Молл Христа Спасителя

Весна в этом году поздняя, снежная, и в автобусе, который ездит по МКАД от метро «Домодедовская» до торгового и развлекательного центра Х, холодно. Пассажиры мерзнут и смотрят в окошки: скоро ли приедем? Окружной автодороге весна не к лицу — ветер завывает, как в чистом поле, небо серенькое, с московской стороны, сколько ни смотри, панельные девятиэтажки, заметаемые сиротской мартовской крупой.

Между тем автобус замедляет ход, по левую руку мелькает что-то низкое, сахарно-белое, с прудиком у подъезда. Парадный вход растопырочкой, стеклянная крыша, и одна из пассажирок говорит другой: «Какой же он красивый! Правильно мне говорили — как дорогой отель в пустыне! И купол, как в турецкой Софии!» Приехали. Торговый центр Х.

Насчет купола дама, конечно, нащебетала лишнего — обычный магазинный стеклянный купол-сфера. Небесная сфера обслуживания. Зато в остальном наделила прекрасный магазин всей красотой, которую только видела на дорогой русскому сердцу курортно-туристической тропе.

Красиво, как в пятизвездочном отеле, как в церкви! Вокруг никакая, конечно, не пустыня — МКАД уже несколько лет как главная торговая улица Москвы, и бешеным электрическим светом горят вдоль дороги «меги», «икеи» и «леруа-мерлены». Однако, на взгляд вострепетавшей пассажирки, вид новопостроенного Х оказался полон той нездешней прелести, которая делает все вокруг неважным и невидимым. Пустыня и посреди пустыни чудо.

Внутри чуда есть торговая улица с имитацией звездного неба над головой. И улица, отделанная под восточный базар. И парк с аттракционами, и каток, и колесо обозрения под тем самым стеклянным куполом. Поднимайся все выше и выше и смотри на людей, которые гуляют и глазеют на витрины. Фланируют семьями, ходят привычными уже маршрутами («А не заглянем ли еще вот в тот проулочек, что и в прошлый раз…»), проводят время в чистоте, в красоте. Не месить же в выходном платье, с детьми, жаждущими хоть какого-то интереса, смысла и зрелища, желтый снег вокруг родных девятиэтажек? Правда же?

Большой торговый центр обыкновенно центр притяжения целого района. Может, в наш Х и едут со всей Москвы. Но из ближних мест — идут.

Магазин, воскресное утро, гуляющая вдоль торговых рядов семья — все складывается в правильную благолепную картинку. Вокруг торгового центра формируется жизнь местной общины. В магазин приходят с той неизбежностью, с какой ходили семьями в приходскую церковь.

То обстоятельство, что большой и красивый молл (гипермаркет, супермаркет) давно превратился в храм (храм торговли), никакое, конечно, не открытие, а затертая метафора и общее место. Однако же на каждое общее место найдется свежий и живой взгляд — если, конечно, есть из-за чего умственно возбудиться. Патриарх Кирилл не так давно даже с некоторой горячностью говорил, что супермаркеты превращаются «в храмы XXI века», и их сейчас строят по принципу шаговой доступности точно так же, как раньше строили церкви, и люди «идут в субботу и воскресенье в секулярный храм-развлекаловку».

Все так и есть. Идут.

Шопинг давно уже сложился как уклад и ритуал. Как сказал бы философ Николай Ильин, «отлился в религиозную формочку».

Помимо церемониала «закупиться на неделю» и воскресных прогулок формочка включает в себя, например, ночные службы. Службы эти — интересное новшество, предполагающее собрание прихожан того или иного торгового центра в самый что ни на есть поздний вечерний час, всенощное стояние, обход торгово-храмовых территорий и площадей, особое взволнованное настроение, обострение и концентрацию всех потребительских чувств. Таковы были «Бессонная ночь» в «Вегасе», «Ночь скидок» в «Европейском» (в три часа ноль пять минут прихожанину, успевшему приобрести больше всего товара на самую большую сумму, подарили священную корову — автомобиль), «Ночь повелителей цен» на «Горбушке» и «Модная ночь» Vogue.

Все посетители, оставившие отзывы, отмечали теплое чувство правильности и уместности происходящего (совместность и уместность) и особую радость, разлитую под крышами ТЦ, — возможно, свою роль тут сыграло особенное время совершения покупок («час таинственного сеятеля»).

Есть у любителей шопинга и религиозные праздники. Так, масленичной неделей для всякого честного покупателя служит предновогодняя неделя. А Новый год, безусловно, тот самый религиозный праздник и есть. Это торжество товарно-вещевое, выставка достижений семейного хозяйства; ровно в 12 часов ценность годовой гонки обнуляется, и добрый смиренный дедушка с полным мешком подарков превращается в жадного маленького мальчика с завидущими глазками и пустыми ручонками: мотай мочало, начинай сначала. На сайте yapotrebitel.ru в эти святые для каждого покупателя праздничные дни растяжкой висел важный лозунг: «Вместе с посетителями сайта мы потратили очень много денег в магазинах в этом году! И потратим еще больше в новогодние праздники!»

«Религиозная формочка» — это внешнее, а есть еще и кое-какие духовные практики. Важная часть шопинг-религиозности — умение грамотно бороться с желанием. Жажда обладания той или иной вещью, щекотка поиска — все-таки очень чувственные переживания, с ними должно и уместно воевать. Как написала в сетевой жалобной книге badshops.ru опытная покупательница: «Каждый день я испытываю слабость, а она испытывает меня».

Самый часто используемый способ борьбы с желанием — быстро приобрести то, что желаешь. Действует по принципу «купить, чтобы больше не хотеть». Второй способ противоположный первому, работает следующим образом: «похотела, как поносила». Это древняя практика, здесь есть своя традиция. Недавно я нашла в сочинении г-на Ельца («Повальное безумие. Брак и мода», книжка 1914 года выпуска) почтенное свидетельство: «Один несчастный муж рассказывал мне, что его жена ежедневно в течение месяца отправлялась подолгу выстаивать перед витриной, где была выставлена дорогая ротонда; купить ее она никоим образом не могла, так как средства были очень ограниченные. Каждый день она описывала мужу детали дорогого костюма. Когда он ее спрашивал: «Не с ума ли ты сошла? Какой же смысл в том, что ты делаешь?» — она отвечала: «А знаешь, милый, когда я постою перед ней, мне легче на душе: я все хочу к ней привыкнуть. Когда она перестанет мне нравиться, я успокоюсь».

Метод актуальности не потерял. Смирение, освобождение от «хотьбы» (есть же милые грамматические ошибки, это одна девушка так написала в своем бложике: «магазин находится в пяти минутах хотьбы») и, наконец, обновление («во всем новом я сама как новая») — вот они, духовные практики шопинга.

И еще, конечно, мечта. Мечта о покупке, если уж она как следует захватит девический ум, может рождать если не молитвенное волнение, то уж, безусловно, предмолитвенное томление. И мечта ведь не грубое желание, а нечто более чистое: образ райской жизни.

Но самое важное, главное событие шопинга — конечно, трата.

Борис Гладарев, автор преинтересной работы «Шопинг как рудимент религиозного сознания», видит этот самый рудимент вот в чем: главное в шопинге — жертвоприношение. Покупка не трата, а растрата.

Незаконченный труд французского философа и известного социолога Жоржа Батая «Теория религии» — основа теоретических рассуждений Бориса Гладарева.

У Жоржа Батая нравственные мучения человека начинаются с того самого дня, когда была приспособлена к делу первая палка-копалка: «Мир вещей — орудий труда взывает к неким целям, а в итоге с неизбежностью встает вопрос о конечной, истинной цели. Но в отличие от скребка, который изготовлен и используется по назначению (а значит, понят), мир не может быть изготовлен человеком, следовательно, не может быть понят».

Вот и причина появления религиозного сознания: животное «имманентно», равно самому себе, цельно; человек как только обрел понятие смысла и пользы, тотчас кинулся на поиски бессмысленности и высшего смысла, что с определенной точки зрения одно и то же.

Потому что не все в жизни смысл, не все польза. Не все делается для достижения — кое-что для постижения. Так появляется идея жертвоприношения, «цель которого преодолеть тоску по имманентности, разорвать цепь отношений полезности, сделать что-то безумное, совершенно бесполезное в традиции рациональности, и тем самым ощутить мир, в котором властвует безотчетный каприз». Жертвоприношение — непроизводительная трата.

А шопинг — это и есть непроизводительная трата. Потому что в идеале, доведенный до совершенства, шопинг создан для приобретения лишнего. И только приобретение лишнего и бесполезного способно доставить жгучее удовольствие.

Время от времени на самых практических, самых полезных сайтах шопоголиков (а других-то и не бывает) я нахожу рассказы-подтверждения, робкие раздумья о безрадостности той или иной покупки. «Каждый день покупаю семена цветов и всякий раз радуюсь, хотя даже на дачу не все пакетики вожу — семена уже сажать некуда. А купила стиральную машину — и покупка прошла впустую. Нет ощущения счастья, а ведь стиральные машинки я покупаю не каждый день!» Да уж, день взятия Бастилии впустую прошел…

Итак, главное в покупочном ритуале — приобретение ненужного. Почти каждая хозяйка позвоночным столбом чувствует эту труднообъяснимую нужду в покупке белиберды. И чем дороже ненужное, тем — в идеале — лучше. Двадцать пятая кофточка, восьмые золотые часы, надувной матрас, шпажки для канапе — берем, берем, берем.

Если не оригинальничать насчет имманентности, то можно угадать в этой нужде пробуждение умилостивительного культа, ритуал задабривания стихии денег. Перед нами заклание жертвенного портмоне, деньги делятся так же, как делилась туша жертвенного животного: лучшие куски — «на храм», остальное — жертвователю, для семейной трапезы.

Растрата — и польза.

Удовольствие — и удовлетворение.

Вот с таким сложным выражением лица, разморенным и одновременно вполне себе благостным, и выходят из торгового центра наши почтенные семьи, причастившиеся воскресного шопинга. Важное дело сделано — они присягнули на верность самой идее порядка и благополучия. Показали себя и посмотрели на других. Избежали страшного суда общественности. И в следующие выходные пойдут они в ТЦ еще и потому, что жива тоска по «совместности и уместности». Страшно в одиночестве переживать причуды эпохи, в которой судьба потребления стала всеобщей долей, и то, «что раньше преодолевалось сообща, как классовая судьба, люди должны теперь приписывать самим себе как личную судьбу» (тот же Жорж Батай). И вот, атомизированные, они вовлечены в бессмысленную соревновательную гонку.

То, что француз Батай называет атомизацией, наш Василий Розанов называет сиротством. «В чем главная прелесть храма? — спрашивает Василий Васильевич сам у себя. И сам себе уютно отвечает: — В общности страха. Молиться надо со всеми, со всеми — теплее. Где «всегда отворенная дверь», туда и надо идти — и там будет электрический воздух хорошего поступка, потому что даже формальный, «непереживательный» поход в церковь — поступок правильный и хороший».

Так уж получилось, что в торговом центре Х, да и в любом ТЦ, какой только не возьми, «всегда отворенная дверь», мягкая щадящая теплота спроса и предложения, электрический воздух хорошего поступка (потому что семья, делающая воскресные покупки, живет достойно и правильно, разве нет?) и общность страха неудачи. Вот мы, сироты, туда и тянемся.