Александр Драхлер, учитель истории и обществознания, заместитель директора по информатизации в школе 293, руководитель портала «Сеть творческих учителей»
— Как обсуждать с детьми тему путча 1993 года? Есть интернет-проект «Твоя история», в рамках которого был создан твиттер-квест «Развилки истории». В этом квесте ребята должны выбрать один из вариантов развития событий и подумать, к каким последствиям они могли бы привести. Мы его показывали в одном оздоровительном лагере летом, там был мальчик из Франции, он долго не мог понять, в чем идея этой игры, пока я не привел ему аналоги «развилок» из французской истории. Он сразу начал выбирать максимально жесткие варианты, но понятно, что простых решений там не было.
Проблема в другом — говорить об этом на уроках все равно некогда. Количество часов такое, что реально период 1990-х годов практически никто не проходит. По программе он приходится либо на конец 9-го класса, когда дети готовятся к государственной итоговой аттестации, либо уже на 11-й — когда у них на уме только ЕГЭ. Здесь уже не до того, чтобы что-то обсудить, даже на внеклассных мероприятиях. Конечно, в едином госэкзамене порядка 10% касается новейшей истории, но там достаточно простые вопросы: кто был руководителем правительства в такие-то годы, в каком порядке надо расположить эти события и т.д. Не для вдумчивого ответа — просто факты из учебника.
Во всех учебниках эта тема излагается более-менее понятно, но близкие по времени события нельзя излагать беспристрастно. И, наверное, для учебника беспристрастность все же является минусом — нужно показать столкновение разных взглядов и истин, чтобы дети могли увидеть трагедию этих событий.
Тамара Эйдельман, учитель истории гимназии 1567, член правления межрегиональной общественной организации «Объединение преподавателей истории», заслуженный учитель России
— Времени на это, конечно, не хватает, и это сильно мешает. В идеале такие противоречивые события, как путч 1993 года, надо преподавать, предлагая детям выбор свидетельств очевидцев, чтобы у них в голове сложилась своя картина. Но своих уроков про 1993 год я уже даже не помню, потому что я всегда с этим отстаю.
Какие впечатления остались у детей после выставки в «Мемориале» (выставка «Москва. 1993 год: 14 дней осени» открылась в правозащитном центре 20 сентября — «МН»), на которую мы недавно ходили? Мы не успели ничего с ними обсудить — шел дождь, мы быстро ушли с выставки, но одна моя выпускница задала вопрос, который мне очень понравился. Когда-то я давала ей книгу про 1990-е годы, выпущенную ельцинским фондом, и она спросила: «У ее авторов такой же взгляд, как на выставке?» Я ответила: «Нет, наверное, они больше симпатизируют Ельцину». Тогда она сказала: «Хорошо, я прочитаю и сравню». Для меня это была просто награда за долгие годы преподавания.
Что касается книг, которые я вообще рекомендую ученикам об этом периоде, к сожалению, их очень мало. В конце 1990-х годов наша ассоциация преподавателей истории участвовала в большом проекте с европейской ассоциацией «Евроклио», он назывался «Уроки Клио». Благодаря этому проекту вышли три замечательные книги об истории второй половины XX века. В них есть разные источники, задания к ним, очень много иллюстраций Мы также проводили семинары в разных городах и даже дарили учителям эти книги. Одна из них называется «Трудные пути демократии» — о том, как к ней приходили в Польше, в Испании, и о перестройке в России в том числе. Но это все было давно, с тех пор они переиздавались лишь очень маленьким тиражом.
Многое спорно и по сей день, не все документы открыты, но все-таки путч 1993 года — это важное событие
Сравнивать события 20-летней давности с нынешними, как это часто пытаются, на мой взгляд, нельзя. Вообще мне кажется, что сейчас интереснее. Все-таки тогда все изменения шли сверху — сначала Горбачев, потом Ельцин, вот они к чему-то нас всех призывали, и мы шли. В последние годы все идет снизу, может быть, поэтому слабее, медленнее, но главное, что люди действуют не по указке лидера, а потому что сами понимают, чего хотят. Должно ли обсуждение 1990-х годов войти в единый учебник истории? Наверное, да, хотя бы до 1999-го. Но конечно, это очень спорно — слишком горячо, слишком болезненно, у каждого «болит» свое, и трудно быть объективным. Эти события было бы лучше изучать в курсе обществознания. В рамках курса истории я бы предпочла свести их оценку к минимуму, просто говорить: случилось так и так. Все-таки это и морально тяжело, и методически.
Андрей Демидов, учитель истории школы 42, председатель межрегиональной профсоюзной организации «Учитель»
— Я не заметил особой разницы в освещении этой темы в современных учебниках — везде оно достаточно сухое, фактологическое, но как ее преподнести, зависит от конкретного учителя. Понятно, что это сложная тема, и здесь надо давать больше материалов, документов, статистических данных, чтобы дети при ее изучении исходили из первоисточников. Многое спорно и по сей день, не все документы открыты, но все-таки путч 1993 года — это важное событие, и его нужно хотя бы затрагивать. Я все-таки противник того, чтобы убирать острые моменты из школьной программы.
Мы на уроках рассматриваем правовую сторону конфликта, его социально-политический контекст, смотрим воззвания со стороны Верховного Совета, указы Бориса Ельцина Понятно, что все это можно делать в достаточно ограниченном масштабе, но мне кажется важным, чтобы дети ощутили тот пафос, причем пафос с обеих сторон, каждая из которых защищала свою идею. Гражданская война, как я им объясняю, — это война идей. Но я не даю окончательной оценки того, кто в этой ситуации прав. Мне кажется, детям надо дать возможность узнать факты, а затем самим сформулировать эту оценку.
Как они оценивают? В основном это сожаление о том, что тот конфликт вылился в вооруженное противостояние и было много жертв с обеих сторон. Но я сам как историк считаю, что это все-таки был неизбежный этап. Предыдущий период должен был закончиться, эволюция политической системы России шла по пути формирования вертикали власти, которая продолжилась уже при Владимире Путине. Вряд ли это можно сравнивать с тем, что происходит сейчас, — у гражданской оппозиции нет какого-то институционального выражения: ни парламентских функций, ни мощных организаций. Правда, пафос у участников первых «болотных» митингов был приблизительно такой же, как у защитников Белого дома, — некий причудливый симбиоз левых и правых: сейчас — под лозунгом «честных выборов», тогда — за соблюдение Конституции. Но на уроках мы проведением таких параллелей не занимаемся.
Вообще у детей в 9–11-х классах такой период, когда они остро воспринимают вопрос о справедливости. Часто я вижу, что идейный человек вызывает у них интерес и желание тоже найти себе что-то в качестве идейного ориентира. Но сейчас в этом нет никакого общего вектора. Немало школьников ориентируется на Путина, еще с его прошлого президентского срока, поскольку в их понимании руководитель страны — это априори некая сильная личность. Кроме того, о нем они все-таки знают больше, чем о других политических деятелях, хотя бы потому, что чаще видят его в теленовостях и слышат о нем.
Есть дети условно оппозиционного склада — в случае подростков, как правило, это влияние семьи либо какого-то авторитетного человека из близкого окружения. Есть те, кто ориентируется на националистическую доктрину — правда, я не очень понимаю, кого они при этом берут за образец. Скорее всего это происходит тоже под влиянием старших товарищей — они говорят не столько об истории, сколько о принципе. А есть и те, для кого ориентир — Сталин. Так что оттенки идейных предпочтений самые разные, так же как в обществе.
При этом дети часто задают неожиданные вопросы, они пытаются зайти с другой стороны, нежели взрослый с его логикой. Основной вопрос при обсуждении того путча — «зачем они это делали?». Мы привыкли мотивы людей воспринимать как данность. Но для нынешнего поколения стремление жертвовать своей жизнью ради неких доктрин само по себе выглядит странно. Это более прагматичное поколение, накал страстей их удивляет.
По официальным данным, в Москве погибли 123 человека, 389 были ранены