Отойти от американца на полтора метра
— Что такое личное пространство?
— Это некая субъективная зона, размер которой у каждого человека свой. Это пространство, которое человек оберегает, не всегда даже осознавая это. Вторжение в него других людей вызывает дискомфорт разной степени осознанности.
— Его размер зависит от национальных, социальных и культурных факторов?
— Конечно. Мы можем говорить о личном пространстве, например, американцев или вьетнамцев. Расскажу историю. В 1990-е годы к нам стали приезжать американцы. Двух из них я пригласил к себе домой и поехал встречать к метро «ВДНХ». А тогда ВДНХ была торжищем с одним выходом из метро, поэтому перед эскалатором собиралась огромная толпа. Я увидел, что мои американцы не приближаются к людям, которые стоят перед ними в очереди на эскалатор. Расстояние — метра полтора. Люди сзади чувствуют, что перед ними есть пустота, которую можно заполнить, и не могут понять, что там: поклажу они перед собой катят, что ли? Это показало мне, насколько по-разному люди относятся к личному пространству. Для американцев невозможно идти, почти прикасаясь одеждой — я уж не говорю телом — к людям, идущим перед ними.
— Чем вы это объясняете?
— Они могут себе такое позволить. Чем выше у человека качество жизни, тем больше зона его комфорта.
— Если люди родились в маленькой квартирке и других жилищных условий не знали, это значит, что у них всегда личное пространство будет небольшим?
— Думаю, да, поэтому в той же очереди они стоят гораздо более плотно. Моя дочь в этом году была первый раз в Индии, и одно из самых сильных ее впечатлений заключалось в том, что люди там просто трутся друг о друга. Нам это трудно представить, у нас все-таки есть дистанция.
— Пытался кто-нибудь замерить, каков размер личного пространства для нас, жителей России?
— Обычно говорят, что диапазон для человека вообще — 50–150 см. Но я думаю, что, если бы в эту выборку попало больше жителей Юго-Восточной Азии, Индии или провинциального Китая, наверное, нижняя граница была бы еще снижена. А мы находимся где-то посередине. Если взять какой-нибудь экономический рейтинг, где мы в верхей части группы развивающихся стран, то окажется, что и по личному пространству мы примерно в той же точке. Это сцепленнные показатели.
Проксемика
Это область невербальной коммуникации, изучающая, как человек использует пространство. Термин «проксемика» сформулировал в 1963 году американский антрополог Эдвард Холл. По его мнению, расположение одних людей относительно других в пространстве представляет собой непроизвольные реакции на различные колебания сенсорных раздражителей, в том числе незначительные, например, легкие колебания звучания чьего-то голоса. Причем физическое расстояние между людьми связано с их социальными взаимоотношениями.
Всего Холл выделял четыре зоны:
• интимная (для объятий, прикосновений и перешептывания) — ?от 0 до 46 см;
• личная (для близких друзей и родственников) — от 46 см до 1,2 м;
• социальная (для знакомых) — 1,2 м — 3,7 м;
• публичная (для выступлений) — 3,7 до 7,6 м и больше.
Холл не утверждал, что эти показатели представляют собой жесткие рамки, которым люди подчиняются, но предлагал их как систему для измерения влияния расстояния на общение между людьми, а также того, как эти данные могут варьироваться в зависимости от культуры или среды обитания.
Провести границу в головах
— Чем чревато постоянное нарушение личного пространства?
— Дискомфортом (может быть, неосознанным, но пагубным для человека), стрессом и желанием избавиться от этого. Способы устранения дискомфорта многочисленны. Я не могу сослаться на какие конкретные исследования, но разного рода формы убегания от действительности, начиная с алкоголизма, могут быть связаны с нарушением личного простраства.
— Получается, что для ребенка важно, чтобы у него с раннего с детства была своя комната?
— Да, если ребенок вынужден делать уроки на кухне, это, скорее всего, сожмет пружину его желания иметь свое собственное пространство.
Так же важно, чтобы в школе у ребенка была отдельная парта и он не делил ее на двоих с соседом. Помимо классов, коридоров и рекреаций должны быть помещения, где ребенок может уединиться — может быть, даже не один, а с какой-то небольшой группой людей.
На самом деле большая проблема — отсутствие мест, где можно уединиться. За этим стоит одно из доминирующих настроений в нашем обществе вообще и в школе в частности — недоверие.
Если я закрываю свое пространство от других людей, я не уважаю себя как человека, с которым можно коммуницировать.
— «А вдруг он там будет курить?»
— Да. И это патовая ситуация: если мы не доверяем человеку, контролируем его — мы его зажимаем.
— Часто говорят, что у нас очень агрессивное общество. Это может быть связано с нарушениями личного пространства?
— Что такое агрессия? В каком-то смысле ее можно определить как несанкционированное нарушение моего жизненного пространства. Например, что такое агрессивное вождение? Я еду, передо мной некое пространство, которое через несколько секунд должна занять моя машина, и вдруг меня подрезают, то есть вторгаются в то пространство, которое, в общем-то, принадлежит мне.
— А тот, кто вторгается, хочет захватить побольше места?
— Я думаю, он хочет сказать: я тут господин, все ряды принадлежат мне. Если собрать в одну выборку всех так называемых шахматистов, которые перескакивают из ряда в ряд, и провести их психологическое тестирование, то я думаю, выяснится, что у них большая потребность в расширении личного пространства.
— Значит, личное пространство — это не территориальное понятие?
— Граница проходит в голове, и связана она с общей психологической культурой: насколько другой человек уважаем, насколько он важен для меня, насколько я ценю его состояние.
— Сейчас много дачных участков обнесено трехметровыми глухими заборами. Стремление отгородиться таким образом от мира пройдет со временем?
— Я думаю, да. В Европе такое невозможно. Думаю, что дети тех, кто построил эти заборы, уже через какое-то время будут чувствовать себя там некомфортно, если они приобщатся к каким-то другим культурным нормам. Человек, который пожил в Лондоне, вернувшись к родителям, будет чувствовать себя полным идиотом за таким забором.
— Получается, эти заборы исчезнут тогда, когда граница своего и чужого четко установится в головах, когда люди начнут уважать чужое пространство?
— И свое тоже, ведь эта избыточность — это еще и неуважение к себе. Если человек ставит трехметровый забор, он не может любоваться озером или парой, которая гуляет с собачкой. На мой взгляд, это аномальное, компенсаторное состояние, то есть такое, которое является результатом какой-то неудовлетворенной потребности, какого-то переживания — например, страха, что отнимут или убьют.
Чтобы люди ощутили внешнее пространство как свое, нужно вовлечь их в работу. Извлечь их из скорлуп, но не консервным ножом, а по их доброй воле
У личного пространства, кроме границ, есть еще один параметр — открытость/закрытость. Это тоже очень важный показатель: если пространство огромное, к тому же закрытое, это мешает коммуникации. Почему я сказал о неуважении к себе? Если я закрываю свое пространство от других людей, я не уважаю себя как человека, с которым можно коммуницировать.
Те же американцы — они не холодные, не безразличные, не игнорирующие других людей. Когда с ними начинаешься общаться на личном уровне, оказывается, что они очень контактные. Личное пространство у них большое, но открытое. Они любят, например, обниматься. В нашей культуре такой степени открытости, радушия и допуска к своему телу нет.
Определиться со своим и чужим
— Социолог Петр Иванов рассказывал, как они с коллегами пытались облагородить двор в Тропареве-Никулине. Они подготовили проект, и жителям нужно было только сказать, нравится он им или нет. Но многие даже не хотели с ними разговаривать. Петр пришел к выводу, что москвичи считают своим пространством только то, что внутри квартиры, а то, что снаружи — не считают. Почему так?
— Личное пространство у жителей России изначально было не очень большим: обстоятельства извне не позволяли его расширять. В каком-то смысле революция с ее митингами, шествиями, демонстрациями — это была борьба за расширение зоны комфорта, присвоение пространства, которое принадлежало государству, царю. Но после революции оказалось, что мы ничего не присвоили, нам по-прежнему принадлежат только эти условные метры в коммуналке.
— Но к людям пришли, сказали: «Это тоже твое, давай вместе что-нибудь сделаем».
— Так быстро изменения не происходят. Если я правильно понял, была сделана привычная и характерная для нашей культуры ошибка — людей хотели осчастливить. Кто-то за них сделал проект. А правильный вариант — изначально вовлечь этих людей в работу. Нужно извлечь их из этих скорлуп, но не консервным ножом, а по их доброй воле.
Сбалансировать уединение и общение
— Мы сейчас обозначили много-много проблем, связанных с личным пространством. Как их решать?
— Сформулировать какие-то общие рекомендации невозможно. Мне кажется крайне важным сформулировать саму идею, вообще задуматься о личном пространстве.
У человека есть две базовые потребности — в уединении и коммуникации. Можно это сформулировать и по-другому: потребность общаться с другими людьми и потребность общаться с самим собой — посидеть спокойно, подумать о своей жизни. И для того, чтобы человек чувствовал себя благополучно, эти потребности всегда должны быть гармонизированы.
Например, молодожены сталкиваются с проблемой, когда коммуникации друг с другом становится слишком много. До этого у них были конфетно-цветочные встречи, и была бОльшая гармонизированность в отношениях. И вот у них наконец-то есть возможность жить совместно. Они остались с глазу на глаз, и это продолжается 24 часа в сутки.
Гармония нарушается, и постепенно эти дискомфортные переживания выливаются в непродуктивную форму — развод. Находится новый партнер, но с ним происходит такая же история.
Мы, конечно, можем тупо привыкнуть к давке в метро, но это выльется в агрессию по отношению к ребенку, мужу, подчиненным. Стресс все равно найдет какой-то выход
— И что делать?
— Осознать, что потребность в уединении есть у обоих партнеров. Это так же ествественно, как есть, спать, пить. Если мы не даем другому человеку есть, он умирает. Если мы не даем ему возможности уединиться, он тоже начинает в каком-то смысле страдать и умирать.
— Чтобы решить проблему личного пространства, достаточно ли предусмотреть, чтобы на человека приходилось не меньше такого-то количества квадратных метров, а на семью, скажем, из трех человек, — не меньше трех комнат?
— Это психологический параметр, тут квадратными метрами не обойдешься, потому что у некоторых людей вроде бы есть комната, но психологические границы не соблюдаются. Личное пространство предполагает, что я сам контролирую, кого туда пустить, а кого нет. А если в мою зону комфорта вторгаются, то фактически это означает изнасилование. Поэтому квадратные метры могут быть, а личного пространства — нет.
— Можно дать совет, как успокоиться людям, личное пространство которых каждый день нарушают в час пик в метро?
— Можно, конечно, сделать какую-то «анестезию», привыкнуть к этому, но это нехорошо. Это типичная ошибка: мы движемся от проблемы, а не к проблеме, а надо наоборот. Мы испытываем тоску, но стараемся купировать ее алкоголем, вместо того чтобы понять, в чем ее причина, и двинуться ей навстречу. Так и здесь: мы, конечно, можем тупо привыкнуть к давке в метро, но это может вылиться в агрессию по отношению к ребенку, мужу, подчиненным. Стресс все равно найдет какой-то выход.
Мне кажется, тут важно осознать саму идею соотношения уединения и коммуникации. Если я регулярно езжу в метро и понимаю, что пропорции для меня там нарушены, что мне нужна доза уединения, то я пытаюсь организовать свою жизнь так, чтобы больше времени проводить в своем кабинете (если он у меня есть), или, если у меня есть участок земли, завести свои грядки и проводить время в них, то есть надо соорудить «вентиль», который можно было бы поворачивать туда-сюда и дозировать коммуникацию и уединение.
