— В первую очередь нужно перепланировать и переоборудовать под кухню одно из помещений в нашем отделении. Поставить промышленные холодильники, современные печи, купить блендеры, миксеры и так далее. Затем к отделению прикрепить повара и отдельного диетолога. Диетолог и повар в связке с лечащим врачом должны сопровождать ребенка от поступления до выписки. Поваром должен быть человек, который сердце в сердце идет с ребенком по болезни.
Задача максимум — перенести эту систему на другие отделения и больницы, чтобы позитивный опыт помог изменить нормативы больничного питания по всей России. Но для этого нужно подать пример.
— Как вы будете собирать деньги на проект?
— Сейчас я готовлюсь открыть специальный фонд, чтобы люди могли легально переводить мне деньги. Все должно быть прозрачно и юридически грамотно оформлено, чтобы у людей не оставалось сомнений по поводу пятидесяти, сотни рублей или пятисот тысяч.
— Можете рассказать о ваших подопечных?
— У меня была девочка 13 лет — она вообще перестала есть. Врачи попросили меня поговорить с ней и сделать так, чтобы она снова начала питаться. Я пошел к ней и сказал: «Ты знаешь, что я живу желанием осуществить мой проект. И ты в нем будешь первая: если будешь хорошо кушать, это позволит другим детям, прочитав о тебе, понять, что через правильное питание можно выздороветь. Хочешь мне помочь?» Она говорит: «Хочу, буду есть». И я неделю кормил ее, а потом вынужден был пропасть — и через неделю после моего исчезновения ей подключили зонд. Я ее предал. И когда вернулся, она со мной даже не здоровалась. Потом помирились.
Дима был первым ребенком, которого я накормил. Он до последнего дня был со мной на кухне — такой кулинар был. Хотел стать ихтиологом, и ради него я познакомился с Иваном Затевахиным — он тогда вел телепередачу «Диалоги о рыбалке». Я привел Затевахина в больницу, нам было очень интересно… К сожалению, Дима ушел от нас два года назад.
— Вы разговариваете с вашими подопечными как со взрослыми, на равных?
— С ними можно говорить об очень серьезных вещах, наши дети быстро взрослеют. Я понял, насколько ничтожны все мои духовные достижения на фоне их мудрости, силы, доброты. У нас есть ребенок с синдромом Дауна. И все остальные дети, независимо от возраста и состояния, общаются с ним так, как будто они психологи с двадцатилетним стажем и огромным сердцем, которые специализируются именно на детях-даунах. Нам у них учиться и учиться. Поэтому мне по-настоящему повезло: все, чего мне не хватало, что могло наполнить смыслом остаток моей жизни, случилось здесь.