Первый — это «Бабушки» омского фотографа и блогера Игоря Гавара. В экспозиции — серия снимков из его блога. Как сказано в аннотации, мы видим «женщин преклонного возраста», которые «тем не менее, не перестают наряжаться и думать о своем образе» и поэтому заставляют пересмотреть «картину глянцевого мира, в котором отсутствует понятие старения».
В отличие от выставки в самом блоге есть не только «бабушки», но и «дедушки» из Омска, Ижевска, Москвы, Кирова и других городов. Вообще-то раньше этот интернет-проект назывался Point of People и был посвящен «русским национальным привычкам одеваться». Но постепенно трансформировался в «Олдушку»: теперь там фотографии только немолодых людей, снятых в любимых нарядах. Автора, впрочем, интересует не только одежда: в «Олдушке» также можно почитать воспоминания и размышления героев о современности, нередко очень точные. Семидесятишестилетний инженер-конструктор Алла Александровна, например, говорит не только о том, что пожилых людей «считают списанным материалом», а их нужно учить, «как выглядеть красиво», но и о неожиданном ощущении свободы: «С возрастом мнение других людей вас меньше касается. Сейчас я могу напрямую сказать то, что думаю, при этом, не боясь поставить под удар свою карьеру или благополучие детей».
Второй проект — это фильм «Основной красный» Артема Голенкова. Картина, из-за которой я «зависла» на выставке почти на час, строится как чередование кусков интервью двух известных советских манекенщиц — Леки Мироновой и Гали Миловской-Дессертин. Одна из них живет сейчас в России, вторая — во Франции. Обеим сейчас столько же лет, сколько и тем, кого сфотографировал Игорь Гавар.
Умные, наблюдательные героини Голенкова просто, без попыток вынести жесткую оценку, рассказывают о своей работе и жизни много лет назад. Но картинка получается довольно-таки неприглядная: это история двух красивых женщин, выбравших профессию, которая «не соответствовала» советскому идеалу «строительницы коммунизма». И им обеим испортила жизнь неограниченная власть, концентрировавшаяся в руках не самых чистоплотных людей, явно усвоивших привычки «бар» XIX века. Смотря фильм, в какие-то моменты испытываешь чувство чудовищной незащищенности яркого человека, посмевшего выделиться из среды. «Русской Твигги» Миловской здорово досталось за съемки с иностранными фотографами. Мироновой после развода предлагали стать любовницей группы высокопоставленных людей, поэтому она решила уйти с работы.
Проекты Гавара и Голенкова дают возможность задуматься о многом, но меня особенно потрясли отличия «наших» и «не наших». Вот «Олдушку», например, называют«нашим ответом» западному блогу Advanced Style Ари Сета Коэна, посвященного уличной моде людей старшего возраста. Недавно снимки оттуда вышли отдельным альбомом, в числе авторов которого упомянута королева бурлеска Дита фон Тиз. Но разница заметна невооруженным глазом: вместо «картинок с улицы», на которых много обеспеченных и вполне довольных жизнью людей, у Гавара получился такой социальный проект про самочувствие целого поколения, по которому проехалась государственная машина. А «чудинки» в одежде, странности макияжа, скованные позы и общее ощущение отсутствия телесного комфорта — это зримое, материальное воплощение повседневного фона трудной жизни в сочетании с желанием «держаться» во что бы то ни стало.
При этом нельзя сказать, что оба проекта — это такая яростная социальная критика, что они концентрируются на бедности, крахе системы государственной помощи или неуверенности в завтрашнем дне. Они сложнее по смыслам, многослойнее. Конечно, в «Основном красном» видно отличие в образе жизни двух его героинь, а сама Миронова несколько раз высказывается о сложностях существования в России, вечной экономии, отсутствии чувства поддержки. Но это и фильм о красоте и поклонении таланту. Современная Лека в миниюбке, снятая на чуть затемненном фоне, вызывает только одно желание — воскликнуть «Ах, какая фигура!». Фигура, которой позавидует любая молодая женщина.
В блоге Гавара тоже нет единого вектора настроения, которое автор хотел бы передать зрителю. Здесь есть и живой интерес, и желание уйти от клише, и сочувствие, и искреннее восхищение, и гимн героизму. Кто-то из его героев пробуждает чувство жалости, а кто-то наоборот — ощущение лидера, который всю жизнь ведет за собой и на которого хочется опереться. Даже чудачества в одежде вызывают мысли не только о стесненных средствах, как в случае заряженного оптимизмом «дедушки Секондхенда» Виктора Сергеевича Казаковцева с его удивительно творческим и независимым подходом к жизни: «Раньше все одевались однообразно и уныло.
Очень трудно сейчас многим двадцати-, тридцати- и сорокалетним людям удерживаться от панибратства, а то и презрения. Чуть что — и уже занесло в высокомерие. Получается своего рода «двойное послание»: одной рукой помогаем, другой — рассуждаем о «бабульках»
Как в 1993-м приняли новую Конституцию, я сразу понял: вот она, свобода творчества и самовыражения. Милиция с дружинниками теперь модников на улицах хватать не будет, перестанет штаны резать и волосы стричь. Ходи в чём хочешь!» И все же сквозь многие мелочи просвечивает социальный контекст, угадываются условия существования людей, живущих на маленькие пенсии, вынужденных постоянно работать, несмотря на подступающую слабость и временами не знающих, куда себя приткнуть, особенно когда молодые обвиняют в том, что у них отнимают рабочие места.
Вот про отношение со стороны молодых хочется задуматься особо. Мне кажется, обоим проектам удается остаться на грани между уважением к героям и стремлением обнажить важную социальную проблематику. Но то тут, то там все-таки проскакивает слегка высокомерное, снисходительное отношение к «фриковству не по своей воле».
А в других случаях этот баланс удержать не получается вообще. Это мы видели, например, в истории с переводчиком и литератором Галиной Усовой, недавно облетевшей все блоги. И ведь молодые люди действительно хотели ей помочь, испытывали сопереживание, толкавшее на немедленные действия. Но им не удалось удержаться от странного тона, как будто принижающего все, что она делает — «купим у нее книгу по стоимости двух бутылок пива». В общем, почему-то очень трудно сейчас многим двадцати-, тридцати- и сорокалетним людям — причем славным, хорошим, искренним, активным — удерживаться от панибратства, а то и презрения или подспудного желания выставить объекты своего внимания на посмешище. Чуть что — и уже занесло в высокомерие. Получается своего рода «двойное послание»: одной рукой помогаем, другой — рассуждаем о «бабульках». Как будто стремления помочь и уязвить сливаются вместе.
Я думаю, это потому, что уж очень много тут всего намешано: и горячее сопереживание, и чувство вины перед старшим поколением, но и негодование на их покладистость. А также возмущение сломанными личными границами во многих семьях, за которые мы нередко возлагаем на них ответственность, совсем забывая о роли в этом государства. Вспомним, например, непростые чувства во время яростных дискуссий по поводу «училок из УИКов»: многие сопереживали «подневольным людям», но и возмущались их ролью на выборах, и тут же всплывали наши детские воспоминания о злых и непрофессиональных преподавателях. Мне и самой иногда случается попасть в тиски «двойного послания» — в одной из моих колонок, помнится, кого-то сильно резануло словосочетание «пожилая преподавательница» и, перечитав текст, я поняла, что все-таки не удержалась от чувства превосходства.
Нельзя сказать, что в странностях отношения к героям не обвиняли и авторов западных проектов. Про тот же Advanced Style на сайте американского интернет-магазина, например, можно прочитать несколько комментариев от людей старшего возраста: они пытались найти в альбоме советы о том, как одеваться, а наткнулись, как они пишут, на «клоунов». В мировую моду сейчас все больше проникает разнообразие — и мы видим в глянцевых журналах тех, кто считался «неидеальным» в предыдущие годы: немолодых моделей, моделей plus size (больших размеров), беременных и просто женщин разных типов фигур. Внимание к людям, выделяющимся из основной массы, желание дать голос меньшинствам, иногда в ущерб заброшенному большинству — постоянно обсуждающиеся сейчас темы. Но говорить о тех, кто долгое время был невидимым в культуре, трудно, можно сделать много ошибок. Мы тут вполне «в тренде».
Конечная цель любой помощи — это не только «вскрыть язвы», «дать денег» или «накормить», но и, увидев в другом прежде всего такого же человека, как и ты
И все же у нашей страны есть и собственная специфика. И знаете, не признав сложность своих чувств к старшим, не проведя тонкую работу по разграничению собственных ощущений и тех, что транслирует и навязывает нам по-прежнему жесткая среда, мы не сможем избавиться от неприятного осадка — социального следа, который не стоит постоянно и бездумно воспроизводить. Кому-то нужно об этом задумываться, и если мы пишем о «новой интеллигенции», то именно самым активным и образованным и придется взять этот труд на себя и, извините, «следить за базаром». Хотя бы потому, что когда-нибудь и нам будет по семьдесят лет — и если ничего не изменить сейчас, мы почувствуем все это на собственной шкуре.
Недавно я прочитала статью в английском Guardian. Речь там шла о планах британского правительства по сокращению помощи людям с различными серьезными заболеваниями. Меня, помнится, потрясло, что обсуждать вопрос о бюджете, о деньгах можно вот так, как это делает журналистка Зу Вильямс. Особенно запомнилась одна ее фраза: отобрать у людей финансовую поддержку означает, что они больше не смогут «вести полноценную жизнь, опираясь на чувство собственного достоинства».
В общем, отзывчивость — это, конечно, замечательно. Но конечная цель любой помощи — это не только «вскрыть язвы», «дать денег» или «накормить», но и, увидев в другом прежде всего такого же человека, как и ты, сохранять достоинство. Чужое — и свое собственное.