Неохота называть фамилии, — пацаны, оно вам надо? — но процесс пошел. Пока только процесс, а не брат на брата, но уже друг на товарища — вполне. Мне известны случаи, когда люди перестают ездить друг к другу на шашлыки. Не играют больше в футбол. Не целуются. Не парятся вместе в бане. И даже напиваются порознь. Все потому, что одни служат режиму, а другие вольнодумцы. Не думцы, а, напротив, ВОЛЬНО-думцы. Когда я это заметил? Не в декабрьские ли первые протесты? Стало быть, в конце 2011-го. У френдов в ФБ стал все чаще встречать реплики: не подавать им руки, прислужникам режима, жалкою толпой сгрудившимся у трона! И — фигакс! — некоторые дружбы разрушились прямо на моих глазах.
С одним человеком поругался его взрослый сын. Понимаете? Сначала друзья стали с ним чисто формально здороваться, а после и родной сын. Ну это круто, я вам скажу. «Тихий Дон» — софт-версия.
Правильно ли это? Вопрос на засыпку. Сразу скажу, ответ делится на две части. Тут важно — как именно служат. А служат — по-разному!
Одни, как поступили в некую контору, еще когда никто на них не косился, или стали, будучи бизнесменами, с властью сотрудничать — так и продолжают. И по инерции, и по лени, и — чего от добра добра искать. Ну вчера было так, сегодня этак. Сегодня начальник рехнулся, а завтра, может, поправится головой. И что же, каждый раз, как он в запой уходит, увольняться? Там — деньги, и мы, говорят, — тоже там, чистый прагматизм. Нечего возразить.
Другие думают о прокорме семьи. Кризис, который мы вперед всего мира успешно и давно преодолели, и отрапортовали, и похвастались, — некоторых все-таки душит. И работы стало меньше, и зарплаты упали, и цены растут. Вот они и служат тихо, делают, что скажут, но при этом у них не заметно ни пафоса, ни ненависти к «хомякам». Ну работают себе и работают... Не рвут глотку за партию и правительство. И лишь вздыхают, когда старые друзья, которые погрузились в протест, отходят в сторону и перестают звать на охоту.
Среди прислужников режима немало приличных тонких людей. Скажу больше, то есть повторю, что уже не раз говорил, и среди нацистов были приличные люди. И среди охранников в лагерях — были! Не верите? Полистайте книги вохровца Довлатова. Только идиот будет настаивать на том, что все нацисты — садисты, а кто служил в НКВД — сплошь девственные ангелы в белоснежных перчатках, которые они меняли после каждого расстрела. Не меняли, успокойтесь, да и не было у них перчаток таких. Мой дед служил в ЧК, но был замечательный человек, кроме шуток.
Сегодня начальник рехнулся, а завтра, может, поправится головой. И что же, каждый раз, как он в запой уходит, увольняться?
Глянем на другую сторону земного шара. Я знавал и бывших подпольщиков-альендистов, одну из дочек Корвалана помню по МГУ, она была хороша. А после в Сантьяго-де-Чили познакомился и выпивал с офицерами Пиночета и даже генералами, включая Мигеля Краснова. Они были симпатичными и вполне убедительно рассказывали о том, как сохраняли верность присяге. Как служили родине, спасая ее от красных отморозков, которые мне и дома-то надоели со своими закидонами: «чем хуже, тем лучше», и пусть, типа, родина проиграет в войне, а мы порадуемся.
Если человек несет свое околокремлевское бремя достойно, не теряя лица, не гавкает, пытаясь порвать и цепь, и «чужого», — то и ладно, могло быть и хуже Про ЕР мне, правда, трудно говорить, какая-то она мутная, но вот в КПСС бывали же приличные люди.
А когда «псы до рвоты», когда кидаются, скаля зубы и роняя пену, на белоленточников, когда мечтают душить «хомяков», как Шариков душил кошек, — я недоволен. Мне неприятно. «Дебилы, идите ходите по своим бульварам, да вы просто убогие и когда ж вы сдохнете!» Ну что-о-о-о это, друзья! Какая-то нехорошая психиатрическая наследственность. От пьяных, что ли, матросов, которые в истерике рвали тельняшки на груди и насиловали институток, разгромив сперва винные подвалы и запасшись реквизированными брильянтами.
Причем это и в низах, и в верхах. Пожалуйста: и печень мечтают по асфальту размазать, и дубиной по башке отоварить, — об этом говорится вслух, в СМИ, это не утечка, а программные речи. Не, ну иди получи зарплату и премию, распишись в ведомости, получи бонус какой, промолчи где можешь, — но как-то не сильно вываливаясь из рамок приличий. Конечно, если тебя Лондон требует выдать по делу об убийстве, а ты в международном розыске, тогда простительно зверствовать и показывать усердие сверх меры. Страшно тебе, и по-человечески это понятно. А если просто плюс-минус лишнее авто — какой смысл рвать подметки? Зачем голосовать за некрасивое решение, ну воздержись и ладно, ты ж не баран из стада, не шашлык же из тебя приготовят, если не туда вильнешь! Я ж не говорю — «против», а просто — воздержался бы и все.
Вот вопрос: почему они не делают этого? Почему не держат себя в руках? Даже не пытаются? Отбросим в сторону восклицания девушек с горящими взорами про нерукопожатность. Это лишнее — ибо тут все очень прагматично. История — по крайней мере советская и постсоветская — учит нас, что все будет прощено и забыто. И ни на кого не ляжет тень. Ни на каких потомков и родственников. Мы прекрасно знаем, чьи деды расстреливали, чьи подписывали расстрельные списки и ужасные людоедские письма, клепали хвалебные стишки про Сталина — и что с того? Плевать. Все пожимают плечами: подумаешь! Память коротка и ненадежна, цена ей копейка в базарный день. Демшиза не в счет — сколько там ее, вся в малогабаритной двушке Новодворской поместится!
Да что там потомки. Зачем так долго ждать. И живые люди легко могут туда-сюда вилять (или, скажем мягче, маневрировать) в рамках одной короткой человеческой жизни. Смотришь — вот секретарь обкома КПСС из самых-самых. А через год — фигакс! — человек уже кушать не может без демократии и капитализма. Партия, если шире — это намордник на личность, забыл автора афоризма. Износился один намордник, обветшал, потерял актуальность — не беда, люди новый намордник надевают себе на лицо. Вчера водородную бомбу клепал, чтобы Штаты похоронить, а сегодня смотришь — демократ поярче, чем бывший партаппаратчик со Старой! Все стирается, как мел со школьной аспидной доски — мокрой тряпкой враз, одним мановением.
Жизнь российская показала, что можно делать, что угодно, и совершать любые подлости — все сотрется, простится, не припомнится. Ну и нечего чичкаться с чистоплюями. Сегодня такая власть — надо показать усердие, завтра поменяется — другой присягнут служивые прагматичные люди. Совесть, как сказал еще один классик, это химера. Совесть — это настолько интимно, что не надо про нее говорить публично. Мы же воспитанные люди, не надо нам этого интима, лишнее это.