Опиум для народов

В серии «История повседневности» издательства «Новое литературное обозрение» вышла «Всемирная история курения» — книга о том, как капля никотина перевернула мир.

Стоит, наверное, сразу сказать, чего в этой книге нет — ни призывов бросить курить, ни осуждения курильщиков. Само собой, о вреде табака (а также опиума, кокаина, марихуаны) и вообще о курении как о пороке и даже грехе в увесистом томе сказано немало. Только совсем не в той тональности, в какой с нами говорит Минздрав. Следовать ли его призывам — личное дело каждого. Изучать, как, почему и когда эти призывы возникли, — удовольствие не меньшее, чем хорошая затяжка, и именно этим заняты авторы «Истории».

Вообще догадка о том, что курить — здоровью вредить, сравнительно недавняя, в Европе об этом робко заговорили только к концу XVI века, и только пару столетий назад неблагоприятное воздействие никотина на организм было доказано в целом и увязано с раком в частности. Двести, даже четыреста лет по меркам истории курения — возраст несерьезный, если учесть, что человечество курит (вдыхает продукты горения) столько же, сколько существует. Большую часть этого времени наши предки — удивительно — искренне хотели быть здоровыми. И потому отчаянно дымили.

У авторов сборника (а «Всемирная история курения» — это именно сборник разных исследований по теме, общим числом около сорока) выходит, что самая стабильная функция курения в культуре — посредническая. Ароматические травы в святилищах поджигали еще древние греки, жрецам и шаманам что на Западе, что на Востоке для полноценной коммуникации с божеством требовался транс, а достижение этого состояния надежнее всего обеспечивал дым тлеющих растений. О токсикомании скифов знал уже Геродот: обитатели наших земель в древности бросали конопляное семя на горячие камни под юртой — «от этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней, наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия». Дым по природе своей, понятно, идеально отвечает потребности в медиаторе — между землей и небом, между зримым и незримым, между тем, что существует мгновение, и тем, о чем можно думать веками.

Примерно пятьсот лет назад европейцы узнали курение как индивидуальную практику вместо коллективного вдыхания дыма. Обычай затягиваться высушенной и подожженной травой Колумбовы матросы вывезли из Америки, и уже в первые десятилетия XVI века экзотическая манера распространяется по всему Старому Свету (название для нового занятия придумают только через сто лет, пока же один остроумный монах предлагает называть то, чем повально увлечена Европа, «сухим пьянством»). Оживляются бизнес и медицина, пока одни думают, как вывозить, продавать, пересаживать и культивировать табак, другие заняты наблюдениями и философствованиями о природе новой страсти.

Посредническая роль табака и дыма снова в центре внимания, теперь уже в сугубо медицинском аспекте. Пользу курения лекари отстаивают с позиций гуморальной теории, самой прогрессивной по меркам того времени: табачный дым, уверяют они, помогает поддерживать баланс «соков» в организме, выпаривая из тела лишнюю жидкость вместе с болезнями. К оппозициям «иллюзорное—реальное» и «земное—небесное», без которых курение как культурный феномен уже не осмыслить, добавляется теперь «мужское (горячее, сухое)—женское (прохладное, влажное)». Само курение, естественно, закрепляется за миром мужчины: трубка или сигара становится стандартом мужественности (когда курить начнут дамы, это будет понято как знак особой распущенности, или изысканности, или ума — важно, что непременно какой-нибудь знак, а не норма, как у мужчин). И даже так: «излечивая людей, дым принимает столько же форм, сколько принимал Юпитер, проникая к своим возлюбленным» (британский доктор Уильям Баркле, XVII век).

Курение навевает меланхолию, но оно же и спасает от одиночества — из посредника между человеком и богами дым в культуре Нового времени превращается в посредника между людьми. Трубка или сигарета сближает, курящим проще понять друг друга, чем некурящим, клубы дыма где-нибудь в курительном салоне вполне замещают слова. От курительных кружков в Англии, кстати, не так уж далеко и до советского «перекура» — стихийной формы единения трудящихся, не слишком жаждущих трудиться. Впрочем, российский и советский опыт курения во «Всемирной истории» осмыслен явно недостаточно. Там же, где он осмыслен, обнаруживаются подробности, о которых мы раньше вряд ли догадывались: один из авторов сборника, например, утверждает, что популярнейший в СССР «Беломор» был своего рода знаком поколенческой идентичности — позволял поддерживать связь, пускай и столь эфемерную, с военным детством (к курению, притупляющему чувство голода, в войну действительно активно приобщились малолетние).

Упрекать составителей «Всемирной истории курения» Сандера Джилмена и Чжоу Сюнь в неполноте, конечно, нелепо — написать полную историю курения примерно так же реально, как полную историю культуры. Задача людей, придумавших эту книгу, явно была иной. Курение здесь задано как мотив, как тема, требующая вариаций. Сначала исторических и географических — от «Ритуального курения в Центральной Америке» до «Прекрасной эпохи опиума» и «Гаванских сигар и западного воображения». Дальше идет искусство — от «Кальяна в гареме» до курения в опере и кино (не дошло, увы, до сегодняшнего российского театра с его запретом на живой огонь на сцене и анекдотами о пожарных, знающим людям здесь было бы что порассказать). В следующем разделе тема проводится через гендер и этнос — открывает его глава «Курение у евреев», а закрывает история курения у геев. Завершает книгу исследование о рекламе сигарет и борьбе с ней. И еще то самое, чего так ждут моралисты, — избранные места из новейшей истории борьбы с курением.

Все это разрешается и даже рекомендуется читать подросткам, беременным, язвенникам и меланхоликам — у интернационального авторского коллектива получилась книга не о том, как человек убивает себя, а о том, как он наделяет смыслом даже мельчайшие элементы собственного быта. О том, как неживое и эфемерное мы превращаем в человеческое. Очень жизнеутверждающая книга получилась. Честное слово некурящего.