Идеи кейнсианства после Второй мировой войны вытеснили доктрину марксизма, но и сами были замещены принципами неолиберализма в 1970-х. Что и открыло дорогу современному финансовому капитализму, пишет британский экономист Роберт Скидельский.
Об отрыве финансовых систем от реальных нужд экономики активно заговорили с кризиса, начавшегося в 2008 году. Но проблема далека от разрешения, и в ближайшие годы к теме регулирования финансового сектора будут возвращаться неизменно.
Антидепрессанты для США
Что сегодня мы видим в самой большой экономике мира? Благодаря программам стимулирования американская экономика быстро восстановилась: реальный рост ВВП наблюдается с середины 2009 года; индекс Доу-Джонса вернулся на предкризисные отметки. Высокодоходные домохозяйства, потерявшие в начале кризиса, к исходу первого квартала 2013 года не только восстановили потери, но и прилично увеличили балансы. Прежде всего за счет того, что их доходы большей частью определяют ценные бумаги. Доходы среднего класса восстанавливаются намного медленнее, а главный капитал определяют не акции, а стоимость жилья. Но и здесь есть повод для оптимизма: цены на недвижимость в мае показали наивысшую динамику за семь лет.
Все это — по контрасту с Европой — позволило комментаторам обвинять ЕС в неэффективных подходах. Имя Кейнса вновь было вынесено на знамя, европейцам бесконечно напоминали его наставления: сокращать расходы можно в момент экономического бума, а не в момент спада. «Исключение фискальных и монетарных стимулов в 1937 году, думается, остановило восстановление экономики и вызвало падение, которое не было преодолено до конца Второй мировой войны, — говорится в докладе исследовательского центра конгресса о состоянии экономики США и последствиях кризиса. — Оппоненты дальнейшего стимулирования утверждают, что увеличение правительственных долгов приведет к снижению экономического роста в будущем, в то время как сторонники считают, что дополнительное стимулирование — подходящая краткосрочная политика».
Снижение налогов, резюмируется в докладе, вкупе с накачиванием финансовой системы ликвидностью остановило рецессию, помогло избежать депрессии и вернуло в США рост, хоть и не столь буйный, как в другие послекризисные годы послевоенного периода.
Тогда Кипр идет к вам!
Иная ситуация в Европе. В конце июня там завершился политический сезон. Завершился судьбоносным и в то же время самым спокойным, как было подмечено, за последние три года саммитом ЕС. Следующее событие — выборы в Германии в сентябре. Именно они могут определить судьбу еврозоны на ближайшие годы — на Германию, главный драйвер евроинтеграции, возлагают основные надежды.
Два ключевых результата саммита: принят семилетний бюджет ЕС и новые решения по банковскому союзу. В чем их суть? К концу будущего года Европейский ЦБ должен стать единственным контролером более чем 6 тыс. банков еврозоны.
Следующим шагом планируется наделить его единоличным правом издавать банковские решения, чему еще сопротивляются некоторые страны ЕС. Дальше — единая для всей еврозоны гарантия банковских депозитов. Хотя пока идея не нравится странам Северной Европы и Германии. Оно и понятно: ныне банковское регулирование находится по большей части в компетенции национальных правительств. Платить за раздолбайство или алчность каких-нибудь греческих или кипрских акционеров и даже правительств не хочется. И в то же время идея остается в повестке дня. Почему?
Потому что уже решено: за провалы банков будут расплачиваться не правительства, а акционеры банков, инвесторы и держатели крупных депозитов свыше 100 тыс. евро.
Министры финансов ЕС обсуждали эту тему накануне саммита больше семи часов, к ночи выйдя на согласованные рекомендации лидерам. То есть опыт Кипра могут распространить на весь Евросоюз уже через несколько лет — на национальном уровне опыт спасения банков не через деньги налогоплательщиков должен начать применяться с 2018 года.
Единство денег и ответственности
Когда весной ЕС впервые сообщил, что не будет спасать «сомнительные» кипрские депозиты свыше 100 тыс. евро, экономисты предупредили: плохой прецедент. Единожды испробованный, он может показаться слишком заманчивым для других.
Действительно, невозможно бесконечно спасать финансовые институты, набравшие долгов, с помощью средств бюджета. Во-первых, это провоцирует дальнейшую безответственность банков. Во-вторых, бюджеты попросту не в состоянии более кого-то спасать — самих бы кто спас.
Однако никто не ожидал, что «кипрский рецепт» может быть принят на вооружение столь быстро. Да, в нем есть логика. Действия планируются в рамках банковского союза. Лишь одна структура должна иметь полномочия заниматься банкротством или спасением банков еврозоны. Еврокомиссия вскоре представит предложения на сей счет. Затем уже упомянутый единый банковский надзор.
Предпринимается попытка не допустить финансового распада Европы и сделать ее по-настоящему финансово единой. Соответственно, если все договариваются о строгих правилах достаточности капитала, сбалансированности рисков, доходности и т.д., акционеры и инвесторы тоже должны в этом участвовать.
В решении есть колоссальная опасность подорвать доверие ко всей европейской банковской системе со стороны обеспеченных граждан и бизнеса. Не низкодоходные прослойки обеспечивают конкурентоспособность и рост экономик. Все же лидерство страны обеспечивают успешные практики. С другой стороны, стремиться к таким практикам и побуждают решения Евросоюза. И наконец, бежать все равно некуда. Преуспевающий француз или средний бизнес из Италии вряд ли станут переводить деньги в банки развивающихся стран, где риски выше. А практика офшоров, весьма вероятно, скоро практически прекратит свое существование: в условиях кризиса и катастрофической нехватки денег на офшоры ополчились правительства всех западных стран.
Кредитное неравенство севера и юга
Однако все эти намерения не дают ответа на вопрос, какой тип экономик появится в результате. Одни говорят: можно обвинять Еврокомиссию в недееспособности, но не она определяет производительность стран. Скажем, конкурентоспособность Франции прежде всего в руках французского правительства, а не Брюсселя. Однако малый и средний бизнес Южной Европы сейчас фактически лишен доступа к кредитным ресурсам в отличие от северных стран, что делает его позиции заведомо менее конкурентными. Для успешного развития Евросоюзу придется преодолеть эту финансовую фрагментацию, восстановить полноценные межбанковские отношения и обеспечить бизнесу равный доступ к кредитным ресурсам.
Решение о разделении ответственности за провалы банков между акционерами и держателями крупных депозитов создает еще одну проблему. Она уже проявилась на Кипре, где под удар попали не только, а может, и не столько русские олигархи, а среднего размера предприятия, чьи остатки на счетах обычно превышают 100 тыс. евро. Пример — небольшие строительные компании и автодилеры. Именно эти средние вкладчики могут пострадать в будущем и в других уголках еврозоны. Они недостаточно крупны, чтобы входить в управляющие органы банка или хоть как-то влиять на его политику, и недостаточно мелки, чтобы быть спасенными правительством или европейскими фондами. Так что если европейцы хотят сохранить и развить этот сегмент экономики, им неизбежно придется думать над созданием механизма защиты. И нет сомнений, что схема еще будет обсуждаться и обсуждаться: когда дело дойдет до ее реального воплощения на уровне каждой страны, она встретит колоссальное сопротивление.
Двойной удар по Европе
Экономический кризис вообще будет дольше и глубже, чем представляли главные мировые «прогнозисты». Одни цифры по ВВП чего стоят. Падение ВВП Греции в 2009–2013 годах оценивали в 3,5%, по факту — 22%. Кипру еще недавно давали падение в этом году на уровне 3,5%, теперь прогнозируют 8,7%, а он только в первом квартале — до основной фазы кризиса в апреле-мае — рухнул на 4% в годовом исчислении. За год могут набраться все 15%, если не больше. По безработице расхождения между ожиданиями и реальностью еще значительнее: давали в диапазоне 10–12%, на деле — 15–30% в зависимости от страны.
И хотя на 2014 год Еврокомиссия и МВФ дают уже не столь негативные оценки, это не означает, что их расчеты подтвердятся. С чего бы, если они не подтверждались последние пару лет?
Европа проходит не просто финансовый или бюджетный кризис. Это структурный кризис, и похоже, в разных формах его придется пройти всему миру. Просто в Европе он в очевидно пиковой фазе, к тому же регион несет как бы двойную нагрузку: с одной стороны, «традиционный» кризис заставляет сокращать издержки и создавать новые стимулы, с другой — идет проверка на прочность всего союза. Многое будет зависеть от того, с какой скоростью будут развиваться процессы в Евросоюзе. Не может быть эффективного банковского союза без более полной политической и законодательной интеграции. Не может быть более полной политической интеграции при сохранении внутри одной группы столь разных по потенциалу, производительности и возможностям экономик.
Кризис на всех
Оптимистично настроенные экономисты полагают: пройдя этот структурный кризис, Европа выйдет из него с более эффективной экономикой и вновь займет позиции мирового лидера. Рано причислять Европу лишь к музеям древности. Возможно, они правы, особенно на фоне процессов, набирающих силу в развивающихся странах, прежде всего странах БРИКС, о чем еще недавно экономисты даже не говорили.
Повсюду от России до Китая, от Бразилии до Турции наблюдаются затухающие темпы роста, всплески политического возмущения, прежде всего со стороны среднего класса, наконец, снижение мирового спроса, а следовательно, потребности в новых производственных мощностях, поскольку встает вопрос, как загрузить уже имеющиеся. То же самое может коснуться и статей экспорта: скажем, значительный спрос на металлы и основной спрос на нефть предъявляют развивающиеся страны. Если потребности сократятся, Россия это почувствует одной из первых.
Таким образом, непонятны ближайшие перспективы даже таких еще недавно причисляемых к экономическим монстрам стран, как Китай и Бразилия. Как заметил один из очевидцев многотысячных протестов в бразильском Сан-Паоло, ответы давать пока не время.
И сильным придется меняться
Не все так блистательно и в США, сколь бы ни были оптимистичны комментаторы. Американцам вообще свойственна прямолинейность, и на фоне проблем Европы хочется показать, сколь мудры и эффективны они сами.
Они не устают напоминать Европе, что инфляции нужно бояться меньше, чем программ урезания расходов, и советуют не пытаться спасти одновременно частный и публичный сектора. Пусть «частники» спасают себя сами.
Остается только посмотреть, что начнут говорить американцы, когда возобновятся проблемы в их собственном финансовом секторе. Тем более еще с 2008 года США рекапитализировали его столь активно, что Европе и не снилось. И случись что с ним теперь, средств на новую санацию уже не будет.
За последние пять лет Федрезерв приобрел ипотечных ценных бумаг и бумаг казначейства более чем на 2 трлн долл. — почти в десять раз больше, чем за все предыдущее десятилетие. Одна программа спасения проблемных активов (TARP), принятая в 2008 году, позволила казначейству использовать более 700 млрд долл. на спасение системообразующих финансовых институтов.
Советы Европе не избавляют Америку от необходимости заниматься дисбалансом бюджета (который уже привел к секвестру госрасходов) и дальнейшим регулированием банковских и небанковских институтов. Его контуры были обозначены законом Додда–Франка, принятым конгрессом в 2010 году в ответ на кризис, но многие формулировки столь расплывчаты, что ФРС до сих пор работает над мерами большей сбалансированности и открытости банков.
Именно США — родитель финансового капитализма, и иного там еще не появилось. Гипертрофированная доля финансового сектора в структуре ВВП — из-за объема экономики в целом, из-за роли, которую доллар играет последние десятилетия в мировой экономике, из-за проблем в других уголках света, а отчасти из-за уверенности в собственном могуществе — проблема, которую рано или поздно придется решать. Даже Валютный фонд недавно высказал опасения: «Финансы правительства США находятся в неустойчивом состоянии из-за старения населения и увеличения расходов на здравоохранение».
***
Пока еще рано заниматься поиском новых моделей и дефиниций. Но через несколько лет, когда основной цикл турбулентности будет пройден и начнут вырисовываться новые контуры мира, экономист, предложивший модель будущего развития, встанет в ряд в пантеоне мировых имен вместе с Марксом, Кейнсом, Хайеком и Фридманом.
С использованием материалов форума project-syndicate.org, агентства Reuters и Congressional Research Service
Поднебесная между санацией и рецессией
В Китае резко упал экспорт, что на фоне возросшего импорта позволило сделать печальные прогнозы: если страна не переориентируется на внутренний спрос, как обещали ее власти, то вторая экономика мира столкнется с реальным кризисом.
Из тени в свет
Но для начала китайские власти решили побороть теневой финансовый сектор, который приобрел внушительные размеры.
Много лет подряд страна проводила программу стимулирования экономики, банки накачивались деньгами, которые, в свою очередь, обращались в кредиты предприятиям. Но часто новые займы использовались для погашения старых, а деньги шли прежде всего на строительство жилья в благополучных провинциях восточного побережья. Тем самым порождая пузырь сродни тому, что вздулся в США, вызвав кризис 2008 года.
Что пытается сделать китайское правительство? Резко подняв стоимость коротких денег, сдуть пузырь сомнительных и легковесных заимствований и выдавить из системы финансовые институты, занятые экспортными операциями с наличностью, а не реальным кредитованием. Третье — прекратив масштабное накачивание экономики деньгами и перейдя к более жесткому макроэкономическому регулированию, замедлить экстенсивный рост и провести структурные реформы. О такой необходимости говорилось еще при прежнем руководстве КНР, но реформы — в силу кризисных явлений на мировых рынках и хорошей конъюнктуры для самого Китая — были отодвинуты.
Шоковая терапия
Паника, охватившая финансовые рынки на прошлой неделе и породившая разговоры о том, что Китай сейчас получит кризис, сравнимый с американским, была быстро погашена. А сами китайские финансисты сказали: не оценивайте наш рынок западными мерками; кризис ликвидности не несет системных рисков, система гораздо тверже, чем вам кажется.
Вливания на рынок эквивалента 7,5 млрд долл. Народным банком КНР оказалось достаточно, чтобы ставки по краткосрочным кредитам снизились, а фондовый рынок вновь начал расти.
Это была финансовая шоковая терапия, целью которой было показать — коротких дешевых денег для финансирования сомнительных операций больше не будет. Шок, уверяют финансисты, скажется лишь на операциях в теневом сегменте, а не на кредитной политике банков. Операции на межбанковском рынке как раз и показали, кому срочно нужна ликвидность.
Однако теневой рынок, на который ополчились власти, возник по объективным причинам: маленькие предприятия не могут получить заем на нормальных условиях. Кредитная политика самих банков определяется не столько законами рынка, сколько директивами властей, в итоге заемщиками становятся прежде всего корпорации со 100-процентной или значительной долей государства, а средние и мелкие компании вынуждены искать иные каналы пополнения оборотных средств.
У теневого сектора есть и другой стимул: используя выдуманные контракты, экспортеры создают у себя запасы валюты, в том числе на случай, если власти перестанут поддерживать курс юаня.
Рис и риск
Проблемы чрезмерного кредитного роста вкупе с накапливающимися долгами на местном уровне не уходят за одну неделю шоковых мер, возражают другие эксперты.
Перед Китаем стоит реальная дилемма, поясняют они. С одной стороны, правительство может пойти на сознательное замедление темпов роста экономики, позволив им опуститься до 7% в год. Тогда станут возможны структурные реформы, повышение внутреннего спроса. Кстати, впервые китайские власти заговорили о страховании банковских вкладов по типу того, что действует в ЕС и США, хотя и не уточнили сумм.
Серьезное отличие китайской модели от американской: китайцы живут по средствам и не влезают в кредиты. К тому же банкам установлены жесткие пропорции между кредитами и депозитами, что резко сокращает риски. Наконец, значительное число самих банков принадлежит государству. И оно будет решать, кого спасать или банкротить, кого наказывать или прощать.
И все же замедление темпов роста, особенно после десятилетия двузначных цифр, может привести к социальным конфликтам и — в попытке их погасить — к непродуманным действиям властей, в том числе в области кредитно-денежной политики.
В последние годы Китай в отличие от большинства стран мира не имел дела с падающей экономикой, сокращающимися производствами и угрозой изменения жизни для миллионов людей. На Западе подобные провалы смягчает система соцзащиты. Ее планировал создать и Китай, но теперь намерения могут оказаться под угрозой. Однако класс, появившийся в стране за последнее десятилетие, уже может не захотеть жить на чашку риса в день.