Почему мы не людоеды

Суть растянувшегося на 200 лет спора между правыми (либералами) и левыми (социалистами) на первый взгляд сводится исключительно к вопросу о частной собственности. Но в действительности он касается более фундаментальной проблемы: какова природа человека? Можно ли ожидать от человека роста «сознательности», т.е. морального прогресса?

Участников заочной перепалки много. С одной стороны, выступает, например, Томас Гоббс, автор теории общественного договора, для которого общество без абсолютной власти есть «война всех против всех». А с другой — русские большевики, представитель которых, Николай Бухарин, еще в 1927 году писал, что если бы коммунисты не верили в возможность появления нового, «советского человека», то не стали бы даже думать о революции.

Советского человека ждала странная судьба. По всеобщему мнению, распространившемуся в последние десятилетия, социалистический проект в СССР безоговорочно провалился. Человек не захотел быть сознательным и вернулся в первобытное состояние, характерное для российских 90-х, да и, положа руку на сердце, российского настоящего. Какой уж тут альтруизм и взаимопомощь, когда кредит по ипотеке не выплачен?

Однажды я беседовал об этом с Борисом Куприяновым, директором известного в Москве книжного магазина «Фаланстер», человеком социалистических убеждений. Куприянов выслушал мои либеральные жалобы по поводу человеческого несовершенства, а потом заметил: «А все же прогресс есть. Десять тысяч лет назад люди друг друга кушали, а теперь — нет. Медленно, но мы меняемся к лучшему. Главное, не сходить с пути, не отказываться от цели». Эти слова заставили меня задуматься.

Действительно для антропологов вопрос о каннибализме — один из передовых рубежей современной науки. Британский археолог Тимоти Тейлор, специалист по поздним доисторическим обществам Европы, считает, что в каменном веке каннибализм был обычным делом. Вопреки авторам учебников, которые традиционно утверждают, что каннибализм является редким культурным феноменом, Тейлор пытается собрать доказательства в пользу того, что homo sapiens, как, впрочем, и другие гоминиды, был каннибалом по природе. Употребление в пищу умерших представителей своего вида характерно для многих позвоночных, и человек вряд ли был исключением. Ведь с точки зрения эволюционной теории отказ от каннибализма можно рассматривать как отказ от дополнительных возможностей для выживания.

Тейлор считает, что в развитии человеческого общества однажды наступил такой момент, когда люди сочли поедание себе подобных неприемлемым по моральным или религиозным основаниям. И теперь археолог интенсивно работает над поисками эмпирических подтверждений этой гипотезы. А заодно задается вопросом: как так получилось, что мы стали обладателями столь рафинированного современного сознания, которое в принципе отказываемся верить в каннибализм как норму?

То же самое, кстати говоря, касается и рабовладения, которое когда-то было распространено повсеместно, а теперь столь же повсеместно рассматривается как дикость. А ведь еще Маркс и Энгельс отмечали, что рабы могли быть первой формой собственности.

Один из наиболее авторитетных современных ученых, работающих в области лингвистики и философии языка, американец Стивен Пинкер, в своей недавно изданной книге «Ангелы человеческой природы» рассуждает о причинах снижения общего уровня насилия в западных обществах за последние 400 лет. Пинкер напоминает, что, несмотря на терроризм, войны и преступность начала XXI века, наша эпоха является чрезвычайно спокойной и «вегетарианской, если сравнивать ее с тем, что творилось в Европе, например, в ходе религиозных войн XVI столетия. Уровень повседневного насилия в семьях, школах и государственных учреждениях всегда был очень высоким, а сегодня западное общество относится к любым проявлениям насилия крайне нетолерантно. Даже к самым жестоким преступникам, как мы видели на примере Брейвика, в Европе больше не применяется смертная казнь.

Почему же уровень насилия снижается? Пинкер утверждает, что ключевую роль в этом процессе сыграло распространение всеобщей грамотности. Чтение о насилии постепенно заменяло собой участие в кровавых зрелищах, широко распространенных в Европе еще во времена Шекспира. А литературные герои приучали к сопереживанию посторонним и незнакомым людям.

В результате реальное насилие на любом уровне, начиная от семьи и заканчивая межгосударственными отношениями, представляется основной массе современных жителей Запада чем-то отвратительным. Положение, с которым могли бы поспорить и наши предки-кроманьонцы, уничтожившие «альтернативное» неандертальское человечество, и средневековые рыцари, и политические лидеры первой половины XX века.