Анна Гордеева
Возмутители спокойствия
Лучший спектакль в опере — «Сон в летнюю ночь» (МАМТ)
Лучшая работа режиссера — Дмитрий Черняков («Руслан и Людмила», Большой театр)
Две важные «Маски» в опере отданы спектаклям, появление которых сопровождалось скандалами. На «Руслане и Людмиле» в Большом раздавались крики «позор!» — часть публики протестовала против превращения «волшебной сказки» в love story практически трагическую — народу хотелось мечтательно расслабиться, а режиссер раскопал в Глинке и хохмы, и издевку, и скрытую боль. Ждали березок и чудес — получили новорусскую свадьбу с довольно жестокими испытаниями для жениха и невесты. Разум от такого вскипел и выкипел. Та часть зрителей, что была лучше знакома с музыкой и понимала, что Глинке унизительно быть иллюстрацией к адаптированным сказкам, спектакль приняла на ура — крики «браво!» на премьере также звучали. Так премьера зафиксировала раскол аудитории — плохо образованные ревнители «исторических постановок» и меломаны-интеллектуалы. Жюри, к чести своей, поддержало вторых. Как и в случае со «Сном в летнюю ночь» в Музыкальном театре. Там скандал возник из-за того, что в вышестоящие органы была отправлена кляуза: мол, в спектакле, где участвует детский хор, пропагандируется педофилия. Никакой пропаганды там с лупой не сыщешь — просто знаменитый английский режиссер Кристофер Олден, ставивший эту оперу Бриттена, обратил внимание на завязку шекспировского сюжета, где король эльфов ссорится со своей супругой из-за маленького пажа. Надо сказать, на родине Шекспира этот момент привычно трактуют именно как знак незаконной склонности правителя — что ж так гневается король, когда жена не отдает ему мальчишку? И Олден перенес действие в английскую закрытую школу и сделал спектакль о взрослом человеке, что когда-то был тем «маленьким пажом», — он давно вырос, но не может забыть детскую травму. Вся криминальная история лишь в подтексте, и лишь взрослый человек может понять, отчего так мается герой. И уж, конечно, никакой «пропаганды» — столько страдания и безнадежности. Депутат Железняк сразу после церемонии вручения призов «Золотой маски» предложил запретить в театрах пропаганду педофилии — как будто она была там разрешена! И как будто это имеет какое-то отношение к печальному, умному, потрясающе поставленному и спетому спектаклю. Очевидно, что разговоры на эту тему в Думе будут еще продолжаться, но хорошо, что вовсе не выбирающиеся в театр люди будут знать, что кроме мнения охотнорядцев существует мнение составлявших жюри профессионалов.
Наше все
Лучшая работа дирижера в балете — «Шут»
Лучшая работа дирижера в опере — Cosi fan tutte
Город Пермь — счастливый город. В нем живет Теодор Курентзис. Гражданин Греции, до сих пор (уже двадцать лет в России) говорящий по-русски с забавным акцентом, но языком музыки — всеми ее языками — владеющий безупречно. Пока Валерий Гергиев строит новое здание Мариинки и перемещается по стране в графике «Ласкового мая» (обратите внимание: 7 мая у него в 11.30 концерт в Белгороде, в 17.00 в Курске, а в 21.00 в Орле), пока дирижеры Большого пытаются приспособиться к новой его акустике — Курентзис выдает такого нежного, хохочущего, искреннего Моцарта (Cosi fan tutte), какого никогда прежде не было слышно на наших просторах. И такого лукавого Прокофьева («Шут»), что тоже ранее у нас не встречался. И, собственно, спецприз жюри «Золотой маски», выданный аккуратному и чуткому балету пермского театра, и его заслуга тоже, ведь курс на европейский репертуар — его курс.
Балерина мира
Лучший спектакль в балете — «Диалоги»
Лучшая женская роль в балете — Диана Вишнева
Соревнование среди балерин было серьезным — в шорт-листе было восемь имен, в том числе и рыжая мариинская дива Екатерина Кондаурова, и летучая Сильфида Музыкального театра Эрика Микиртичева. Но Вишнева пришла на старт не просто с ролью, а с собственным, появившимся по ее инициативе спектаклем. Три одноактовки разных хореографов, в которых ее героиня сражалась с Минотавром, выясняла отношения с любимым человеком и дралась за жизнь со смертью, принесли ей победу — и эта «Маска» зафиксировала верность курса на независимость. Если родной театр (в случае Дианы — Мариинка) не готов использовать тебя на 200%, если интересной работы недостаточно — правильно самому придумывать проекты, искать хореографов, отправляться в другие театры. Верность родному театру (родной стране — в сознании нетеатральных людей) расценивается начальством как слабость: мол, если ты до сих пор здесь, значит, некуда деваться (что видно в отношении руководства Большого к Николаю Цискаридзе, например). Вишнева, неудовлетворенная состоянием дел в балете Мариинки, не стала драться за «родную землю», решив сражаться только за себя. И эту битву выиграла.
За околицей прогресса
Лучший спектакль современного танца — «Едоки» (Театр-студия современной хореографии, Москва)
Лучшая работа хореографа — Гай Вайцман и Рони Хавер (проект «Платформа», Москва)
С контемпорари жюри пришлось сложнее всего: шорт-лист, предложенный экспертным советом, поддерживал отечественных производителей-хореографов вне зависимости от качества произведенного и не включал два лучших спектакля сезона («Воскресенье» Мануэля Ронды в московском Театре-студии современной хореографии и «В свете луны» Гаэля Доменжера в екатеринбургском Танцтеатре). В результате высокие судьи хохотали на патетических петербургских «Кукушках» (хореограф Алиса Панченко, о связи времен и вреде абортов), перебирали знакомые, 150 раз использованные хореографом мотивы в «Сепии» Татьяны Багановой и скучали на московских «Едоках» (хореограф Екатерина Кислова, вариации на тему вангоговских «Едоков картофеля»). Решили, что скука лучше глупости и самоповторов, и назвали лучшим спектаклем «Едоков». Что называется, на безрыбье. А в лучшие хореографы определили голландский дуэт: Гай Вайцман и Рони Хавер сочинили для московского проекта «Платформа» «Историю солдата» — и стандартная европейская продукция в этих обстоятельствах смотрелась выгодно. Сам же спектакль присутствовал в номинации «Эксперимент», где проиграл «Полнолунию» Филиппа Григорьяна. Так жюри сделало верный выбор в неблагоприятных обстоятельствах усеченного шорт-листа и вышло из ситуации с честью. Наш театр еще один год побыл европейским театром.
Алена Солнцева
— В это году я работала в драматическом жюри «Золотой маски». И признаюсь: на церемонии вручения испытываешь чувства совершенно особые.
Во-первых, ужасно неловко перед номинантами, которым не дали приз, особенно в начале вечера, когда они еще об этом не знают, а ты — догадываешься (именно догадываешься, потому что голосование тайное и окончательного результата ты не знаешь). Во-вторых, очень приятно видеть радость лауреата и бурное одобрение зала, когда приз и ожидание сообщества совпадают — что случается не так часто, как хотелось бы. Еще испытываешь неловкость, когда общее решение идет вразрез с твоим мнением, а ведь подписываются под ним все, и ты тоже.
Конечно, любое решение любого жюри — компромисс, уже хотя бы потому, что 14 его членам не просто сговориться между собой, особенно если дело обстоит так, как нынче. А нынче в театре существует сильное расслоение. Почти по любому поводу возникают полярные мнения. Нет ясной шкалы оценок, нет мейнстрима, и выбирать главное все труднее. Поэтому особенно важно понимать: на чем удалось сойтись, где удалось найти согласие. Попробую объяснить логику, а не свои предпочтения.
Список номинированных — результат работы экспертов, отсмотревших не одну сотню спектаклей. И в нем обычно мало сюрпризов, поскольку в театре заранее известно, от кого можно ждать подвигов. Поэтому, конечно, особенно хочется неизвестных героев. В этом году впервые за много лет «Маска» за спектакль большой формы ушла в провинцию — спектаклю «Без названия» режиссера Евгения Марчелли из ярославского Театра драмы им. Волкова. «Маска» за лучшую мужскую роль досталась Виталию Кищенко, сыгравшему в нем Платонова, — собственно, роль не просто главную, но основную, сделавшую спектакль. За это решение радовались дружно.
А вот является ли спектакль ярославцев действительно лучшим — вопрос спорный. Среди номинантов были не хуже, но не было ни одного безупречного. Многие считали, что надо наградить «Пристань» — замечательный бенефис старшего поколения вахтанговцев, стараниями Римаса Туминаса продемонстрировавшего свои актерские возможности в полном блеске. Но жюри решило дать «Пристани» спецприз: именно ради того, чтобы вывести этот чистейший образец театральной традиции за пределы конкурса.
Вторым полюсом, вынесенным за скобки соревнования, стали две работы молодого режиссера Дмитрия Волкострелова, «Солдат» и «Злая девушка» (в соавторстве с художником Ксенией Перетрухиной), тоже награжденные спецпризом. Для большинства они оказались скорее привлекательны, чем понятны. А главное — куда менее неприемлемы, чем радикальные жесты Константина Богомолова, номинированного за два спектакля, но «Масок» не получившего. Если не считать «Маски» Розе Хайруллиной за «Лира», что может быть расценено и как косвенное признание спектакля, и как выделение из него единственно ценного. Богомолов, как и Серебренников, — наиболее известные из режиссеров нового поколения — слишком раздражают. Могу предположить, что отторжение вызывает как раз то, что привлекает публику, — нахальная яркость формы, использование провокативных приемов, публицистичность. Новаторство хочется видеть занудноватым — тогда оно как бы облекается в академическую мантию. Думаю, что по этим же причинам не награждены и спектакли Театра.doc (их в номинациях аж четыре), «Берлуспутин» прежде всего. Балаганность принимается только в кукольном варианте — и краткая история классических опер, показанная в ярмарочном автофургоне, принесла очередные «Маски» заслуженным кукольникам из театра «Тень» — Илье Эпельбауму и Майе Краснопольской.
Приз за режиссуру Марату Гацалову тоже примирял сторонников нового и поклонников традиций. У Гацалова это уже третья «Маска», первую он получил как спецприз жюри вместе Михаилом Угаровым за «Жизнь удалась» Пряжко, вторую в прошлом году от критики за постановку в Прокопьевске «Экспонатов» Дурненкова. Бродвейская пьеса ««Август. Графство Осейдж», поставленная им в новосибирском театре «Глобус», далека как от российской реальности, так и от отечественной традиции, но оказалась у нас очень популярной. Возможно, оттого, что в ней много ролей для актрис среднего возраста, чья занятость — головная боль для всех репертуарных театров. Важно, что Гацалов, с одной стороны, режиссер нового поколения, с другой — работает с провинцией, с традиционным театром, аккуратно прививая современную драму к привычным формам.
Новое и современное поддержать хочется почти всем. Но вопрос в степени радикальности. Тонкость построения роли, подробность разбора, близость к естественности существования на сцене по-прежнему воспринимаются легче, чем прямое воздействие, которое кажется грубым и безвкусным. Театральное сообщество, так же как и большинство публики в России, очень стесняется разговора на острые и больные темы. Между однозначными «да» и «нет» оно выбирает уклончивость.
Характерный пример: и жюри, и критики наградили спектакль «Антитела» Михаила Патласова (малая форма). Это дебютная работа режиссера, сделанная на основе документальных материалов, собранных после убийства молодого антифашиста Тимура Качаравы. Спектакль, в котором много постановочно наивного, построен на монологах двух матерей — убитого и убийцы. История, рассказанная театром и в первую очередь двумя замечательными актрисами Ольгой Белинской и Аллой Еминцевой, потрясает не обличением социального зла, а острой жалостью к женщинам и их детям, брошенным в одиночестве среди большого города. Когда в Москве его смотрело жюри, после финала в зале долго стояла тишина — зрители, переполненные чувствами, просто не могли начать аплодировать. Сохранив эмоциональную силу документа, театр снял публицистический пафос. Именно в таком виде документальность вызывает наибольшее сочувствие.
Театр относится к современности, как купальщик к холодной воде, — он осторожно пробует, не слишком ли обжигает, не будет ли неприятно? Мир российского театра сегодня очень закрытый, замкнутый, и попытки выйти за его пределы — в сторону социальности ли, современного ли искусства, жизни ли — воспринимаются очень настороженно. Особенно поколением, пережившим слом времени в 90-е годы. Боязнь разрушить привычную картину мира приводит к невротическим реакциям. Но в то же время можно понять тех, кто воспринимает сильное агрессивное воздействие на сознание зрителя как попытку манипулировать.
До сих пор драматический театр на фестивале «Золотая маска» считался главным — так повелось с советских времен, когда драмтеатров было гораздо больше и они несли основную идеологическую нагрузку. Сегодня логичней было бы отдать первенство театру музыкальному. Там и бюджеты в разы больше, и уровень интеграции в международный контекст выше, и легче оценить уровень профессионализма. Что же касается драмы, то там пока очень мало новых смыслов, что делает театральное искусство маргинальным занятием. Интересно, что в фейсбуке, где у меня очень много друзей из самых разных сфер, итоги «Маски» обсуждают только театральные люди. Филологи, искусствоведы, кинокритики и политики заняты процессом Удальцова, сочинскими кошкодавами и инициативами депутатов.