«Гагарин не был лидером»

Юрий Гагарин перед хоккейным матчем. Алексей Леонов в одних плавках стоит на крутом берегу подмосковной речки Вори с удочкой в руках. Григорий Нелюбов очень сосредоточенно делает последнюю затяжку перед суточной тренировкой на тренажере корабля «Восток», а Павел Попович жмет руку скафандру: «Борь, сними меня со старым  другом».  Эти уникальные кадры, снятые Борисом Смирновым на самом обычном «Зените», очень личные, без тени официоза и удивительно живые.

Такими их мало кто видел. «Первые космонавты: неофициальная хроника» — это 60 снимков, сделанных с 1961 по 1964 год тогда еще будущим кинооператором Борисом Смирновым. С 15 апреля они впервые будут представлены широкой публике в Центре фотографии имени братьев Люмьер на «Красном Октябре» в рамках выставки, приуроченной к 50-летию первого полета человека в космос. 19-летнему юноше удалось стать фотосвидетелем события всемирно-исторического значения.

— Почему так получилось, что столь ценные кадры будут представлены публике впервые?

— В моем домашнем архиве сохранилось, наверное, 200–300 негативов того времени, я их взял на память. Не самых лучших даже, как мне тогда казалось. Почему не публиковались? Я занимался другими делами: окончил ВГИК, стал снимать документальное кино. Правда, картины эти в основном были связаны с космонавтикой и ракетной техникой. Затем вернулся во ВГИК преподавателем. Фотографией почти не занимался, хотя люблю это дело. А на девяностолетие ВГИКа (в 2009 году) известным в кино людям было предложено показать другие свои творческие способности. Меня тоже попросили. Я сказал: «Ну хорошо, принесу две фотографии. Я кинооператор, а тут выступлю как фотограф». На одной из этих фотографий Терешкова прислонилась к березе, почти плачет. Тогда погиб парашютный инструктор, которого все боготворили. А на второй — Гагарин. Приехали ребята из ЦК комсомола сыграть в хоккей, и выяснилось, что почти все одинаково одеты. Тогда Гагарин взял кусок мела и на груди у всей команды космонавтов написал «Наши». Фотографию эту я сделал на память, один кадрик, пленки было жалко.

Так вот, Алена Мелессе, выпускница ВГИКа, заинтересовалась этими фотографиями и предложила устроить отдельную выставку.

— Есть ли у вас любимые фотографии из этой космической серии?

— На выставке будет одна из них. Она, к сожалению, неудачно получилась, я ее сделал 16 апреля 1961 года, когда Гагарин только приехал в центр. У нас было одно приличное здание, где в небольшом зале и происходила встреча с коллективом. Там висел живописный портрет Ленина (не очень хорошего качества), и я снял момент, когда Гагарин смотрит в камеру, а сзади него этот портрет. Руку у меня немножко повело, снимок получился нерезкий, но печатник это исправил. Эта фотография очень типична: отражает Гагарина, эпоху. Что еще? Тот самый снимок Терешковой с березой, но его на выставку не взяли. Неплохая фотография, где Валентина Пономарева с рамочкой, по которой идет пеленг радиостанции, бредет через глухой лес по пояс в снегу. По-своему степени мне все фотографии нравятся. Когда я стал их «поднимать» для выставки, это стоило мне больших душевных сил, многое ожило. От 5 до 10 тыс. моих негативов осталось в Центре подготовки космонавтов. Теперь они, как и многие другие материалы по ракетной технике и космонавтике, в Российском государственном архиве научно-технической документации, в ближайшее время хочу их посмотреть.

— А как вы попали в Центр подготовки космонавтов?

— Я пришел туда после школы в июне 1960-го, когда слово «космонавт» было секретным. На станции юных техников я освоил слесарное дело, получил права киномеханика, юного водителя автомобиля, занимался фотоделом и киносъемкой.

Взяли меня потому, что серьезные люди не шли на ту маленькую зарплату, которую в то время платили в центре. Тогда он был бедной организацией. В отделе, куда я пришел, были молоток без ручки, паяльник, кульман и пять киноаппаратов. Сергей Королев решил, что в космосе надо снимать, и в корабле «Восток» сделали штатное место для киноаппарата — он там находился как исследовательский инструмент. Космонавтам преподавали основы операторского мастерства, а я их учил кассеты заряжать, включать и держать аппарат… Кроме того, когда готовился первый полет человека в космос, снимали самих слушателей методом прямого наблюдения — вот он прыгает с парашюта, тренируется — наблюдали за психологическим состоянием космонавтов.

Так вот снимать фотоаппаратом категорически запрещалось, и никаких съемок не велось. Режимные службы считали, что фотография может проще утечь, поэтому в центре не было ни одного фотоаппарата. Вернее, была деревянная камера для репродукции чертежей, графиков...

— А домашние-то фотографии как получились?

— Где-то в марте 1961-го главком авиации Константин Вершинин и министр обороны Родион Малиновский пошли к Хрущеву с личными делами шести космонавтов. Были в этих делах и снимки, сделанные в фотоателье в Москве. Хрущев вяло полистал бумаги и говорит: «Ну хотя бы их фотографии посмотреть». На что Вершинин отвечает: «Вот же они, Никита Сергеевич». «Да нет, ну какие у них там жены, дети...» А Вершинин ему: «Конечно, мы вам такие фотографии доставим». И это было весьма легкомысленно, потому что снимков таких ни у кого не было. В пятницу или субботу меня вызывают: «Надо снимать». Я: «А чем? Аппарата нет». Тогда начальник отдела кадров говорит: «Ты же во ВГИК собираешься. Что, у тебя нет аппарата?» —  «Есть». — «Вот его и возьми, только пленочку надо поставить на исходящие». То есть засекретить. И записали в журнале: «Съемка слушателей в быту».

— И кто был на той «съемке в быту»?

— Гагарин с женой и старшей дочкой, на другом снимке он за столом в рубашке старшего лейтенанта что-то пишет на фоне этажерки. Титов с женой. Помню дурацкий кадр: Титов шваброй моет пол в квартире и с женой книжку читает. Андриян Николаев (все его обычно звали Андрей) с Валерием Быковским, оба еще холостяки. На Чкаловской (станция Ярославского направления МЖД) им дали по двухкомнатной квартирке, но одна была заколочена, а в другой они жили с еще одним холостяком — Иваном Аникеевым.

— Вы тогда одну пленку отсняли?

— Не помню, надо было первую шестерку космонавтов снимать.  Мне же никто не сказал, что Хрущев попросил фотографии. Сказали: «Поезжай снимать». Потом в трудовую книжку записали благодарность вроде бы «за выполнение специального задания командования».

Сейчас вспомнил, что Григорий Нелюбов не стал сниматься. Он вообще был такой упрямый и самоуверенный, это определило и сломало его судьбу: его уволили из отряда, в конце концов он погиб на мотоцикле под поездом.

— Какие  отношения у вас были с космонавтами из первого состава?

— Практически со всеми хорошие, и у них между собой тоже. Если говорить о том, кого мне больше всего жаль, наверное, Павла Поповича и Андрияна Николаева. Эти были особенно душевные люди. Сначала все были очень простые, но кое на кого генеральские звезды надавили. Очень жалко женщин, они не полетели только потому, что некоторые мужчины боялись за свои кресла: не дай бог, эти женщины докажут, что они лучше. Это негосударственный подход хотя бы потому, что подготовка хорошего боевого летчика стоит $12–15 млн, а здесь было потрачено еще больше.

— Какое впечатление производил на вас Гагарин? Менялось ли оно со временем?

— Очень хорошее. Существует штамп: гагаринская улыбка, но вот Попович улыбался лучше. Гагарин не был лидером, заводилой, он был спокойным, умным и по-крестьянски мудрым. У Александра Довженко в картине «Земля» есть безграмотный дед, которого он считает интеллигентом, а все потому, что у него была точность в поступках. В Гагарине было то же самое, и это очень важно. Я не особенно за ним наблюдал, мне было мало лет для осмысления всего этого, иначе я бы сделал тысячи снимков. Мне казалось так: он слетал, теперь надо снимать других, которые полетят.

— Вы как режиссер начинали снимать документальный фильм «Последний полет Гагарина». К какому выводу вы пришли — из-за чего он погиб?

— Гагарин — герой и жертва одновременно. Он совершил подвиг во имя человечества, и он жертва нашей любви, начальственной глупости и многих обстоятельств. На выставке будут две фотографии, они сняты мной в 1980-м в поселке Корзуново на Кольском полуострове, где Гагарин и Шонин служили до того, как были зачислены в отряд космонавтов. На одной из них дом, где они жили. Что если бы он не попал в отряд космонавтов?.. Был бы вполне счастливым человеком. Он, летчик-истребитель, сам выбрал это место службы. Это интереснейшее место — в Арктике несли круглосуточное дежурство американские стратегические бомбардировщики с атомными бомбами, и наши там ходили. Рядом норвежский аэродром Бодо, куда возвращались самолеты-шпионы, летавшие над территорией Советского Союза.

Думаю, что Гагарин погиб потому, что у него был малый налет часов. Перед полетом в космос летать на самолете было некогда, а потом им сказали: «Ребята, какие полеты?! Вы теперь должны прославлять матушку Родину и быть нашими представителями». А он хотел летать, и сколько надо было тянуть канат, чтобы разрешили!.. Если отбросить хитросплетения последнего полета, он погиб именно поэтому. На это говорят: «Но ведь он летел с опытным инструктором!..» Георгий Береговой испытывал этот самолет, МиГ-15, когда его ставили на крыло. Мы с ним были в изумительных отношениях, и когда я начинал снимать эту картину, он мне сказал: «Вот я опытный человек, а ты — нет, и мы с тобой несем кастрюлю с кипятком. Ты споткнулся и упал — ну что я, опытный, могу сделать?! Кастрюля-то упадет. Так и в летном происшествии все решают доли секунды». Ну да, тогда немножко с погодой не повезло, прибор показывал что-то не то...

О гибели Гагарина ничего нельзя сказать однозначно, можно только горько жалеть, что все так произошло...