Через несколько дней все будут вспоминать октябрьские события 1993 года. Вряд ли найдется хоть одна газета, которая не выскажется. Причем главным информповодом будет первое воскресенье того, далекого октября, когда сторонники Белого дома захватили мэрию и напали на телестудию «Останкино», а также следующий день — понедельник, когда на Краснопресненской набережной появились танки.
Мне довелось быть очевидцем тех событий. Наш офис находился в здании мэрии, и как назло мы с несколькими коллегами вышли на работу в то самое злополучное воскресенье. Забыть такое трудно, и каждый год, когда начинается октябрь, я задаюсь вопросом: почему даже наша демократическая интеллигенция, которая в решающий момент, естественно, поддержала Ельцина, а не повстанцев, почему даже она постепенно приняла версию о «расстреле парламента»? Почему даже те люди, которые в страшную ночь на понедельник были готовы идти на баррикады против макашовцев, баркашовцев и ампиловцев, почему даже они теперь как будто стыдятся этого?
Можно поставить вопрос и по-другому. Произошло вооруженное восстание. Сами сторонники Белого дома называли себя революционерами, идущими в бой против «антинародного режима». Почему же все последующие годы эти события подаются чуть ли не как расстрел мирной демонстрации? Если вы были в те дни на стороне Белого дома, пожалуйста, ставьте памятники своим погибшим товарищам-бойцам, уподобляйте их героям-красногвардейцам, но зачем так бессовестно искажать историю, выдавая вооруженную схватку за избиение безоружных парламентариев?
Видимо, дело в том, что у людей в памяти осталось только самое драматичное — развязка, телевизионная картинка с танками. А все, что этому предшествовало, забылось. Между тем самые важные вещи произошли раньше. Точнее, они происходили постепенно, в холодные, дождливые сентябрьские дни — такие же, как нынешний сентябрь. Именно сейчас настоящая годовщина трагедии.
На целый месяц самый центр Москвы превратился в военную зону. Оцепление начиналось у метро «Краснопресненская». С этой стороны в сторону набережной пройти было нельзя. Сама станция, как правило, не работала, поезда проскакивали ее, как зачумленную. Ближе к вечеру закрывалась и «Баррикадная». Другая сторона закрытой зоны выходила на Новый Арбат. На работу можно было пройти только оттуда, причем документы проверяли несколько раз — иногда три контрольно-пропускных пункта, иногда четыре или пять.
Перед каждым КПП очередь, в ней в основном женщины, под проливным дождем, в грязных лужах, ведь улицы, естественно, никто не чистил. Замерзшие, насквозь промокшие солдаты проклинали все на свете и просили хотя бы пару сигарет. Спали они вповалку на первом этаже мэрии, в буфете, на лестнице. Постепенно глаз привыкал к военным пейзажам, становилось нормой жить, ходить, работать, обедать рядом с бэтээрами, автоматами, среди мешков с солдатской амуницией. Становилось привычным давать себя обыскивать по первому требованию, стоять в долгих очередях, которые кое-как регулировали то ли военные, то ли омоновцы, которые сами не понимали, что происходит и сколько еще им здесь стоять.
По вечерам у «Краснопресненской» собиралась толпа сторонников Белого дома, начинались мелкие стычки между гражданскими и военными, и это тоже становилось повседневной нормой.
Но самое тяжелое впечатление производил Белый дом. Во-первых, его радио, вещавшее на всю площадь. В этих передачах не было ни слова о защите Конституции, о парламенте и тому подобных вещах. Это была невероятная, дикая смесь национализма, антисемитизма, ненависти к демократии и просто животной злобы против всего вокруг. Во-вторых, регулярные смотры-построения «Русского национального единства». Баркашовцы в черных мундирах со стилизованной свастикой на рукавах становились в шеренги, во всем подражая эсэсовцам из кинофильмов, выбрасывали правую руку в фашистском приветствии. А когда они выходили с автоматами, становилось ясно, что Белый дом больше никакой не парламент. Это всего лишь здание бывшего парламента, в котором настоящими хозяевами были не вице-президент Руцкой и не спикер Верховного совета Хасбулатов, а непонятно как проползшие туда боевики-погромщики, которых с каждым днем становилось все больше и которые ждали своего часа.
Можно и, наверное, нужно было критиковать Ельцина за то, что он не просчитал ситуацию, за то, что довел до всего этого. Но для тех, кто видел и слышал в те дни Белый дом, не могло быть никаких сомнений, что за публика там собралась. И какой будет кошмар, если эти люди вырвутся из окружения, пойдут громить улицы, захватят город. К сожалению, в первое воскресенье октября этот кошмар стал реальностью, и поэтому утром в понедельник понадобились танки.
Я могу понять, почему политические наследники генерала Макашова и фашистов из РНЕ уже много лет стараются переврать историю. Им выгодно, чтобы люди забыли их истинное лицо. Выгодно выставлять себя защитниками парламента, мирными гражданами, по которым вдруг, ни с того ни с сего открыли огонь. Но остальные-то, мы сами? Сколько еще будем молчать и терзаться вечным интеллигентским чувством вины? До каких пор будем стесняться напомнить, как было на самом деле? Так и будем, наверное, молча глотать миф о «расстреле парламента из танков» и ждать, пока школьные учебники истории не вобьют эту сказочку в голову следующего поколения.
Правда о Белом доме
Зачем бессовестно искажать историю, выдавая вооруженную схватку за избиение безоружных парламентариев?
Наверх