Но так уж вышло, что после смерти Ломоносова русская земля породила еще одну фантастическую личность: крестьянина-полиглота, философа и математика Ивана Евстратьевича Свешникова.
Вот как в 1815 году описывал его историю Федор Глинка в своих «Письмах русского офицера о Польше»: «Крестьянин-самоучка; родился в крестьянском звании в Тверской губернии и пас стада своего отца; уже в детстве познакомился с древними языками, по-видимому, от какого-то священника, а математике и французскому языку его обучил бедный студент. В 1784 году весною, по делам отца, он прибыл в Петербург на барках с хлебом из Вышнего Волочка. Ив. Ив. Шувалов случайно, где-то на Щукином дворе, заметил, как простой крестьянин покупает у букиниста Тита Ливия, Квинта Курция и других древних классиков, познакомился с ним, открыл в нем большую начитанность, знание языков и математики, поместил его у себя, открыл ему свою богатую библиотеку и представил княгине К.Р. Дашковой и светлейшему князю Потемкину. Сама княгиня Дашкова и другие вельможи сделали экзамен и нашли, что он свободно читает древних классиков и по-французски и обладает большою начитанностью. Шувалов носился с ним, как с небывалой диковинкой, и хотел непременно сделать из него стихотворца, на которых была тогда великая мода; но это не удалось, так как у Свешникова не было поэтического таланта».
Насчет поэтического таланта были разночтения. Екатерина, которой Потемкин немедленно Свешникова привез, восхитилась как раз тем, как ловко парень стихи слагает: какое слово ему не назовешь, тут же рифму подберет, какую тему ни задашь, так легко импровизировать начнет, точно специально этому искусству учился. Слушая Свешникова, императрица шепнула Шувалову, мол, не завести ли для него должность придворного импровизатора, но Шувалов отвечал, что не для того гения привез, чтоб из него придворного шута делать. Екатерина и предложила Свешниковав Англию послать, «дабы к последним научным достижениям приобщение имел».
Насчет научного таланта Свешникова разночтений не имелось, тем более что экзаменовал его сам академик Эйлер. Тот был уже стар, слеп. Поговорив со Свешниковым, недоверчиво качал головой: неужто и впрямь от сохи этакое-то чудо? Подобрал парню десять наисложнейших математических задач: решай, тренируйся. А тот прямо при мэтре все их и расщелкал.
Еще одна история от Федора Глинки: «Потемкин пригласил его на свои вечера, где разные ученые гости, профессора и писатели, вели оживленные споры. Свешников принимал участие в этих спорах и, побившись об заклад с одним ученым раввином, в полгода изучил еврейский язык, чтобы доказать, что этот язык нетруден».
Русского самородка вместо университетских кафедр чаще встречали за кулисами лондонских театров
В общем, Шувалов согласился отправить Свешникова в Англию. Он надеялся, что отрыв от привычной среды пойдет тому на пользу, а иммунитет природной гениальности защитит от соблазнов. Но что-то там, в Англии, не заладилось: русского самородка вместо университетских кафедр чаще встречали за кулисами лондонских театров. Позже видели якобы Свешникова в компании каких-то темных личностей, похожих на тайных агентов двора. А дальше… и слухи стихли и постепенно затерялись следы.
Шувалов казнил себя: зачем отпустил парня?! Здесь, дома, надо было гения доращивать!
Впрочем, финал этой истории раздваивается, как и многое иное в биографии крестьянина-самородка. Валентин Пикуль, руководствуясь какими-то своими, более патриотичными источниками, в романе «Фаворит» вернул Свешникова на родину: «Шувалов удивился его возвращению из Англии — столь раннему. — Надоело! — пояснил парень. — Русскому на чужбине делать нечего: у них там свои дела, у нас свои. Да и пьют милорды так, что редко с трезвым поговоришь»…
Федор Глинка же считает, что Потемкин, «уезжая в Тавриду для исполнения великих замыслов Екатерины II, взял с собой и Свешникова, но там последний занемог и умер в Херсоне от горячки».
В «Словаре» Кюхельбекера есть такая запись: «Свешников Иван Евстратьевич — воспитанник природы и прилежания». Природа действительно постаралась, и прилежания Свешникову хватило на многое. Судьба у второго Ломоносова не задалась. Или действительно права была Екатерина — зачем России второй?