Мой первый инструктор в Цахкадзоре танцевал балет на лыжах. На вид ему было лет шестьдесят.
— Обижаешь, в прошлом году юбилей отметил. Семьдесят! — сказал он.
На подъемнике пил водку, утверждая, что это вода.
— Слушай, не коньяк, не вино! Водка — вообще что за напиток! Так, чтобы холодно не было. Скажи, ты умеешь делать «пилюг»?
— Нет.
— Тогда стой и смотри!
Это было очень красиво — на самой высокой точке горы он подпрыгивал, размахивал палками и чуть ли не делал сальто. Вниз мы ехали обнявшись. Он мне говорил, что женщина не должна надевать лыжи на ноги. Глупости все это. Надо в тапках суп мужу готовить и за детьми следить. А пока я на горе — муж неизвестно что делает!
— Он тоже катается, — захрипела я в ответ.
— Что он — мальчик? Зачем он катается? Это для детей все! Пусть лучше коньяк пьет и развлекается, как мужчина!
— Что такое «пилюг»? — спросила я у сына.
— Не знаю, — ответил он. — Плуг, может быть?
Следующим инструктором стал юноша по имени Абрам. Утверждал, что участвовал в Олимпийских играх в Турине. Но дело не в этом.
Я ждала Абрама у подъемника. Он появился в сопровождении прекрасной молодой девушки, одетой явно не для горы, — накладные ресницы, укладка, коротенькая куртка, джинсы со стразами. Глаза у девушки были такими огромными, что, казалось, занимали все лицо.
Пока мы поднимались на подъемнике, оставив внизу девушку с огромными глазами, Абрам рассказал, что это его бывшая одноклассница. Приехала в гости. Он ее повез на самый пик, чтобы показать вид, которого она никогда не забудет. Девушка, кстати, никогда не стояла на лыжах.
— Как же она спустилась? Это ведь черная трасса!
— Сейчас узнаешь. Мы туда же едем, — ответил Абрам, — что тут смотреть? Надо с горы смотреть!
Обниматься с Абрамом мне понравилось. А еще он меня хвалил. Причем очень искренне. Во всяком случае я ему верила.
— Она в Олимпийских играх может участвовать! — говорил он моему мужу, пока я барахталась в снегу, пытаясь подняться после того, как перед подъемником свалилась кверху лыжами.
Одноклассницы приезжали к Абраму почти каждый день. Оказалось, что секрет больших прекрасных глаз с поволокой, чуть затуманенных слезами, — черная трасса. На себе проверила.
— Слушай, почему они только один раз приезжают? — спросил меня Абрам.
— Боятся. Может, не стоит их сразу на гору тащить? Посидите в кафе
— Если я в кафе посижу, то жениться придется!
А еще мне нравился их призывный клич. Когда мы подъезжали к месту спуска, инструкторы кричали: «Вообще никак!» — и стоявшие у подъемника парни подбегали, подхватывали меня под руки и аккуратно спускали с кресла. Правда, сын еще долго дразнил меня «вообще никак!».
На следующий год я попала в руки инструктора — словенки Зузанны.
— А вы меня спустите? — спросила я ее по-английски.
— Я вообще-то в хоккей играю. Вратарь. За сборную, — Зузанна изобразила, как будет меня ловить в случае чего. Как шайбу. Она ехала впереди, иногда поворачивалась и говорила «гуд».
— Ваш бойфренд тоже играет в хоккей или он лыжник? — спросила я Зузанну.
— У меня герлфренд. Она учительница в младших классах. Я здесь зарабатываю на наш летний отдых, — ответила Зузанна.
Подвергать вратаря сборной опасности я не могла, поэтому «пилюгом» съехала сама, без падений, с детской «синей» горки.
— Гуд, — сказала Зузанна, пожала мне руку и уехала. Рукопожатие у нее было крепким.
На следующий день мне досталась Иванна. Она предложила детскую трассу, где меня сначала обнял плюшевый енот или скунс — ростовая кукла, а Иванна заставила объезжать надувных зверей и держать руки на поясе. Я сбила ребенка, потому что на меня сзади наехали сразу три малыша. А потом нас всех дружно снесла бабуля, и мы посыпались по склону, как кегли.
Но самым страшным было не это. Когда муж с сыном спустились со своих черных трасс, я танцевала с енотом «макарену». Проще было согласиться, чем объяснить, почему не хочется. Енот хлопал меня по заду и дергал за руки. На детской трассе собрался народ, который смотрел, как мы пляшем. В этот момент меня и увидели родные.
— Ты сколько глинтвейна выпила? — спросил муж.
Сын сделал вид, что я прихожусь ему очень дальней родственницей.
Когда утром следующего дня меня поприветствовал плюшевый енот, изобразив жаркое движение бедрами, я решила, что лучше съеду с горы сама, чем еще раз переживу позор. Ну и, конечно, заблудилась. Есть у меня такой недостаток — плохо с ориентацией. Дело в том, что я всегда смотрю на все стрелочки, надписи и указатели и долго не могу решить, куда мне стоит ехать.
— Простите, извините, пожалуйста, вы не подскажете?
Я стояла на горе и палкой «семафорила» проезжавшим мимо лыжникам.
Наконец рядом со мной притормозила женщина.
— Шо ты тут палкой махаешь? Не видишь, люди едут!
— Я заблудилась и не знаю, как лучше съехать вниз.
— Как-как? Лучше на ж...! — ответила женщина.
— А куда проще? Направо или налево?
— Проще — направо, но налево — всегда интереснее, — женщина захохотала и подмигнула.
— Что-то я сегодня не в форме.
— Так накатила мало! Надо было накатить! Кто ж всухую ехает? Ты откуда? С Москвы? Я так сразу и поняла! А шо не в Альпах? Все ваши в Альпах! Так я тебе скажу надо ехать в Трускавец! Ничего лучше нет! И муж доволен, и дети бесятся! У тебя муж и дети-то есть? Вот! А у меня нет. Поэтому я сюда поперлась. Так лучше бы в Трускавец поехала, честное слово! Тут так скучно, что я прямо дурею. И мужики, я тебе скажу, никакие. Ну прямо посмотреть не на что! Ты видела в стекляшке внизу? Девицы — красавицы, все из наших, а мужики — тьфу и растереть, — женщина сплюнула в снег. — Так что ехай направо, раз тебе не надо. Спокойненько дошкандыбаешь. А я налево еще раз попробую Только это — сфоткай меня так, красиво.
Я сфотографировала ее в разных ракурсах, и женщина уехала. Она каталась хуже меня, но уверенности ей было не занимать. Когда я «дошкандыбала» по своей трассе вниз, около подъемника в красивой позе, откинув голову и лыжи, лежала эта женщина, а рядом суетился какой-то мужчина. Я за нее порадовалась и, если честно, позавидовала. Все-таки в спорте главное — мотивация.
Оказалось, что секрет больших прекрасных глаз с поволокой, чуть затуманенных слезами, — черная трасса. На себе проверила.