Это чувство было неожиданным и крайне неприятным: подобные вспышки мне не свойственны. Я задумалась. Это ненависть «ко всем богатым»? Вряд ли: ведь среди моих знакомых есть и очень обеспеченные люди. И тут я поняла: эта марка ассоциируется у меня исключительно с нетрудовыми доходами и «соревнованиями в статусности» у нечистых на руку чиновников.
Вышеупомянутые мои приятели — это люди, зарабатывающие на жизнь собственным трудом. Их истории — про новые идеи, планирование, вложение сил и времени, работу до седьмого пота. Есть среди моих знакомых, кстати, и честные чиновники. Эти люди живут скромно — по средствам, которые может им платить их не очень богатое государство. Люди с собственным бизнесом богаче. Но доходы у них появились не сразу, и они научились приспосабливаться к растущему уровню жизни. А передо мной было сверхпотребление: так сорить деньгами можно, только если они не ощущаются своими. Справа от меня ехало воплощенное, сделавшее себя зримым бесстыдство.
Оказалось, что приступы злости испытываю далеко не я одна. На днях мой друг Саша увидел в интернете рекламу «элитного коттеджного поселка» рядом с Москвой. «Поселок, как явствует из названия, «для топов». У меня глаза вылезли на лоб, — негодовал он. — Это простодушие или совсем стесняться перестали?» Фоновый снимок на сайте действительно весьма прозрачно указывает на возможную аудиторию: рядом с домом «органической архитектуры», построенном «в наиболее востребованном сегменте бизнес-класса» изображен черный автомобиль с мигалкой.
Это эффект информационной среды? Это общий депрессивный фон? Может быть, это специфика моего поколения?
Кстати, гнев сейчас чувствует не только условный московский «молодой креакл». Пару дней назад я ездила в гости к своему бывшему врачу. Это очень умная и приятная пожилая дама еще советской закалки. Сейчас она на пенсии. Она не оппозиционер, симпатизирует, скорее, власти. Интернет не читает, новости узнает в основном из телевизора и от знакомых. И вот вдруг, впервые за долгие годы нашего знакомства, я выслушала пламенную речь об «обнаглевших». Обычно-то мы говорим о чем? О личной жизни, семье, детях и внуках, красоте и здоровье, путешествиях. И тут ее как прорвало. Я даже слегка устала это слушать. Она высказала, во-первых, нелицеприятное мнение о бывшем министре обороны: «И сколько же их там, наверху, таких сердюковых?» Во-вторых, о депутатах в дорогих костюмах и с холеными лицами, которые учат ее любить родину и «сваливают свои грешки на мигрантов или Америку». И наконец, о бывшей однокласснице дочери, которая замужем за неким госслужащим: «Они недавно купили большую квартиру и трехэтажный дом. Но не подкопаешься: оформлено все на родню — седьмую воду на киселе. Я ее спрашиваю, слушай, а сколько вы тратите на еду в месяц? А она мне так томно: ах, я не знаю, тратит муж. У него такая маленькая зарплата, 40 тысяч всего». И рефреном — «стыд совсем потеряли».
На прошлой неделе я много размышляла о чувстве гнева, вызванном очевидностью бесстыдства. Это эффект информационной среды? Это общий депрессивный фон в нашей стране, где мозг так и цепляется за негативное? Может быть, это специфика моего поколения, в последние годы довольно аполитичного, но вдруг, обратившего внимание на несправедливость? Все это было и раньше, а мы просто стали по-другому, обостреннее это ощущать? Или действительно все стало как-то демонстративнее?
Вообще, по-детски радостное, упивающееся собой, любимым, чувство собственной крутизны в последние годы явно ощущают некоторые граждане, считающие себя «элитой общества». Как юная девица, полная невинного восхищения своей молодостью и красотой, они показывают нам дорогие часы на запястьях, рассказывают о своих волшебных машинах и большущих особняках. Причем делают это не только знаменитые спортсмены или популярные певцы, для которых «богачество» — весомый знак народной любви и достижений. Нет, это делают те, кому гордиться, в общем, нечем: облапошил, поступил вразрез с собственными же словами или даже присвоил общее. И я вот все думаю — а что ожидается от общественности? Ну, какая реакция? Мягкое материнское восхищение? Сопереживание: ц-ц-ц, как же тебе трудно идти против своей совести?
А теперь на фоне все увеличивающегося числа «народных расследований» и активности гражданского общества лучше бы что-то и скрыть — ан нет, все становится еще более показным. Песня рвется из горла. Причем рвется в самых неподходящих местах, подставляя себя под софиты рассерженной публики.
Рекламу с мигалкой разместили где? Правильно, в Фейсбуке — оплоте «рассерженных горожан». Предлагаю еще более нетривиальный ход: можно дать ее в сообществе «Синие ведерки». Ну, чтоб уж наверняка, гарантированно получить дозу негатива в свой адрес.
Стыд — желание скрыть свое лицо или зарыться в земле — в действительности выражает гнев, причем этот гнев обращен на самого себя
Или возьмем, например, накрутку голосов на сайте Демократор.ру по вопросу об отставке Павла Астахова. На прошлой неделе я, не веря своим глазам, наблюдала, как голоса «за» и «против» шли вровень где-то до отметки «2300». При этом, чтобы увидеть странность, достаточно было сравнить с другим голосованием на этом же сайте, по поводу высказываний омбудсмена о детях-инвалидах: там «за» была подана пара тысяч голосов, а против — около двух десятков. Отследив факт накрутки, сайт поменял правила: голосовать теперь разрешается только с подтверждением номера с мобильного. И сразу все изменилось! На данный момент я вижу «за» — 11058, «против» — 2368. Объясните мне, вот кто-нибудь понимает логику? Ведь фокусы с циферками привели только к повышению градуса негодования, а о самом голосовании узнало еще больше людей.
А вот неожиданное — с противоположной, так сказать, стороны. На днях мне попался на глаза текст одного моего бывшего коллеги по «Коммерсанту» — в февральском номере GQ, с подзаголовком «Наш новый колумнист о том, как московские либеральные круги открывают для себя новый вид туризма». В нем он делился чувством стыда за «торговлю лицом» в Европе на круглых столах о свободе слова и коррупции: а ведь на эти деньги можно было бы накормить голодающих детей.
Признаться, я так и не просекла сути этого сеанса публичного саморазоблачения. Стыдно, противно? Не езди! Я бы поняла чувство грусти: в борьбе с коррупцией приходится прибегать к методу, который неприятен. Но целью этих путешествий называлось желание побывать за границей и почувствовать себя «абсолютным европейцем». Простите, популярный, топовый журналист зарабатывает вполне достаточно, чтобы съездить куда-то за свой счет. А больше всего в этой статье меня потрясла следующая фраза: «Существующий порядок придуман не мной, и если на этой конференции не выступлю я, детей все равно никто не накормит, а вместо меня выступит кто-нибудь другой, какой-нибудь белорус». Дело в том, что одна моя знакомая слышала ее один-в-один. Она встречалась с «богатым мужчиной» (рестораны-самолеты-яхты), оказавшимся в итоге банальным казнокрадом. Так вот он тоже говорил, что «если не я, то придет другой — а я хотя бы на благотворительность деньги даю». Сдается мне, что популярный колумнист почувствовал что-то «за того парня». Стыдно-то должно бы быть вовсе не автору статьи — а тем, кто, например, раздеребанивает «детские» деньги в собственной стране.
В общем, нечто странное происходит у нас с темой стыда. В поисках объяснения я прочитала несколько работ психологов. Разумеется, все их выкладки невозможно напрямую применять к сложным социальным процессам. Но читать крайне интересно
Взять, к примеру, книгу Марио Якоби «Стыд и основы самоуважения». Там есть и про «грандиозные фантазии о собственном величии», и про бравирование стыдом в обществе. Ее так и хочется цитировать: «Стыд сложным образом связан с социальным контекстом.. (…) Эриксон выдвинул замечательный тезис, что стыд — желание скрыть свое лицо или зарыться в земле — в действительности выражает гнев, причем этот гнев обращен на самого себя. Стыдящийся человек хотел бы заставить весь мир отвести глаза. (…) Не в силах убрать эти осуждающие глаза, его единственным желанием остается самому стать невидимым. Таким образом сильно стыдящийся человек может быть внутри преисполнен решимости выйти сухим из воды, но может также начать вести себя с вызывающим бесстыдством».
Что-то все это напоминает, не правда ли?