Налетай, торопись

В позапрошлую субботу я в качестве волонтера работала «координатором перформативной программы» в Музее современного искусства. Звучит красиво, да? На самом деле я просто стояла у дверей зала №10, в котором проходили перформансы. И никого не пускала.

Стояла перед закрытыми дверьми и объясняла посетителям, что зал переполнен, в нем темно и душно, что если сколько-то людей выйдет, я столько же пущу внутрь, но ничего обещать не могу, и нет, я не знаю, что там происходит, — я стою тут, а не там (нет, мальчик, меня не наказали).

Когда все заканчивалось — проветривала, выполняла мелкие поручения и говорила головам, которые то и дело просовывались в приоткрытую дверь, что сейчас здесь ничего не происходит, а вот приходите через час (полчаса, 15 минут), тут будет интересно. Каждые полтора часа начинался очередной перформанс, и я выходила на свой пост.

Чем ближе к ночи, тем настойчивей были любители искусства.

Беременная женщина с двумя детьми:

— Пустите, пожалуйста.

— Не могу. Зал переполнен.

— А детям можно? — дети тут же лезут в дверь (им уже кто-то объяснил, что молодым везде у нас дорога).

— Там очень душно, — прикидываю, прилично ли намекнуть женщине, что в ее положении это может быть чревато.

— Мы очень хотим увидеть! Мы только ради этого и пришли, — настаивает женщина. Из зала выходят несколько человек, семейство ловко ныряет в темноту.

* * *

Мужчина средних лет:

— Так, так, а это что?

— Перформанс. Но он уже идет, зал переполнен, мы пускаем внутрь только если кто-то выходит.

— Вот мои документы, — сует мне под нос какую-то корочку. — Давайте-ка я зайду сейчас и проверю, что тут у вас.

В первую секунду мне хочется ему отказать: подумаешь, ксива! Потом в голове мелькает мысль: я-то всего лишь волонтер, я уйду, а музей останется. А ну как этот дядька с удостоверением устроит скандал? Организует проблемы? Пропускаю его вне очереди; очередь шлет мне лучи ненависти.

* * *

Пожилая дама:

— Можно хоть одним глазком взглянуть?

— Если я разрешу взглянуть вам, мне придется разрешить взглянуть остальным. Вы представляете, что начнется?

Компания в очереди:

— А вы, между прочим, за нами, смотреть одним глазком — мы первые!

Между компанией и дамой завязывается светская беседа. Дама делится впечатлениями от предыдущих перформансов (это значит, в музее она находится уже больше трех часов). Рассказывает, между прочим, что живет на Чистопрудном бульваре, что там все перекрыто и гулять негде, что, конечно, оппозиция цветочки повытоптала, но уж никак не на 20 миллионов.

* * *

Три девушки в желтом, улучив момент, пытаются прорваться в зал силой. Останавливаю их, выставив вперед колено. Девушки, забившись в угол, истерически хихикают, шепотом что-то обсуждают, зыркая на меня влажными глазами.

Кто-то выходит из зала — тут же в приоткрытую дверь начинают ломиться из очереди. Волонтер Вера, дежурящая внутри, делает большие глаза и просит, нет, требует больше никого не пускать. Очередь мгновенно превращается в кипящую толпу, от которой отделяется женщина с сиреневыми веками:

— Вы могли объявить это заранее? Я потратила 20 минут; зачем я стояла в очереди? Я пришла увидеть перформанс и я хочу увидеть перформанс! — у нее угрожающе тихий голос и дрожащие от бешенства губы. 

Я знаю, что должна ей ответить. Что перформанс начался по расписанию, которое вот тут на двери висит весь день, и ее опоздание — не моя проблема. Что с самого начала стояние в очереди ничего не гарантировало. Что я не могу оценить обстановку внутри, но если мне говорят «не пускать» — я не буду пускать, потому что в темноте и духоте это небезопасно. Вместо этого мямлю что-то нечленораздельное и мысленно прикидываю, как быстро разъяренные любители современного искусства обглодают мой скелет. Женщина произносит гневный монолог про «больше никогда!», а я тихо радуюсь, что в Ночь музеев посещение бесплатное и, значит, классический сюжет «верните мои деньги» разыгран не будет.

Еще утром я, просматривая ленту в Фейсбуке, считала заголовки, посвященные скандалу: на открытии выставки Icons в Краснодаре местный протоиерей Алексей Касатиков плюнул в лицо галеристу Марату Гельману и назвал это перформансом. Хорошо, это Краснодарский край, но и в Москве достаточно подобных примеров. Говорят, это оттого что народ дремучий. Вон он, этот народ, ходит по залам с неожиданным энтузиазмом. Мужчина с «копченым» загаром (такой загар бывает у сварщиков или тех, кто на солнце не нежится, а трудячит), пошатываясь, беседует с плазменным экраном. Женщина в шелестящих одеждах, проходя мимо окна, крестится на купола Высокопетровского монастыря. Май, мир, искусство. Возлег лев с агнцем.

Тс-с-с. Не говорите мне, что все дело в халяве.