На этой неделе исполнится 20 лет с того дня, как из России на родину, чтобы предстать перед судом, был выслан Эрих Хонеккер. 29 июля 1992 года бывший первый секретарь ЦК СЕПГ покинул чилийское посольство в Москве, где провел более полугода, отказываясь выполнить требование новых российских властей о возвращении в Берлин. К тому моменту посол Чили в России Клодомиро Альмейда, близкий друг Хонеккера, проживший много лет в эмиграции в Восточной Германии, был отозван, а руководство ФРГ требовало и от Сантьяго, и от Москвы обеспечить скорейшее выдворение экс-лидера ГДР.
Как вспоминает вдова Хонеккера — Маргот, после предписания российского правительства покинуть территорию страны (в декабре 1991-го) убежище ему предлагали КНДР и Сирия. Ровно в то время младший сын сирийского президента Хафеза Асада — Башар отправился на обучение и стажировку в офтальмологический центр Western Eye Hospital при больнице Святой Марии, расположенной в лондонском районе Паддингтон. О государственной карьере он тогда не помышлял, поскольку наследником считался его брат Басиль, который погибнет через два года в автокатастрофе.
Спустя 20 лет убежище, того гляди, потребуется Башару Асаду, и снова речь идет о России, выбор у него, если он вообще согласится отдать власть, невелик. Российские власти решительно опровергают все утечки, но это естественно. О таких вещах сообщают только постфактум. В любом случае, если бы Асад вдруг обнаружился где-нибудь в Подмосковье, это вызвало бы большое облегчение у многих — и в Сирии, и в арабском мире, и на Западе.
Россия не имеет богатой традиции приема высокопоставленных беглецов. Помимо случая с Хонеккером, который некоторые тогда критиковали как предательство старого партнера, недостойное великой державы, был эпизод 1998 года с лидером Курдской рабочей партии Абдуллой Оджаланом. Турецкие власти вели на него охоту по всему миру, и в какой-то момент он оказался в России, а Госдума, где тогда большинство составляли коммунисты, даже обратилась к исполнительной власти с призывом предоставить Оджалану убежище. Курдского вождя все же заставили уехать, и вскоре он был арестован.
В России находили приют видные политики из стран СНГ. Много лет здесь жил первый президент Азербайджана Аяз Муталибов, который вернулся в Баку совсем недавно, после принятия там закона о статусе экс-президентов. В Академии наук работает многолетний президент Киргизии Аскар Акаев, свергнутый в 2005 году. (Сменившего его Курманбека Бакиева приняла Белоруссия, Россия демонстративно отказалась.) Годом раньше в Москву бежал глава Аджарии Аслан Абашидзе. В российской столице умер в 1996 году экс-глава коммунистического Афганистана Бабрак Кармаль, который провел здесь десять лет, однако изначально был в статусе не столько беженца, сколько мягко интернированного.
Вообще институт политического убежища для лидеров, которые пользуются неоднозначной репутацией, играет в мировой политике немаловажную роль. В прежние времена, когда мир делился по идеологическому принципу и каждый из патронов прикрывал своих «сукиных сынов», диктаторы знали, что в самом крайнем случае им есть куда податься. Более того, «нажитое непосильным трудом» зачастую оставалось при них. Мобуту или Дювалье, Иди Амин или Менгисту Хайле Мариам более или менее спокойно доживали свои дни в изгнании, хотя периодически в прессе вспоминали, сколь это несправедливо.
Сейчас все иначе. Морально-этическая оценка правления может включать в себя военную интервенцию. А тот, кто попадает в категорию диктатора, оказывается объектом мощного международного давления, которое включает все виды нажима от морального осуждения и заведения дела в Международном уголовном суде до замораживания всех авуаров и запрета принимать беглеца. Это выглядит более справедливым, но сужает пространство для урегулирования сложных конфликтов, поскольку у автократа не остается иного выбора, кроме как стоять насмерть любой ценой. Примечательно, что из всех стран арабской весны относительно благополучно дела обстоят в Тунисе. То есть в стране, президент которой сразу сбежал, получив приют в Саудовской Аравии и там затихнув.
А Эриха Хонеккера попытались судить, но вскоре, поняв бессмысленность политического процесса над тяжелобольным стариком, отпустили-таки в Чили, где он вскоре и умер.