В московском стройкомплексе «казанское нашествие»— все больше ключевых постов отдается выходцам из Татарстана. Первым в столицу перебрался Марат Хуснуллин— бывший глава республиканского Минстроя, теперь вице-мэр Москвы. В феврале прибыл бывший главный архитектор Казани Эрнст Мавлютов— он сейчас отвечает за столичный генплан. Репортеры «МН» отправились навстречу потоку — из Москвы в Казань, чтобы на месте посмотреть, как развивается город и за какие заслуги чиновников отправляют на повышение.
«Казанское хамство теперь и в Москве, нам было мало, теперь вот и вам «повезло»,— говорит архитектор Искандер Сайфуллин, ведущий автор мечети Кул Шариф в Казанском кремле. Сайфуллин в середине 2000-х возглавлял союз архитекторов республики, работал и с Хуснуллиным, и с Мавлютовым. «Какая там композиция, достоинство города— об этом не было и речи! В 2007-м они умудрились продавить новый генплан города, который, мягко говоря, просто для города вреден. Мавлютов же человек просто незаменимый и даже полезный— если надо пройти по головам и протащить дурацкую и непопулярную в народе директиву»,— не скупится на отзывы Сайфуллин. Другой известный архитектор Герман Бакулин из «Татинвестгражданпроекта» считает, что и Хуснуллин, и Мавлютов— вполне грамотные и профессиональные люди. «У меня с ними проблем не было— все мои идеи, пусть и старые, были поддержаны и реализованы»,— говорит Бакулин «МН». «Это люди, которым, как мне кажется, полностью плевать на историческую особенность, колорит, дух города,— замечает политолог Владимир Беляев.— Историческое ядро Казани полностью уничтожено, а весь градостроительный комплекс превратился в набор особняков для новых русских. Казани, которой мы гордились, больше нет».
Золотая миля Казани
Ансару Валиеву 85. Он живет на казанской Остоженке— так называют здесь улицу Баумана— в самом центре города, за зданием республиканского ФСБ. Казанская «золотая миля» застроена новенькими особняками. Валиев тоже живет в особняке, только старинном. Раньше вся улица была заполнена такими домами и считалась уникальной. Поникший от времени и отсутствия ремонта дом Валиева тоже уникален— в нем уже семь лет нет воды.
Сосед справа у старика— председатель Госсовета республики Фарид Мухаметшин. Его дом окружает забор, спецохрана, видеокамеры. Собственно, Валиев и остался без воды после того, как улицу Баумана облюбовали первые лица Татарстана и просто очень богатые люди. Трубы на улице переложили таким способом, что из кранов у Валиева ничего не течет. Теперь он бегает по Баумана с ведром в руках, вымаливая хотя бы пару литров у политиков и нуворишей. А заодно пишет письма всем, вплоть до премьера и президента страны: верните воду! Блеск и нищета на одной улице— такова нынешняя Казань. Улица Зои Космодемьянской упирается в берег реки Казанки, вернее, упиралась. Теперь это казанская Рублевка, а выход к реке— частная территория. Кругом особняки-новоделы, стоянка для яхт, вертолетная площадка, заборы и камеры слежения. Деревьев почти нет, людей тоже.
Берег Казанки искусственный, намытый— сейчас это элитная зона, вокруг 23-этажные «ривьеры». «В Казани теперь полно архитектурных «анекдотов»: например, высотные здания ставят в низине, а не на вершине, на месте городского квартала построили имитацию деревни, вместо старинных зданий сплошь уродцы с пластиковыми украшениями в духе ностальгии по Парижу и Петербургу XIX века»,— констатирует архитектор Марина Забрускова.
Улицу Зои Космодемьянской экскурсоводы по старой памяти называют образцом деревянного зодчества в стиле модерн, хотя от прежнего модерна осталось всего два дома. В доме Дружининой с мемориальной доской-напоминанием о том, что это памятник, в крыше сплошные дыры, а значит, через год не будет и самого дома. В другом деревянном доме по-прежнему кипит жизнь и даже проходят сборы евангелистской общины, и поэтому, говорят прихожанки, «его охраняет сам Бог». В просторной комнате молятся больше десятка женщин. «Казань нашу уничтоженную отмаливаем, за правительство просим, чтобы люди больше улыбались»,— говорит одна из них.
Уничтожали старую Казань по той же схеме, что и старую Москву. Сначала приходит инвестор, который делает малопристойные по деньгам предложения, люди не соглашаются. После чего с домом происходит какая-нибудь странная история, например у него вдруг горит крыша или подъезд. Виноваты, конечно, бомжи. После ЧП памятник может потерять охранный статус, а народ стать сговорчивее, в итоге дом расселяют.
«В этом доме останавливался Лев Толстой, когда-то здесь была табличка,— рассказывает социолог Искандер Ясавеев.— Дом хирел, в итоге жители сами сняли с него табличку— чтобы перед иностранцами не позориться. Потом их расселили, а вокруг построили очередное элитное жилье». От дома осталась одна стена— она теперь как гнилой зуб в голливудской улыбке.
«К тысячелетию Казани у нас по всему городу был тотальный снос,— говорит Марина Забрускова.— Жителей выселяли, следить за домами было некому, потом их признавали физически утратившими свои качества, после чего сносили. Программа не продумана была с самого начала».
Ново-татарская слобода
Ольга Чечнева жила раньше в знаменитой Старо-Татарской слободе, в особняке середины XIX века. В этом доме выросли пять поколений ее семьи, к тысячелетию Казани дом попал в программу «Ветхое жилье», всем дали новые квартиры. Недавно Ольга приехала в район, в котором выросла, с детьми и ничего там не узнала. «Кругом руины. Шок, слезы Нам ведь говорили, что дома восстановят, а их просто уничтожили»,— рассказывает она «МН».
Старо-Татарская слобода была уникальным местом— вместе с Казанским кремлем, который в ноябре 2000-го был внесен в список Всемирного культурного и природного наследия ЮНЕСКО, ее тоже собирались объявить «неприкосновенным местом», но до дела так и не дошло. Планов по спасению слободы были десятки, сама она постепенно сжималась как шагреневая кожа и сейчас, по большому счету, спасти можно лишь отдельные здания, да и те уже без крыш стоят. Славная традиция «сохранения» памятников продолжается в том же темпе. В новогодние каникулы, к примеру, бульдозеры снесли еще три объекта культурного наследия, находящихся под охраной государства. «Еду с туристами в автобусе, рассказываю им про улицу Дзержинского и вижу, как падает стена «номеров Банарцева» постройки 1888 года»,— говорит экскурсовод Олеся Балтусова. Как следует из ответа минкультуры Татарстана, угроза обрушения возникла «в результате проведения противоаварийных усилительно-восстановительных работ». «Вот так они все и ремонтируют— до полного уничтожения»,— юрист Андрей Железнов-Липец несколько месяцев забрасывал прокуратуру письмами, требуя возбудить уголовное дело. На днях все-таки возбудили. Впрочем, когда готовились к тысячелетию Казани, дела тоже возбуждались, но до суда ни одно из них не дошло.
Новая Казань— с элитными новостройками на месте ветхих коммуналок и помпезными дворцами а-ля Версаль для горстки избранных «в шаговой доступности» от древнего Кремля— кому-то даже нравится. Молодожены, к примеру, с радостью фотографируются на фоне еще одного шедевра татарской архитектуры— огромного дворца министерства сельского хозяйства. «Дом колхозника», как его называют в народе, обошелся казне в 2 млрд руб. Критик Артемий Троицкий назвал его «страшным бредом архитектора Гауди в сталинских застенках». С ним согласно большинство защитников старой Казани. Больше всего их убивает, что поставили это грандиозное сооружение рядом с Кремлем. «Французы и итальянцы морщатся, когда видят «дом колхозника», зато туристы из глубинки, особенно из сельских районов, от него просто балдеют»,— замечает экскурсовод Олеся Балтусова.
Командные игроки
Хвалить или ругать только Хуснуллина с Мавлютовым за то, что за последние десять лет было сделано в Казани, бессмысленно. «Оба они— люди команды, в городе же все решали Минтимер Шаймиев (первый президент Татарстана) и экс-мэр Казани Камиль Исхаков,— говорит политолог Сергей Сергеев.— Захотели и превратили столицу в большой Актаныш (родина Шаймиева.— «МН»), застроив город дешевой попсой от архитектуры— «красивенькими» зданиями с зелеными крышами».
Группа независимых татарских архитекторов провела масштабное исследование всего новодела и лишь 12% оценила на четверку, поставив остальным объектам тройки и двойки. «Шедеврами, как говорится, и не пахнет»,— согласен с экспертной оценкой директор казанского Центра аналитических исследований и разработок Александр Салагаев.
О вкусах, впрочем, не спорят: Владимиру Путину, говорят, новая Казань очень приглянулась— во всяком случае, в этом убеждены собеседники «МН» в московском стройкомплексе. Иначе объяснить «казанское пришествие» они не в силах. «Марат Хуснуллин оказался вице-мэром не случайно: он понравился Путину, когда тот приезжал на праздник тысячелетия Казани, вот его и позвали на замену лужковской команды»,— говорит собеседник «МН» в московской мэрии. «Хуснуллин хороший менеджер, он не занимался сносом, а наоборот, делал капремонт хрущевок и реформировал ЖКХ, и неплохо с этим справлялся,— замечает Александр Салагаев.— Вопросов к Мавлютову гораздо больше».
Для большинства казанцев назначение Мавлютова ответственным за генплан Москвы, который и так принимался с большим скандалом, стало еще большей неожиданностью, чем переезд Хуснуллина. Они никогда не были в одной команде, и за какие заслуги Мавлютова позвали в Москву, так и остается пока загадкой. «На этой позиции должен быть не просто профессионал, это должен быть подвижник, который бы понимал и чувствовал город и пользовался поддержкой специалистов— ничего такого о нашем бывшем главном архитекторе, к сожалению, сказать не могу»,— замечает архитектор Марина Забрускова.
Как в Москве
Александр стоит по щиколотку в грязи и рубит топором свой старый дом в самом центре Казани. Улица Ульяновых, где он еще недавно жил, вся пошла под снос, а сам Александр переехал в новый дальний район. Теперь он разбирает остатки досок, чтобы отвезти их на дачу. На старинной улице, где жили в основном русские купцы и профессура, от тех времен почти ничего не уцелело. Устоял лишь дом, в котором жил Владимир Ульянов, когда учился на юриста в Казанском университете,— его не дали снести коммунисты.
Александр, впрочем, переменам только рад— квартира у него теперь побольше и в дождь ее не заливает. «Приезжал раньше в вашу Москву и в ужасе бежал: кругом асфальт, люди, машины и ни одного деревца,— сплевывает он на руки и вновь берется за топор.— Теперь и у нас так же».