Залповый выброс через считанные часы после инаугурации целой серии социально-экономических указов Владимира Путина не оставляет сомнений в том, что это не экспромт, а заранее продуманная и выверенная акция. Понемногу проясняется, какие цели новый президент и его команда видят приоритетными если не для реализации, то для оглашения и какие меры будут главным образом применяться для достижения этих целей.
Если не считать кочующего из текста в текст проекта «создания и модернизации 25 млн высокопроизводительных рабочих мест» (чем отличается такое рабочее место от обычного? почему именно 25 млн? в каких отраслях?) и других странных установок вроде снижения стоимости квадратного метра жилья на 20% (в среднем по стране?) или увеличения доли заемных средств в капвложениях ЖКХ до 30%, то в сухом остатке мы имеем следующее.
Во-первых, в управленческой сфере взят решительный курс на «государственное стратегическое планирование». Одноименный закон в муках обсуждается уже не менее трех лет, но почему-то решено дать ему зеленый свет именно сейчас. И вообще, судя по многочисленным упоминаниям в текстах указов различных государственных программ, на самом верху нисколько не утрачена вера в способность наших госорганов внятно формулировать стратегические программные задачи и добиваться их исполнения. Для сонма отечественных экономистов это скорее хорошая новость: программотворчество по-прежнему останется весьма почетным и выгодным поприщем. Для сторонников бюджетной сбалансированности это новость безусловно плохая.
Во-вторых, лозунг узко понимаемой модернизации как продвижения научно-технического прогресса продолжает ставиться во главу угла. Это тот самый чуб, за который наша экономика должна вытащить сама себя из болота. Намечены новые рубежи в научной и образовательной сфере и в очередной раз обещано кратное увеличение производства высокотехнологичной продукции.
В рамках той же идеологии запланировано повышение доли инвестиций в ВВП в ближайшие годы до 25–27%. Спору нет, без инвестиций нам ускоренного развития не видать, но гнаться за их валовыми показателями бесполезно, поскольку эффективность инвестиций бывает очень разной. Нелишне вспомнить, что последний раз подобный уровень капиталовложений в национальную экономику был зарегистрирован в начале 1990-х годов, и тогда никаких особых радостей это ни стране, ни ее гражданам не принесло.
В свою очередь, намеченное к 2018 году повышение производительности труда в полтора раза (т.е. примерно на 7% в год) немыслимо без высвобождения большого числа работников и серьезного увеличения безработицы. До сих пор задача борьбы с ней решалась в основном путем наращивания занятости (и соответственно падения производительности) в бюджетном секторе. Готовы ли власти к новой, более жесткой политике в этой сфере? Вопрос, пожалуй, риторический.
В-третьих, традиционно ставится цель улучшения инвестиционного климата.
Наши архитекторы экономической политики за пару лет проделали замысловатый путь — от полного отрицания международных рейтингов и намерения заменить их отечественными аналогами к восприятию позиции России в этих рейтингах в качестве важнейшего критерия эффективности собственной деятельности. Итак, Россия к 2015 году по условиям ведения бизнеса (по версии Всемирного банка) должна будет составлять конкуренцию таким странам, как Люксембург и Венгрия, а к 2018 году — аж Японии и Германии. Для этого представительные рабочие группы с участием бизнеса в настоящее время вырабатывают вполне разумные «дорожные карты» по совершенствованию основных параметров инвестклимата.
Для оценки степени реальности столь быстрого и кардинального бизнес-потепления стоит задаться вопросом: а с чего вдруг сейчас получится реализовать то, чего никак не удавалось добиться в прошлые годы? Ключ к улучшению инвестклимата лежит не во введении в действие некоторого числа правильных нормативных актов, а в изменении самих принципов работы госаппарата и разрыве его теснейшего симбиоза с «ничего не предпринимающими предпринимателями». А это как раз та задача, решить которую чиновники сегодня явно не в состоянии. Как не в состоянии они добровольно отказаться от столь привычного «басманного правосудия».
Наконец, заявлено несколько важных задач в области приватизации и совершенствования управления госимуществом. Стремление избавиться от явно избыточной государственной собственности нельзя не приветствовать, но и здесь звучит слишком много общих слов и странных оговорок. Почему государство планирует выйти только из капитала компаний «несырьевого сектора»? Зачем для анализа эффективности деятельности госкорпораций нужно целых десять месяцев?
В целом же приходится констатировать: никакой новой социально-экономической политики Путиным не сформулировано; посткризисный курс «цивилизующего» ручного управления остается неизменным. В то же время в заявленных мерах слишком явно просматривается осознание властями экономического тупика и их склонность поменять что-то в системе. Но пока запланирован не более чем косметический ремонт.