Разговоры с окружающими часто сводятся к долгам. Речь вовсе не об ипотечных кредитах и банковских займах на развитие бизнеса, хотя бывает и так. Долги, которые звучат железобетонным фоном во всех сколько-нибудь откровенных разговорах, носят скорее ментальный, если не сказать национальный характер. В отношении близких, родных, коллег по работе, соседей мы исповедуем презумпцию потенциального должника. Они с нами поступают так же. Мы все считаем, что нам кто-то должен. Поголовный вирус этой уверенности превращает в должника каждого из нас.
Я выросла в маленькой кубанской станице, где ракурс отношений отцов и детей сводился исключительно к понятию долга. Считалось, что родители должны были детям все, навсегда и до последних дней своей жизни. Причем долг этот носил прежде всего материальный характер.
«Нет, ну вы слышали, Антонина-то из 42-й бригады хату себе купила, а Лариска ее со своим хахалем до сих пор комнату в общежитии снимают. Это ж надо, до чего люди дожили!» Подобная фраза никогда не была в моих родных краях темой для дискуссии. Это было так очевидно: родители не имеют право на свою жизнь, если у них есть дети. Родил ребенка — ты в долгу перед ним на всю жизнь.
Дети, правда, тоже были в долгу, суть которого заключалась в том, чтобы богато родителей похоронить или сыто досмотреть, если те не могут сами ходить или выжили из ума. Тем, кому родителей приходилось досматривать, окружающие сочувствовали, но с оговоркой: «Оно понятно. Вон мать ее всю жизнь лямку тянула, чтоб дочка беды не знала, так пусть и дочь теперь на своем горбу почувствует, какова она, эта жизнь».
В этих отношениях должных и должников всегда было много расчетов, жертв, агрессивных эмоций и бытовых битв. А любовь отсекалась, когда дети достигали подросткового возраста, и билет на дискотеку приобретал несравнимо большую ценность, чем родительская ласка.
Московская жизнь оказалась иной по форме, но не по сути. Флер цивилизованности в отношениях — лишь обманная дымка. А должники все те же. Только во взрослой жизни ты понимаешь, что сеть «обоюдоострых кредитов» раскинулась по гораздо более широкому диапазону, чем проблема отцов и детей. Сотрудники должны работодателям, работодатели — чиновникам, чиновники — государству, государство должно всем, все должны каждому вниз по своей семейной вертикали. И ровно все то же самое только в обратную сторону: каждый должен всем, все должны государству, государство должно чиновникам, чиновники — бизнесменам, бизнесмены — своим сотрудникам.
И я бы не видела в этой простой и удобной схеме существования (ты — мне, я — тебе) ничего плохого, если бы каждый из нас применял к самому себе такую же степень ответственности, как к другим своим внешним «должникам». Потому что, пока ты не задаешь вопросов себе, ты не ищешь ответов, пока ты не берешь на себя ответственность — ты не взрослеешь, и только собственные ошибки делают тебя профессионалом на работе и в личной жизни.
Пока каждый из нас не конвертирует свой внешний займ во внутренний долг, пока не перестанет требовать извне и не научится делать сам, мы не повзрослеем ни как нация, ни как отдельные ее представители. И это вопрос гораздо более глубокий, чем окончить институт — пойти на работу — жениться — родить детей. Отменить должников вокруг и предъявлять счет только самому себе может лишь тот, кто точно знает, куда он идет. И нет сомнений, что только у таких все обязательно случается.
Общество должников
Пока ты не задаешь вопросов себе, ты не ищешь ответов, пока ты не берешь на себя ответственность — ты не взрослеешь
Наверх