— Что такое миф о Сталине, из каких компонентов он состоит?
— Конечно, слово «миф» надо брать в кавычки. Мы все-таки живем не в архаичном, средневековом или фольклорном обществе, где работают анонимные народные верования в сверхъестественные существа и богов. Мы занимаемся изучением явлений, которые по смыслу и по функции похожи на мифы в архаическом обществе. Во-первых, это сплочение народа. Во-вторых, мифологический герой или событие становится символом этой общности, символическим гербом. Если это герой, то это герой-спаситель, который отгоняет злых духов, уничтожает врагов, побеждает противника и приводит государство к победе, процветанию и райской жизни. Бывают случаи, когда образ этого мифологизированного героя соединяется с образом какого-то ключевого события. Чаще это событие переломное, обозначает начало какого-то нового времени. В ряде случаев, например, как вторая мировая война — это событие, которое угрожало бытию всего целого. Соответственно образ героя соединяется с образом победы и как будто обещает грядущее счастье.
Что касается Сталина, то стоит сказать, что мы лишены возможности социологически анализировать ситуацию на основании надежных количественных данных, возможности что-то говорить о 1950-х, 1960-х и 1970-х годах. Но мы можем говорить о данных за 1980-е, 1990-е, 2000-е и судить о том, какой была система, по следам ее распада. За каждым моим следующим суждением стоят огромные массивы количественных данных, вопросов, которые мы задавали, обрабатывали, соединяли с другими вопросами, социальными характеристиками людей и так далее. Если говорить про сегодняшний день, то в образе Сталина соединяются несколько составляющих, которые на первый взгляд абсолютно друг друга исключают и противоречат друг другу. С одной стороны, порядка двух третей населения (до 70%) сегодня уже согласны с тем, что Сталин был кровавым тираном, который для каких-то целей — страны, собственных, системы власти, режима — не жалел жизней миллионов. С другой стороны, примерно такая же доля населения и во многом те же самые люди говорят, что Сталин привел страну к победе в войне, сделал ее индустриальной, хорошо вооруженной, современной державой наравне с развитыми, крупными государствами XX века. И третья составляющая, на мой взгляд, самая интересная, — мы еще не знаем всей правды о Сталине. Иначе говоря, Сталин — это некая тайна. А это значит, что первые два значения должны были столкнуться в головах людей и в публичном пространстве. А они не сталкиваются, потому что на них наложен вот этот замок, тайна: мы все равно ничего не узнаем. Кстати, на этом же основании примерно 60—65% людей говорят, что не надо копаться в этом прошлом: мы понимаем, что там были преступления, массовые убийства, переселение народов, уничтожение целых классов, но не имеет смысла в этом копаться. И не просто потому, что время прошло, но и потому, что мы никогда не узнаем, как все было на самом деле. И этот отказ от понимания — очень важная вещь.
Люди потеряли понимание того, что происходит во власти, к чему дело идет, кого бояться, на что надеяться, на кого опираться
— Почему возник миф о Сталине?
— В послевоенной Германии по ряду обстоятельств определенные силы внутри страны и те силы, которые победили и контролировали ситуацию (например, США), в известном смысле принуждали нацию через публичную сферу к расколдовыванию собственного прошлого, к его пониманию. Этого не было в Советском Союзе, этого не было в России и нет до сих пор. Отсюда и мифологизированный характер Сталина. Никто сегодня ни Гитлера, ни Муссолини не мифологизирует. Потому что произошло, как это называл Теодор Адорно, преодоление собственного прошлого. Наша страна этот урок не приняла. Это определенным образом говорит о стране и о тех силах, которые могли бы подвигнуть людей к пониманию. В Германии это были интеллектуалы, люди, которые публично снова и снова поднимали этот вопрос и преодолевали волны сопротивления.
Сталин очень прочно связан с символикой победы во второй мировой войне. Не с самой войной, а именно с победой.
— А что было у нас?
— У нас в этом смысле точечные усилия, конечно, были. Они были в период «оттепели» примерно с 1956—1957 до 1968—1969 годов. И конечно, было критическое усилие в 1987—1992 годах. Дальше ситуация начала меняться, особенно с приходом к власти Владимира Путина. Его первыми шагами было укрепление символического авторитета Сталина и вообще советской эпохи. Вернулись гимн, пятиконечная звезда на красном знамени, была открыта памятная доска на территории Кремля к 55-летию заключения Ялтинского соглашения, где первой среди фамилий глав государств была фамилия Сталина. Знающим людям это напомнило 1965 год, 20-летие Победы, когда Брежнев в торжественной речи в очень положительном контексте упомянул фамилию Сталина и весь зал встал. Это была сильная символическая акция. Самое важное — это не просто образ спасителя, или «эффективного менеджера», или крупного политика (в этом качестве в массах Сталина никто не рассматривает, речь не о политике, только 2—3% хотели бы жить при таком руководителе), речь, конечно, о символе величия, символе целостности, символе силы и победы. И в этом смысле Сталин очень прочно связан с символикой победы во второй мировой войне. Не с самой войной, а именно с победой.
У большинства населения есть явное ощущение, что им недодают то, что люди заработали, ощущение полной коррумпированности и недееспособности власти, все время ожидание какого-то катастрофического события. Люди чувствуют себя недовольными, незащищенными, и кажется, что власть неэффективна, пренебрегает их интересами. Большинство, до трех четвертей населения, считает, что власти продажны. Вот ситуация, внутри которой образ другого правителя, совершенно мифологизированного, и образ порядка рождаются в умах большинства людей. Сталин в этом случае служит лишь символом и спусковым крючком для действия вот таких представлений. Чем хуже, небезопаснее, недовольнее живется массе, тем в большей степени становится значим образ такого правителя. Речь идет о компенсирующей мифологии.
«Разливается траурный марш,
Стонут скрипки и стонут сердца,
Я у гроба клянусь не забыть
Дорогого вождя и отца.
Я клянусь: буду в ногу идти
С дружной, крепкой и братской семьёй,
Буду светлое знамя нести,
Что вручил ты нам, Сталин родной».
Владимир Высоцкий
— Для чего образ Сталина нужен власти?
— Тут несколько причин. Если мы возьмем какого-нибудь британского или американского деятеля, то лет на 20 назад сможем прочертить его политическую биографию. Если же мы возьмем всю нашу нынешнюю власть, начиная от первых лиц и дальше, то получим людей, у которых вообще нет никакой политической биографии и программы. В этом смысле никакой привлекательной картины будущего они не несут. Единственный ресурс — это прошлое. Они считают, что этот ресурс доступный: будущее надо делать, а прошлое можно переделать, как тебе хочется. Предполагается, что прошлое некоторым образом лучше объединяет людей, даже если это прошлое, которое они потеряли. Ностальгия — очень сильное чувство, и при всей ее болезненности она может объединить людей. Это такая общность утраты, а не общность людей, которые вместе что-то делают или нацелены на что-то позитивное в будущем. Это общность людей, которые потеряли страну со всей ее мифологией, они потеряли свою социальную роль в настоящем. Люди потеряли понимание того, что происходит во власти, к чему дело идет, кого бояться, на что надеяться, на кого опираться. В этом смысле это очень благодатная для власти почва, чтобы использовать образы прошлого или, как сегодня стали говорить, вести определенную историческую политику. Недавно Путин снова высказался в том смысле, что история должна быть единой, в ней не должно быть внутренних конфликтов и противоречий, она должна нас объединять, а не разъединять и она должна быть героической — это должна быть история в генеральской шинели с генеральской папахой. Это не история частных людей, это не история людей, осуществивших какой-то реальный прорыв индивидуальными или групповыми усилиями: прорыв в культуре, в экономике, в технологии и так далее. Стив Джобс — не наш герой, доктор Гааз — не наш герой, и Андрей Дмитриевич Сахаров — не наш герой. Конечно, есть небольшие круги в российском обществе, для которых Сахаров герой. Но в целом...
— Имя России — Сталин.
— Скорее так. К счастью, только его имя. Люди выступают не за тот порядок, который был при Сталине, — они во многом против того порядка, который есть сейчас. До последнего времени это почти не касалось фигуры первого лица: «бояре плохие, а царь хороший». Сейчас и это уже не так. На протяжении последнего года в этом смысле представление о том, что он весь в белом, а все остальные в дерьме, — такого представления уже нет. Падает его рейтинг, падает его авторитет, падает симпатия к нему.
Была большая надежда, что народ, перенесший такую войну и выигравший ее, имеет право на то, чтобы жить по-человечески. Этого не произошло
— Кого привлекает образ Сталина?
— Чем старше люди, тем больше они думают о прошлом и ценят его. Это во многом касается возрастных, экономических, социальных слоев и групп, у которых очень мало каких бы то ни было ресурсов. В нынешней ситуации им нечего использовать в качестве рычагов собственной жизни. Образование осталось в прошлом, они близки к пенсии или уже вышли на нее, они безынициативны, у них нет опыта успеха, готовности к солидарным отношениям. Россия не просто большая страна, это страна с гигантской периферией. Она так устроена, что есть центр, в котором сконцентрировано все — образование, деньги, возможности продвижения, поездок за границу и так далее, и есть вся остальная страна. Есть социологи, которые считают, что Россия не едина, а есть две-четыре России. Явно, что эта страна не одна. И вот есть Россия, для которой образ Сталина — это одна из немногих светлых вещей в их жизни. Чем дальше они от Москвы, чем меньше у них ресурсов, которые можно использовать для активной жизни, чем они старше, чем менее они образованны, чем больше они привязаны к современному телевизору, тем больше они готовы на словах принять светлый образ Сталина. Я бы не назвал это сталинизмом. Это ориентация на символический авторитет Сталина в условиях, когда у нас наблюдается дефицит каких бы то ни было авторитетов.
— Как вы думаете, удастся ли в общественном сознании похоронить этот миф?
— Отчасти это происходит. Для молодого поколения характерно не позитивное и не негативное отношение, а скорее равнодушное. Равнодушие не очень хорошая опора для изживания предрассудков. Один старый писатель говорил: «Не бойтесь фанатиков, бойтесь равнодушных». Этот мифологический свет, исходящий от поколения к поколению, становится все слабее и слабее. Если бы он сопровождался хоть сколько-нибудь систематической целенаправленной работой на то, чтобы разлепить образ победы и образ Сталина, образ великой страны и образ Сталина. Победа победой, но она не принесла свободу, богатство, благополучие. А была большая надежда, что народ, перенесший такую войну и выигравший ее, имеет право на то, чтобы жить по-человечески. Этого не произошло. Наоборот, вторая половина 1940-х годов, начало 1950-х — новые репрессии, отнюдь не одно только «дело врачей». В этом смысле это очень характерный для России символ победы без продолжения, победы без результата.
Почему у нас не получилось расколдовать это прошлое? Если коротко, то все-таки с интеллектуальным слоем в Советской России произошли катастрофические, непоправимые вещи. Интеллектуалы не стали такими влиятельными как в Германии. Да и неготовность признать свою ответственность за прошлое и настоящее сыграла свою роль.
