Правда, тогдашней закваски хватило надолго. Больше 20 лет Россия жила в состоянии «послевкусия» — главным событием, определявшим общественно-политические дискуссии, оставался факт распада Советского Союза. Его наследие иссякало — и в идейной, и в экономической, и в технологической сфере. Сегодня потенциал исчерпан, повестка дня, связанная с советской и постсоветской эпохой, не порождает ничего, кроме бесплодных споров. Что дальше? На какой основе собирается строить будущее Россия?
Вызов масштабный. Необходимо сформулировать новую национально-государственную идентичность, то есть опору всего развития, которая одновременно соответствовала бы разным, подчас противоположным критериям. С одной стороны, ни одно государство не живет без собственного исторического мифа, то есть прикладного политического осмысления истории. Будущая идентичность обязательно должна быть связана с тысячелетним прошлым страны. История России невероятно богата, трагична, но главное — очень разнообразна. На ее базе, даже не слишком погрешив против истины, можно сконструировать разный нарратив, задающий те или другие ориентиры. С другой стороны, укорененность в минувшем не может превращаться в одержимость, стремление найти там вдохновение на все случаи жизни. Новый образ мысли России должен прежде всего отвечать запросам мира будущего, контуры которого еще только намечаются на горизонте.
И тут впору вспомнить тот самый советский лозунг. Как ни странно, во втором десятилетии XXI века он отражает задачу, которую придется решать России.
Извечная российская дилемма — противоречие между целями и устремлениями государства (кто бы его ни олицетворял — монарх, ЦК или группа реформаторов) и его жителей. Интересы национального развития, формулируемые властью, практически всегда доминировали над желаниями и запросами отдельного человека. В какие-то периоды это работало, обеспечивая социальные и технологические прорывы, геополитическую экспансию, мировой статус. Сейчас мобилизационные проекты, осуществляемые государством от имени народа, уже не дадут эффекта.
И дело даже не в моральной оценке психологии, которая рассматривала людей как расходный материал, а в том, что в XXI веке она нефункциональна. Эпоха железных занавесов и железных рук прошла, тут уж постаралась глобализация вкупе с информационной открытостью. Человека невозможно силой заставить служить государству и даже обществу. Можно только стимулировать его к реализации своего потенциала в том или ином направлении. И побеждает в глобальной конкуренции тот, кто обеспечивает лучшие условия для такой реализации. Он просто перетягивает к себе наиболее ценные кадры.
Не стоит забывать о том, что впервые прорыв к новому качеству государства России предстоит осуществить в условиях дефицита людей. Несмотря на успехи по повышению рождаемости, Россия больше не будет страной неисчерпаемого демографического потенциала. И придется повышать социальный КПД — беречь имеющийся человеческий капитал, а по возможности и приумножать его за счет привлечения тех, кто нужен для развития.
Почему этот капитал так важен? Конкуренция за него становится главным видом конкуренции вообще. Национальная безопасность, интерес государства заключается именно в том, чтобы обеспечить гражданину максимальные возможности для самореализации и наиболее комфортную среду для жизни и работы. Привычная российская дилемма государство — человек снимается реалиями глобального мира.
В прошлые времена иерархию государств на мировой арене устанавливали войны. Но теперь крупные военные конфликты (столкновения великих держав) невозможны. Во-первых, благодаря наличию ядерного оружия, которое делает цену применения силы между значимыми странами непомерной. Война становится уделом держав второго ряда, участников локальных столкновений, которые влияют на мировую политику, но не определяют ее. Во-вторых, теснейшая экономическая взаимозависимость делает разрыв связей дорогостоящим и опасным предприятием.
На первый план выдвигается экономическое соревнование, а в нем ключевую роль будет играть интеллектуально-технологическое лидерство. Борьба за мозги и таланты обостряется, как когда-то борьба за минеральные ресурсы (последнее не исчезает, но опускается вниз в шкале приоритетов).
Привлекательность США и Европы как комфортных мест жизни и работы, а они на обозримый период несопоставимы с другими странами, — это их конкурентное преимущество. Предлагаемое качество жизни и возможности для творческой самореализации становятся инструментом для «высасывания» человеческого капитала из стран, где условия хуже: политическая конфликтность, проблемы окружающей среды, наконец, непостоянство правил игры.
У Запада есть фора, но и он почивать на лаврах не сможет. Развивающиеся страны Азии, обладающие большими ресурсами, создают условия для удержания и привлечения кадрового потенциала. Китай или Сингапур, например, весьма преуспели.
Способность производить идеи, образы и предлагать (навязывать) их всему человечеству становится средством все более острой конкуренции. Потому возрастает роль активного класса общества — тех, кто способен производить и транслировать образы. И если государство не находит общего языка с наиболее продвинутым сегментом собственного общества, теряя его доверие, оно закладывает мину замедленного (а то и весьма быстрого) действия под свои перспективы. Если страна не использует творческий потенциал своих граждан, его используют другие, возможно, и против нее самой.
Положение России в новом международном контексте и хуже, и лучше, чем у других. Хуже, потому что ей придется преодолевать собственную традицию, мало приспособленную к тому, что необходимо сегодня. Лучше, поскольку страна, во-первых, привыкла и умеет восстанавливаться после провалов, во-вторых, объективно вступает в следующий период своей истории, когда все придется волей-неволей формулировать заново. Забота о человеке как главной ценности государства должна стать основой будущей российской идентичности даже не по морально-этическим причинам, а из соображений сугубо практических. В кои-то веки интересы и нужды государства и человека в России могут совпасть. И тем и другим нужна сильная, уверенная в себе и удобная для жизни страна.