Чертовски забавно наблюдать за игрой национальных амбиций. Кто как, но я смотрю ежегодные музыкальные конкурсы «Евровидения» только поэтому. А отнюдь не потому, например, что одетый в майку юноша Дима Билан, находящийся в сложных отношениях с до этого покойной и даже уже погребенной в рояле балериной, или группа бурановских бабушек, только что стройной шеренгой соскочивших с раскаленной печи, активизируют персонально мое национальное чувство.
Хотя, конечно, я вполне отдаю себе отчет, что именно к моему национальному чувству (а вовсе не к моему музыкальному вкусу) и призван апеллировать Eurovision Song Contest. Иногда так и слышишь с экрана — грозным максимгорьковским голосом: «С кем ты, мастер культуры?» Впрочем, мне, человеку, не особенно любящему группироваться по какому бы то ни было признаку, да еще и живущему в другой стране, определить, с кем я, время от времени бывает довольно трудно.
Но, как и было сказано, чертовски забавно наблюдать.
Когда в 2000 году второй раз в своей истории (первый был аж в 1963-м) Дания получила Гран-при, эта крохотная страна целый год чувствовала себя сверхдержавой. Гран-при достался тогда стареющим на глазах братьям Ольсен за песню «Летай на крыльях любви» (по-датски она называлась «Прекрасна, как звездопад» и рассказывала о супруге одного из братьев, понятно, тоже не молодеющей с годами, но тем не менее становящейся все краше). Ольсен, как и полагается, тут же превратились в национальных героев. Ничего, что еще накануне добрая (злая) половина страны прыскала в кулак, вспоминая, кто и с какой песней на сей раз представляет Данию на европейской сцене, — после получения приза и престарелые братья Ольсен, и престарелая их песня навсегда вошли в список национальных сокровищ. И тут уж доброй (злой) половине страны внезапно открылось, что братья Ольсен не сутулые старички, а стройные юноши и что песня их не ужасна, а прекрасна.
То же самое, только с точностью до наоборот, произошло и в этом году, когда выбранная датскими телезрителями вполне и вполне милая песенка вполне милой девушки в картузе и с категорически недатским именем Солуна Самэй ухнула чуть ли не на последнее место, прямо на глазах изумленной датской публики превращаясь, стало быть, из прекрасной в ужасную. И не столько окрыляя, сколько подавляя национальное чувство — хоть песенка эта и была написана аж тремя датскими знаменитостями. По иронии судьбы называлась она «Если б мы только знали!».
Механизм понятен: как только национальное чувство заявляет о себе, культурный барометр любой страны мгновенно зашкаливает. Сами музыкальные (или любые другие) произведения как таковые при этом уже дело десятое. Поскольку солисты — они ведь не более чем гладиаторы, и состязаются, если говорить всерьез, не они. Состязаются те, кто стоит за ними, а имя им легион. Так что наблюдать забавно не за солистами, истекающими клюквенным соком, наблюдать интересно за наблюдателями. Как в том анекдоте о расценках в парижском борделе, где само удовольствие стоит недорого, наблюдение за ним чуть дороже, а вот наблюдение за наблюдателем уже мало кому по карману.
От парижского борделя конкурс «Евровидение» отличается только материальной частью: здесь наблюдение, в том числе и за наблюдателем — комментатором, ведущим трансляцию, бесплатно. А получаемый от наблюдения кайф практически тот же.
Правда, в этом году кайф от скандинавских комментаторов (хоть я и работал телепультом как никогда, стараясь ухватить комментарии на всех трех языках) был, к сожалению, менее ощутим, чем в предшествующие годы. Тогда, помню, комментаторы употребляли разные красивые выражения, такие как «восточноевропейская мафия» или «социалистический комплот». Причем не то чтобы ругаясь, упаси боже, просто объясняя, что у Запада и Востока (понятно, включающего в себя и Россию) конечно же разные музыкальные вкусы, но дело не в этом. А в том, значит, дело, что Востоку музыка как таковая по барабану, ибо значение для восточноевропейских стран имеет лишь былая принадлежность к социалистическому блоку. Отсюда, сами понимаете, рука руку моет. С непередаваемым сарказмом скандинавские комментаторы пророчествовали, кому достанутся высшие оценки польских телезрителей (Украине, Белоруссии и России), кому — телезрителей латышских (Украине, Литве и Эстонии), кому — сербских (Хорватии, Боснии и Герцеговине, Македонии и иже с ними).
Так оно в общем-то и оказалось, причем наблюдения за тем, как точно сбываются предсказания, доставляли большое удовольствие. Но куда большее удовольствие доставляло все-таки наблюдение за наблюдателями. Их сарказм сменялся бархатным смехом, когда Дания голосовала за Швецию, Норвегию, Финляндию и Исландию, Швеция — за Данию, Норвегию, Финляндию и Исландию, а Норвегия, Финляндия и Исландия — ясно за кого. Тут комментаторы никаких экскурсов в общее капиталистическое прошлое не предпринимали, как не употребляли и слова «мафия» и «комплот».
В этом году все было, к сожалению, не так остро, но приятные моменты имелись.
Так, фиаско датской песни вызвало к жизни чуть ли не слезные мольбы местного комментатора Оле Тепхольма: ну хоть кто-нибудь поставил бы Дании хоть сколько-нибудь, хоть один балл, всего один балл, господа, чтобы нам не остаться с носом. Или: вот, слава богу, Швеция голосует, тут-то у нас есть шанс, неужели ничего не даст и Швеция? Швеция, кстати, Дании ничего не дала, что удивительно. Но дали Исландия, Финляндия и Германия (ни слова о мафии).
Забавной была реакция Оле Тепхольма на голосование российских телезрителей, отваливших Швеции целых двенадцать баллов. В этом месте он не преминул-таки высказать искреннее удивление по поводу вдруг обнаружившейся у россиян непредвзятости суждений. Впрочем, списав все в конце концов на убойную красоту шведской песни.
А вот критиковать бурановских бабуль комментатор на всякий случай не стал, ограничившись невнятным: я, конечно, ожидал успеха, но не такого большого. Может быть, Party for everybody действительно задела в нем некие потаенные струны, отсутствующие, например, у меня. Как знать.
Словом, Eurovision Song Contest, этот культурный реликт, апеллирующий прежде всего к эпохе холодной войны, остается, пожалуй, последним оплотом большого противостояния. Запада — Востоку, своих — чужим, хороших — плохим. Его движущая сила — чувство национального превосходства одних над другими — как нельзя более соответствует контексту времени, в составе которого национальная составляющая оказывается орудием подавления других. Так что демонстрация мускулов постепенно перемещается со спортивных арен на сцену Eurovision Song Contest. Видимо, недалек тот час, когда противники, не способные больше демонстрировать добрососедские чувства, все-таки разойдутся в разные стороны, как год-другой назад всерьез предлагали местные средства массовой информации: состязаться отныне самим по себе, разделив конкурс «Евровидение» на два — западный и восточный.
После этого останется только снова повесить железный занавес. Причем скорее всего на прежнее место.
Национальный мотив
Патриотические аккорды звучат на «Евровидении» громче музыкальных
Наверх