В русском языке нет адекватного перевода слова shifting. Сдвиг? Изменение? Перемещение? Не нашлось русского слова и для «дауншифтинга». Поэтому, чтобы говорить о противоположном процессе, придется использовать чудовищное «апшифтинг».
Считается, что с крахом советского проекта в конце ХХ века западный образ жизни одержал безоговорочную победу — оппозиция «коллективное-индивидуальное» рухнула по причине торжества последнего над первым. Эйфория от идеологической победы, ненадолго встряхнув Запад, быстро сменилась умиротворением (знаменитая метафора о «конце истории») с его стремлением к созерцательному спокойствию.
К этому моменту индивидуализм западного общества уже был отравлен или, используем более мягкое слово, «привит» восточной культурой. С 1960-х годов, эпохи больших социальных перемен на Западе, личная амбициозность стала уживаться со своеобразным культом бездеятельности. В моду вошел поиск гармонии с природой, установка на экспансию любого рода осуждалась экологами, антиглобалистами и пацифистами разного толка. Философский рационализм оказался менее популярен, чем убаюкивающее, особенно в его экспортном облегченном варианте, восточное мировоззрение.
Дауншифтинг — одно из проявлений «востока внутри». Это система непротивления «злу», представляемому корпорациями и государственной машиной. Дауншифтер, признавая несовершенство, а то и порочность существующего порядка вещей, не пытается изменить систему, не создает альтернативных структур, но уходит в частную жизнь, выращивает морковь, живет на ренту или промышляет плетением корзин. При этом его небольшое и всем приятное дело — хоть на Гоа, хоть под Кинешмой — процветает не само по себе, а поскольку подобную экзотику востребует «большая экономика». Дауншифтер паразитирует на системе, от которой он якобы бежал.
Западный человек не смог отказаться от главного предложения Востока — принимать мир исключительно таким, каков он есть. Не потому, что он хорош, а потому, что непостижим. И тому можно найти объективные причины. Специализация наук сделала их менее доступными для любителей. Усложнение техники привело к тому, что потребитель теряет всякое представление о том, как работают предметы его каждодневного пользования. Дифференциация социальных процессов ведет к утрате линейности: действие — ожидаемый результат. В общем, мир велик и сложен, не трать время на бесплодные попытки его изменить, лучше заработай себе на созерцание. Этот вывод и был охотно принят. Он оброс культурными образами и стал казаться альтернативой бессмысленному карьерному продвижению. Люди внезапно открыли, что хотят не работать для того, чтобы поехать в отпуск, а жить, ежедневно получая «маленькие удовольствия».
Западное мировоззрение всегда исходило из другого: человек должен вести свою деятельность осмысленно. И вместо того, чтобы убегать в нору, пытаться менять систему труда, культуры и быта там, где он оказывается. Это прямая противоположность дауншифтингу, который строится на признании «мир не изменится». Неудивительно, что дауншифтеры так любят восточные страны.
Каким мог бы быть обратный процесс, апшифтинг или апгрейд, используя чуть более распространенный англицизм? Возврат к тому, чтобы признавать историю, ценить событие, которое создает необратимость «до и после», движет прогресс. Все это возможно только с позиции западного, европейского логоцентриста. Не сторонника «теории малых дел» в своем саду, но именно актора, порой нетолерантного и, в общем, воинственно полагающего, что история не может остановиться, она должна продолжаться.
Но такая точка зрения постепенно превращается чуть ли не в маргинальную. Сопротивляться ей будет и растущее влияние Востока, и неспособность Запада производить отчетливые идеологические программы, и страх скатиться в какую-то новую форму тоталитарности.
Однако восточное толкование справедливости как не-изменения мира, отказа от событийности, а также любая сельская жизнь и просто жизнь в мечтах дауншифтеров могут существовать только в стабильной системе. В эпоху перемен отказ от права менять мир означает передачу этого права кому-то другому. То есть превращение из субъекта в объект истории. Западное общество, потеряв в конце ХХ века внешнего врага, утратило и стимулы для борьбы, а значит — реализации молодых и рьяных. Общество потребления само по себе таких стимулов не создает, поскольку — и в этом нельзя не согласиться с декларациями дауншифтеров — в эпоху «пузырей» пришло к самоотрицанию.
Дауншифтинг — путь капитуляции западной цивилизации. Причем даже не перед восточной, она-то действительно не настроена на подлинную экспансию за пределы собственной сферы, а перед самой собой, собственными принципами и идеалами. По мере распространения этой практики мы уже начинаем наблюдать кризис институтов социализации. Без возвращения дауншифтеров к активной общественной жизни она будет заменяться бессмысленной политкорректностью — не ради равноправия, а ради уклонения от действия.