Что он имел в виду, никто уточнять не стал, это не имело смысла. Было очевидно: фюрер не хочет иметь детей.
Конечно, столь же откровенно заявить об этом всему немецкому народу диктатор не мог. Его бы не поняли. И потому все годы пребывания у власти Гитлер постоянно и вынужденно вел со своим народом этакую лукавую игру с публичными ухаживаниями за разными знаменитыми дамами вроде принцессы Стефании или Уинфред Вагнер, с флиртом с красивыми актрисами (Ольга Чехова) или же с якобы вызревающими у него планами скорого брака с политическим подтекстом (с Юнити Митфорд). Одним словом, обрек он себя на эту мороку пожизненно, потому что слишком крепко сидело в менталитете немцев понимание важности наличия кровного наследника — как перспективы бескровной передачи власти.
К тому же Гитлер, как и прочие вожди, всегда подчеркнуто лично принимал участие во всех общенародных программах, а значит, и от программы по повышению рождаемости вождю нации тоже не полагалось отлынивать. Страна потеряла миллионы людей в Первой мировой войне и активно готовилась ко второй. Особенно усиленно трудились на почве рождаемости эсэсовские офицеры, оставляя «подарки фюреру» и благодарным арийкам, где только можно было — это всячески поощрялось государством.
А представьте себе перспективу получить такой «подарок» от самого фюрера! Если не при непосредственном его участии, то научным путем.
Ведь эксперименты по искусственному оплодотворению велись во всем мире уже давно. В 1934 году произошло первое оплодотворение яйцеклеток кролика. Планы по оплодотворению спермой Гитлера молодых отборных ариек витали в головах ученых-нацистов. Но — не случилось. Не нужно доверять глупостям о том, что такие работы были успешно проведены и дали многочисленное поголовье маленьких адольфовичей 1944–1945 годов рождения. Это легенды.
Планы по оплодотворению спермой Гитлера молодых отборных ариек витали в головах ученых-нацистов. Но — не случилось
Имея мощный идеологический стимул и государственное финансирование, немецкая наука, возможно, лет на 20–30 опередила бы остальных, достигнув результата в виде «ребенка из пробирки» уже в 50-е. Но ребенка от Гитлера она бы все равно не получила. Гитлер сказал «нет».
Однако знали об этом лишь в ближнем кругу. Но именно в этом ближнем кругу, где вопрос о кровном наследнике был закрыт раз и навсегда, вопрос о законном преемнике поднимался фюрером постоянно и настойчиво. Можно даже сказать, что среди своих это было одной из его любимых тем. Гитлер ведь постоянно пугал ближайшее окружение скорой смертью — от руки заговорщиков, от несчастного случая, от рака И очень любил порассуждать о том, кто его заменит.
Обычно объектом таких рассуждений были двое. «Если со мной что-то случится, меня заменит Гесс», — начав с этой фразы и глядя на Гесса ласковым взглядом, Гитлер продолжал в таком ключе, что пару минут спустя всем становилось очевидно: Гесс совершенно не способен его заменить. «Если что-то случится с Гессом, его сменит Геринг», — и следовал новый пассаж с тем же результатом: из Геринга преемник, как из дятла орел.
Для всего мира безусловным преемником Гитлера в случае его внезапного ухода из жизни несколько лет оставался Гесс — как самый преданный, а затем еще несколько лет Геринг — как самый сильный.
В этом просматривается определенная логика. На взлете тридцатых годов диктатору требовались только верность и преданность. Рудольф Гесс, сложный и странный человек, всей своей долгой жизнью доказал, насколько Гитлер в его главном качестве не ошибся.
В сороковые же однозначной казалась фигура Геринга. Самый яркий публичный политик Третьего рейха, сосредоточивший в своих руках несколько ключевых властных структур, обросший множеством полезных международных связей. Кто еще имел достаточно «иезуитства в уме» (выражение Геббельса) для большой политики, если не Геринг? Во время президентских выборов 1932 года, когда впервые серьезно рассматривалась кандидатура Гитлера на пост президента и все могло пойти прахом из-за отсутствия у Гитлера немецкого гражданства, Геринг организовал назначение Гитлера на пост экономического советника представительства Брауншвейга в Берлине, что автоматически сделало его гражданином Германии. Геринг умел вести самостоятельную игру, сохранять за собой ключевые посты и принимать ключевые решения, а в иных случаях и наехать танком на человека, как в случае с Оскаром фон Гинденбургом, сыном президента, которого вынудил внушить отцу, что один только Гитлер способен сформировать новое правительство.
Но обстановка менялась. Провал воздушной войны против Англии был нокаутом для фельдмаршала. Он кое-как поднялся, но Удары по его престижу не прекращались: за бомбардировки Берлина, за провал воздушного снабжения под Сталинградом
Возможно, Геринг и смог бы стать достойным, с точки зрения нацистов, преемником Гитлера, погибни фюрер во время покушения 1944 года. Однако лишь в том случае, если бы сам Гитлер этого желал по-настоящему, если бы он помогал Герингу вырасти в сильного и независимого политика. А не пинал бы его безжалостно, когда Геринг спотыкался.
В результате пнул окончательно: в апреле 1945-го снял со всех постов и предал анафеме за якобы предательство, которого Геринг не совершал.
Думаю, что, оставшись без Геринга и без Гиммлера, Гитлер почувствовал даже что-то вроде облегчения. Он словно сжег два моста, по которым еще можно было бы вернуться, и приготовился отплыть в свою Валгаллу.
«Технический» преемник в лице адмирала Деница и все это тусклое фленсбургское правительство выглядят карикатурно. Если бы не одно обстоятельство: Дениц был фанатом, тактиком и стратегом подводного флота, а именно на продолжение войны средствами новейших субмарин, если верить записям Бормана, Гитлер рассчитывал после своего ухода. Именно эта задача и была возложена на «технического преемника» Деница, и стань об этом известно союзникам, Дениц за такое доверие фюрера расплатился бы не десятью годами заключения, а петлей.
Сам Гитлер говорил, что считает своим наследником весь немецкий народ.
Но прежде чем вступить в наследство, наследнику полагается выполнить последнюю волю, а согласно завещанию, последней волей Гитлера было завоевание земель на востоке, прежде всего — в России. В 1945-м, в горящем Берлине это выглядело издевательством.