Мое знакомство с американцами, перешедшими в православие, началось, когда я жил еще в Москве. Говорящий по-русски почти без акцента гражданин США Лоуренс Юзелл предпочитал, чтобы друзья называли его Лаврентием. Лоуренс искренне считал себя «простым москвичом» и огорчался, когда в нем распознавали иностранца. Он регулярно ходил в православную церковь, соблюдал все посты и не притрагивался к еде до прочтения молитвы.
Всего за год до своего появления в Москве ревностный протестант и антикоммунист Лоуренс Юзелл интересовался Россией не слишком сильно. В Йельском университете он изучал историю Франции. После его окончания переквалифицировался в журналисты и писал статьи об американской системе образования.
«Прозрение» наступило после того, как в протестантских церквях появились священники-женщины. По мнению Лоуренса, это нововведение разрушало основы христианства. Католицизм, реформированный на II Ватиканском соборе (1962–1965), его также не устраивал. Тогда Лоуренс занялся изучением православия и пришел к выводу, что эта ветвь христианства подверглась за века наименьшим изменениям. Перейдя в православие, он поступил на курсы русского языка и через год уехал в Москву. Тогда, в середине 1990-х, Лоуренс верил в то, что «освободившуюся от коммунистического ига» православную Россию ждет великое будущее.
Оказавшись в американском городе Сан-Диего, я убедился, что Лоуренс Юзелл далеко не единственный американец, принявший православие. По оценкам настоятеля храма Св. Иoанна Кронштадского РПЦЗ о. Евгения Грушицкого, около трети прихожан русских православных церквей Сан-Диего выросли в протестантских и католических семьях.
«Новоначальных можно четко разделить на две группы. Это христианские консерваторы, неприемлющие нововведения в протестантизме и католичестве, и выходцы из нерелигиозных семей, заинтересовавшиеся различными восточными учениями. Вторую группу зачастую притягивают в православии такие феномены, как старчество и особая техника молитв, применяемая монахами афонских монастырей и похожая на практику медитаций в буддизме и индуизме. Этот интерес к России как к загадочной восточной стране проявился даже в творчестве культового американского писателя Джерома Селлинджера, популяризировавшего в рассказах «Фрэнни» и «Зуи» Иисусову молитву», — утверждает о. Евгений.
Таким образом, американских неофитов привлекает не столько сама православная доктрина, сколько нежелание православных церквей подчиняться духу времени. Практически все новообращенные интересуются историей России и неукоснительно, в отличие от православных с рождения, соблюдают все религиозные обряды и предписания. Многие из неофиток не только не носят брюк, но и не появляются на людях с непокрытой головой.
Казалось бы, все эти люди должны верить и в великое будущее России. Тут должна действовать очень простая логика: если православие — лучшая религия, то и Россия должна стать самой великой страной мира. Примерно так рассуждал известный своими консервативными пристрастиями Федор Достоевский, предрекавший судьбоносную роль православной России в спасении всего мира. Увы, американские православные не разделяют эту популярную славянофильскую идею.
Как ни странно, после крушения СССР имидж нашей страны в Америке не улучшился, а скорее ухудшился. Образ опасного, но все же вызывающего уважение врага сменился новыми представлениями. В американских фильмах о современной России показана разъедаемая коррупцией и полицейским беспределом полуспившаяся страна. Янки поражаются хамству россиян, их склонности к беспричинной агрессии. Можно спорить, насколько верны эти представления, но подобных стереотипов не удается избежать даже искренне любящим русскую культуру православным американцам.
Так, тот же Лоуренс Юзелл в итоге вернулся в США. Священник православного храма в Виргинии познакомил его с новообращенной Линн, выросшей в семье нерелигиозных калифорнийцев. Вскоре Лоуренс на ней женился. Новая семья ревностно соблюдает все православные обряды. А вот на будущее России Лоуренс смотрит без особого оптимизма. По-видимому, наша страна настолько не оправдала ожиданий Запада, что верить в грандиозные российские перспективы не решаются даже ее явные доброжелатели.