В ближайшие годы к брачному возрасту подойдут дети 1990-х. Их мало — рождаемость тогда резко упала. А значит, и детей у них родится не так много, как ожидает власть, надеясь на демографическую отдачу от материнского капитала.
Врач женской консультации, которая ведет мою беременность, искренне удивлялась: к чему такая большая разница в возрасте между детьми (12 лет), неужели нельзя было раньше решиться на второго ребенка. Все мои прямодушные ответы — дескать, живем в стране, не совсем подходящей для материнства, и лично мне рожать и воспитывать детей страшно и дорого, казалось, совсем не удовлетворяли врача. «Кому здесь рожать, если не вам?» — каждый раз сокрушалась она, намекая на мое благополучное материальное положение. Дискуссии в таком духе продолжались до тех пор, пока я как-то не выпалила: «Да не хотела я раньше второго ребенка». После этого доктор наконец угомонилась, окончательно утвердившись в своих самых мрачных догадках о странном репродуктивном поведении современных россиянок.
Папа, мама, я
По опросу, проведенному в 2010 году «Левада-центром», 52% респондентов считают, что в идеальной семье должны быть два ребенка, еще 25% говорят о трех детях и лишь 1% опрошенных полагает, что ни одного. При этом лишь 43% опрошенных хотели бы иметь двоих детей, 20% — троих и 11% — ни одного. Однако теория сильно расходится с практикой: в настоящее время в России на одну женщину приходится всего полтора ребенка. То есть суммарный коэффициент рождаемости (характеризует среднее число рождений у одной женщины в гипотетическом поколении за всю ее жизнь) равен 1,5.
Демографы, которые занимаются изучением семьи, говорят о депопуляции, то есть об уменьшении абсолютной численности населения страны. Валовой объем брачности у нас снижается, индекс разводимости и коэффициент бездетности повышаются, а желательно, чтобы было все наоборот.
По математическим расчетам, для простого замещения поколений необходимо, чтобы в половине российских семей было по трое детей. И если демографическая ситуация не изменится, то в 2065 году останется всего 70 млн россиян, а чтобы страна была по-прежнему 140-миллионной, потребуется ежегодный приток миллиона мигрантов, а это, по мнению демографов, нереально.
При этом каждое новое поколение приходит во взрослую жизнь с гораздо менее выраженными репродуктивными установками, чем предыдущее. Усиливается разобщенность поколений. Расширяется сообщество childfree (свободные от детей). Когда этих людей спрашиваешь, почему они решили быть бездетными и неужели не понимают, какими одинокими будут в старости, они в один голос отвечают: те, у кого есть дети, в старости столь же одиноки.
Хозяйство по воспроизводству населения
Писатель Элвин Тоффлер в книге «Третья волна» предложил футурологическую социальную концепцию бытия. Так называемое супериндустриальное общество уже полностью обеспечено продовольствием, живет без промышленного производства, не стремится к экономической выгоде, а только накапливает и распространяет знания. Каждая семья «третьей волны» превращается в некий компьютерный центр, образуя развитую сеть коммуникаций. Все офисы базируются внутри семьи, на работу ездить не надо, появляется масса свободного времени для самовыражения, технические разработки становятся все более наукоемкими. В такой чудесной ситуации все семьи заинтересованы рожать детей, чтобы поддерживать научно-техническую революцию.
Фантазийная схема Тоффлера не дает покоя демографам-фамилистам. Каждый год в середине мая в Мадриде собирается Всемирный конгресс семей, на который съезжаются ведущие ученые и всерьез обсуждают необходимость «приватизации семейной жизни». Миру грозит депопуляция, уже сейчас 40% всего мира живет в малодетных регионах.
Если раньше крестьяне обзаводились детьми по экономическим причинам (нет детей — некому пахать — нет старости), то сейчас таких стимулов создавать многодетные семьи у людей нет. Отсюда однодетность. Исходя из этого, демографы предлагают государству рассматривать семью как самостоятельное хозяйство, занимающееся воспроизводством населения. Они рассуждают так: каждая семья живет по законам рынка, материально обеспечивает ребенка, и как только тот достигает 18-летия, за ним сразу выстраивается очередь — фирмы, армия, священники, чиновники — все, кому нужна свежая трудовая сила. Но за этот продукт семейного производства надо платить по рыночным ценам — инвестировать в ребенка до его совершеннолетия, а не до полутора лет, как это сейчас происходит в России, приравнять родительский труд к социально и экономически значимой профессии, платить родительскую зарплату, создавать родительские профсоюзы. То есть выстраивать государственно-семейные отношения на рыночной основе.
Высокие отношения
Многие российские ученые обращают внимание на то, что, давая дотации и материнский капитал, государство ориентируется на повышение рождаемости в семьях, где уже есть один ребенок. Но, по данным переписи 2002 года (последняя перепись еще не настолько детализирована), половина мужчин и половина женщин репродуктивного возраста не состоят в браках — ни в законных, ни в гражданских. Этот огромный холостой или разведенный резерв никак не используется.
Демограф и социолог Александр Синельников видит корень зла в морали: «Неформальные социальные нормы, то есть неписаные законы, предъявляют людям нереальные требования: например, чтобы муж и жена страстно любили друг друга. Любой брак не по любви рассматривается как брак по расчету, общественное мнение относится к нему брезгливо. Такая мораль, безусловно, возвышенна и прекрасна, но, к сожалению, жить по таким принципам могут очень немногие. В итоге все остальные считают, что их брак неудачный, и надеются на взаимную любовь до гроба в новом браке. Это касается и сексуального удовлетворения в семье. Почти у любой пары со временем оно уменьшается, и если супруги рассматривают это уменьшение не как норму, а как личную трагедию, начинаются поиски нового сексуального партнера. Чешские социологи опросили замужних женщин, которые изменяют своим мужьям из-за того, что не испытывают с ними оргазм. Из тысячи опрошенных оргазм «на стороне» испытали всего 3%. Ориентация на вечную любовь и высокую степень сексуального удовлетворения разрушает семьи не реже, чем пьянство мужа, отсутствие заботы, грубое отношение супругов друг с другом или серьезные проблемы со здоровьем у кого-то из них. По моим наблюдениям, самые частые и уважительные причины краха семьи — муж разлюбил жену, жена разлюбила мужа. Половина мужчин и две трети женщин говорят о том, что любви не было изначально. В этом смысле романтическая художественная литература нанесла людям вреда не меньше, чем откровенная порнография, возведя в ранг нормы идеалы, достичь которых могут немногие».
В подавляющем большинстве случаев, как показывает статистика, инициатором развода является не муж, как принято думать, а жена. В МГУ в 2008 году проводилось Всероссийское исследование многодетных семей. Оказалось, что неполных среди них примерно столько же, сколько среди семей с одним-двумя детьми, и в 86% случаев инициатором развода были именно жены — многодетные женщины, у которых шансы на повторный брак значительно ниже, чем у бездетных.
Однако демографы считают, что всем замужним женщинам — как бездетным, так и многодетным — стоит пересмотреть свое отношение к тем уважительным причинам развода, о которых говорил Александр Синельников. «Европейское социальное исследование», международный сравнительный проект, осуществляемый в 25 странах, в том числе и в России, показало, что в повторном гражданском или законном браке состояли 52% разведенных ранее мужчин и 27% женщин. То есть половина мужчин и почти три четверти женщин после развода так и остались у разбитого корыта, не создав новые семьи.
Вся эта историческая трансформации семьи — уменьшение количества детей, вплоть до добровольной бездетности, увеличение числа разводов, отказ от регистрации браков, разобщение поколений — по мнению демографа, происходит из-за того, что индивидуализм вытесняет фамилизм. И как это изменить, не знает никто.
Можно законодательно закрепить за бабушками, воспитывающими внуков, досрочный выход на пенсию. Можно изменить закон о наследовании — предоставить преимущество тем детям, которые заботятся о родителях до самой их смерти. Можно изменить шкалу налогообложения, сделав ее прогрессивной, а не плоской, и тогда у тех, кто живет без иждивенцев, будет выше налог. Можно, в конце концов, не читать романтическую литературу и не смотреть порнографию. Но от эгоизма никто не застрахован, даже моя доктор-моралистка.
«Минздрав пользуется репродуктивными благами брежневской эпохи»
Профессор, заведующий кафедрой социологии семьи и демографии социологического факультета МГУ, член оргкомитета Всемирного конгресса семей Анатолий АнтОнОВ рассказал «Мн» о прошлом, настоящем и будущем российской демографии.
— Чумы и войны нет. Может быть, все не так катастрофично?
— Когда война закончилась, женщин в Советском Союзе было на 20 млн больше, чем мужчин. Образ жизни еще долго оставался военным. Мужчин не хватало, в свидетельстве о рождении срочно ликвидировали графу «отцовство». С тех пор перевес сократился всего вдвое — теперь женщин на 10 млн больше, чем мужчин. И как показала перепись населения 2002 года, шансы незамужних россиянок старше 33 лет найти супруга минимальны. Причем за последние десять лет доля женского населения в стране опять увеличилась за счет повышения смертности среди мужчин трудоспособного возраста. На первом месте сердечно-сосудистые заболевания, с которыми здравоохранение не справляется, на втором — несчастные случаи, производственные травмы, убийства, самоубийства. Нескладное положение мужчин — патология для страны.
— Зато продолжительность жизни женщин высока.
— Россиянки отстают от японок по продолжительности жизни на девять-десять лет, а наши мужчины от наших женщин — на 12 лет. Этот разрыв сохраняется вот уже несколько десятилетий. В 1970-е годы мы оказались на 110-м месте в мире по продолжительности жизни, сейчас опустились до 129-го. Согласно первой всеобщей переписи населения Российской империи в 1897 году, ожидаемая продолжительность жизни 60-летних мужчин составляла в среднем 13 лет. В 2008-м она увеличилась лишь до 14 лет (у немцев равна 20–25 годам). Далее: в Японии на тысячу населения приходятся три младенческие смерти, в Европе — четыре-пять, а мы радуемся, что достигли уровня семь с половиной.
— Минздрав гордится повышением суммарного коэффициента рождаемости с 1,3 до 1,5, даже говорят о российском бэби-буме.
— Минздрав пользуется репродуктивными благами брежневской эпохи. Политика Брежнева повлияла на то, что в 1980-е годы родилось значительно больше детей, чем в предыдущее десятилетие. Сейчас эти мальчики и девочки сами стали родителями. Какое же счастье для политиков было принять этот демографический факт на свой счет. Но теперь все притихли, поскольку знают, что в предстоящие годы демографическая пирамида (ее основание — рождаемость, а верхушка — доля старого населения) сильно пошатнется. В брачный возраст входит малочисленное поколение 1990-х. Тогда коэффициент рождаемости опустился до 1,1, резко увеличилась доля стариков. Из-за реформ 1990-х в ближайшем будущем мы вновь скатимся к коэффициенту 1,2. Просто некому будет детей рожать. Как говорил Андрей Вознесенский, «посыпай капусту дустом — не найдешь детей в капусте». Кстати, из 100 тыс. рожденных в 2011 году до 90 лет доживут не более 5 тысяч.
— Социальные ведомства в курсе таких неутешительных демографических сценариев?
— Демография ставит перед министрами серьезные задачи, у нее есть показатели, по которым можно проверить эффективность их работы, поэтому ни один министр в этой стране никогда не будет сотрудничать с демографами. Максимум, на что они способны, — спросить о наших предложениях по увеличению пособий. А у нас нет никаких предложений. Мизерные пособия ни на что не влияют и не имеют весомого демографического значения. Россия тратит на эти пособия 0,3% от валового дохода, в то время как Европа — 4–5%. При этом рождаемость у них выше, чем у нас.
