— Это ваша первая встреча с русскими музыкантами?
— Эта музыка принадлежит фильму, который мы снимали в Варшаве и Париже, я работал с польскими музыкантами, немецкими и французскими музыкантами, но сегодня мы впервые встретились с русскими музыкантами и сделали реквием. Прозвучало отлично. Перед представлением была всего одна репетиция, можно сказать, у меня то же чувство от представления, что и у зрителя, — все впервые. Это музыка несложная для исполнения, но все же сильно заряженная моими чувствами. Это реквием, но написанный на английском в отличие от канонического латинского, и певцам это непривычно. Я написал специальное либретто и раздал его публике, чтобы мое «послание» стало всем понятнее.
— Зачем вы пошли сложным путем и выбрали монументальный академический жанр для иллюстрации видео?
— Это долгая история. Я на самом деле не только перформер, но еще и профессиональный пианист — заниматься я бросил до того, как пришел в искусство. Когда я начал снимать фильмы, то взял от музыки все, что мог, — я достаточно наигрался Шопеном, Шубертом, Чайковским, Рахманиновым, чтобы приобрести знания, которые меня воспитали как художника. И когда я выбирал жанр для своего произведения, я думал о фильме — это очень биографический фильм. Я представлял его и понял, что имеет смысл написать что-то вроде реквиема, потому что это видео — своего рода размышление обо всем, как это бывает в конце. Иногда я люблю погрузиться в грустную музыку, а реквием, конечно, самая грустная из грустных. И это мило, потому что ты можешь унестись за границы грусти, а в реквиеме позволено вообще не иметь границ. Тут нельзя «перебрать» и дозволен любой эксперимент со скорбью. Для меня «Реквием» не только эксперимент с музыкой, но и с текстом. Я впервые написал текст сам и использовал для этого хор — это забавный способ вовлечь печатное слово в работу. Люди, которые поют мой текст, находятся под ним как под наркотиком — и все это с очень серьезным видом.
Кто-то пишет реквием для «утилизации» в церкви, а мой «Реквием» — просто музыка для фильма и результат работы моего странного мозга
— Почему зрители должны воспринимать «Реквием» как перформанс, если все выглядит как обычный концерт?
— Потому что я не композитор и музыкант, я делаю много разных вещей. Сейчас вот снимаю фильмы, потому что кино — самый богатый медиум. Когда ты умеешь создавать сразу много вещей — музыку, перформанс, хоровую партию — все это хочется соединить вместе, и это интересно. Поэтому я вижу здесь больше, чем просто концерт. Это медиамузыка, а исполнение — перформанс. Кто-то пишет реквием для «утилизации» в церкви, а мой «Реквием» — просто музыка для фильма и результат работы моего странного мозга, который видит забавные и концептуальные вещи внутри обычной партитуры. Но — ок, пусть это выглядит как концерт.
— Почему бы русской публике не увидеть медиачасть этой работы? Я имею в виду сам фильм.
— Понимаете, я хочу, чтобы она существовала сепаратно. Я много путешествовал с этим произведением, пока снимал фильм, но сейчас могу исполнять «Реквием» как уже существующую музыку. Я заметил — она действительно всем нравится. Люди стали печатать ноты моих произведений и исполнять их в жизни, хотя это часть моих видео. Вообще музыка — путь абстрактного восприятия, такой трафарет, куда люди могут примерять их собственные образы. Думаю, это по-настоящему что-то значит для зрителя, который ведом своими глазами, когда смотрит видео, а когда слышит то, что должно быть изображено, он чувствует совершенно другое. Видеть и слышать музыку — это разные опыты восприятия. Не хочу себя сравнивать с Марселем Дюшаном, но данный объект моего творчества — просто имитация композиторства.
— Почему музыка — доминирующее средство в вашем творчестве?
— Это наиболее короткий мостик к аудитории. Я пришел в искусство из музыки, и с успехом использую этот путь коммуникации, музыка очень пряма для попадания в людей. Она воспринимается как словесная норма, уровень естественной коммуникации, где тебе не нужно ничего анализировать, привязывать себя к чему-то — ты просто принимаешь это или не принимаешь.
Люди, которые поют мой текст, находятся под ним как под наркотиком — и все это с очень серьезным видом
— Я знаю, вы жили какое-то время в Петербурге, что вы там делали?
— Учился говорить по-русски немножко, это был десять лет назад, я забыл много слов. Получается чуть-чуть. Язык — как спорт, если ты не тренируешься, он приходит в упадок. Я был очень большим фанатом русской литературы. Когда я вступил в арт-мир, мне вдруг стало немного грустно, я занялся изучением русского языка и стал участником обменной программы Санкт-Петербургского государственного университета. Мне дали место в общежитии, где я прожил пару месяцев и испытал массу веселья. Пили много.