— В ваших книгах очень точно описан тонкий момент перехода: еще вчера ты был ребенком, и вдруг случилось нечто, заставившее тебя резко повзрослеть. Рассчитывали ли вы, что ваши «романы взросления» будут читать не только дети, но и взрослые?
—Когда я начала писать книги о подростках, твердо решила, что не буду думать о читателе. Я не пытаюсь представить себе возраст человек, который читает мою книгу, и не знаю, каковы могут быть его интересы. Я не признаю понятия «целевая аудитория». Моим читателем может оказаться кто угодно — человек пожилой и совсем юный, это может быть мужчина, мальчик, женщина, старуха. Когда я говорю, что пишу книги для подростков, я имею в виду лишь то, что герои этих историй — подростки.
— Сюжет книги «Совсем не Аполлон» строится вокруг влюбленности школьницы во взрослого мужчину. Родители часто боятся покупать детям подобные истории. Вы сталкивались с агрессией и непониманием взрослых?
— Я сама иногда наблюдаю — это очень забавно, как чья-нибудь мама или бабушка вертит мою книгу в руках и сомневается, можно ли читать это ее ребенку. Но ведь ситуации, которые я описываю, они самые обыкновенные. Все когда-то впервые испытывают чувство влюбленности. Ведь я не трогаю сексуальную сферу своих героев — я считаю это приватной зоной и не вмешиваюсь в нее Вот видите, я уже начинаю оправдываться, хотя вы еще даже ни в чем меня не обвинили (смеется). Мы живем в странное время: взрослые будто всерьез полагают, что если они запретят детям о чем-то читать, то они таким образом ликвидируют само это явление. Можно сказать: «Ты ни за что не станешь это читать», но нельзя сказать: «Ты никогда не будешь любить». И если не хорошая литература, то кто поможет детям пережить первую влюбленность, первую потерю и первое разочарование.
— В нашем обществе происходит консервативный переворот: никто не хочет вникать в нюансы. Табуируются темы в целом. Вы слышали о возрастных маркировках, которыми по новому закону должны быть отмечены все книги? Вот в вашем романе «Совсем не Аполлон» речь идет о влюбленности в учителя к тому же там описано трагическое событие, которое произошло в семье главной героини, и, возможно, в магазине или в библиотеке на ней поставят маркер «16».
— Я слышала об этом. И я считаю, что это очень плохо для общества. На самом деле в моей книге девочка влюбляется во взрослого человека, который видит ее другими глазами — не такими, как родители. Он относится к ней как к равной и укрепляет ее веру в себя, тем самым открывая ее талант. Я специально подчеркнула в этом романе дистанцию между героями, чтобы ни у кого не возникло ложного ощущения, что между ними возможна физическая близость. Но, разумеется, это рассказ не только об интеллектуальной связи, там присутствуют чувства и там есть смутное трудноуловимое влечение, которое очень важно для юной героини. Как можно запретить описывать чувства — ведь это то, что движет сюжет? Любовь не поддается маркировке. Проблема в том, что все законодательные ограничения ставят ребенка в положение «недочеловека». Получается, человек 12–14 лет не может сам решить, о чем ему в данный момент важно узнать. Но ведь все люди развиваются разными темпами. И если подростка волнует тема любви, потому что он ее в данный момент переживает, или его родители разошлись, и он потерял близкого человека, а ему говорят, что ты еще мал, то где ему искать поддержку. У него может возникнуть неприятное ощущение, что с ним происходит что-то стыдное, непристойное, и это может вылиться в настоящую травму.
Взрослые будто всерьез полагают, что если они запретят детям о чем-то читать, то они таким образом ликвидируют само это явление
— У вас в романе собственно и описана семейная драма, причиной которой стало умолчание.
— Да, я считаю, что родители обязаны объяснять детям, что с ними, со взрослыми, происходит. Нужно уметь находить слова, даже если это неудобно. В своих романах я непременно заставляю своих взрослых героев объясняться с детьми.
— А как реагировали подростки и родители в Швеции на выход книги «Совсем не Аполлон»?
— Я на самом деле не очень хорошо знаю, как реагируют дети и родители на мои книги. Разумеется, я выступала перед читателями в школах и библиотеках. Всех очень интриговал сюжет про ученицу, влюбленную в учителя. И многие испытали разочарование из-за того, что между ними так ничего и не произошло. На самом деле после выхода этой книги я получила наибольшее количество писем от читателей. В основном это были девочки, и они писали, что им знакома эта ситуация. С моей героиней ведь не то чтобы происходит нечто на сто процентов светлое и прекрасное. Она испытывает страшное одиночество и по-настоящему страдает от того, что никому не может рассказать про свои чувства. И эти девочки узнали себя в моей героине и обратились ко мне как к автору этой книги, потому что поверили, что их пойму и не осужу. Книги, в которых описываются какие-то табуированные обществом темы и двусмысленные ситуации, нужны именно потому, что помогают читателю не остаться одному и не растеряться в сходной ситуации.
— В вашем романе описана подобная книготерапия: героиня в трудный момент читает роман «Летняя книга» Туве Янсон.
— Да, я и сама ее читаю, когда мне плохо.
— В вашем романе очень обнадеживающий, хотя и открытый финал. Насколько для вас важно, проведя через драму, обозначить в конце выход из ситуации?
— Вообще я не считаю, что писатель обязан моделировать хеппи-энды. Ни в коем случае. Но для меня было важно, прожив с моей героиней этот трудный месяц, в финале почувствовать облегчение и утешение. Непонятно, что там дальше с ней произойдет, но мне было важно ощутить эту радость вместе с ней. Написав шестнадцать книг, я наконец осознала, о чем я пишу, — о молодых людях, которые находятся в поиске собственного пути. Они находятся в некомфортной для себя ситуации и не находят поддержки в своем ближайшем окружении. Мои герои пытаются найти выход, и для меня очень важно подвести их к такому финалу, который будет одновременно стартом их новой жизни.
— Когда разговариваешь со взрослым человеком, пишущим подростковые истории, всегда интересно понять, каким образом находится правильный язык, которому верят тинейджеры. У вас есть какие-то секреты?
— Мой метод — не пытаться найти такой язык. Мне очень трудно читать книги, написанные «специальным» подростковым языком. Я чувствую в этом какую-то фальшь. Гораздо важнее понять своего персонажа и его проблемы и заговорить на его языке. Это всегда чудо, когда вдруг слышишь голос и интонации своего героя.
Книги Катарины Киери на русском языке
Совсем не Аполлон. Перевод Лидии Стародубцевой. М.: КомпасГид, 2013
Никто не спит. Перевод Лидии Стародубцевой. М.: КомпасГид, 2013