Душа обязана лечиться

Чувство неполноценности, ощущение ненужности и бесполезности, ранимость, робость, неуверенность в себе, патологическая застенчивость, тревожная мнительность — все это признаки дефензивности (от латинского «оборонительный»).

В России таких людей много. В нынешнем ожесточившемся обществе им особенно тяжело. Погружаясь в депрессию, некоторые из них сходят с ума. И тогда психиатры лечат их творчеством. Дефензивный человек (больной или здоровый) — это всегда меланхолик, считает вице-президент Профессиональной психотерапевтической лиги, профессор кафедры психотерапии Российской медицинской академии последипломного образования Марк Бурно. Он разработал собственный клинический метод психотерапии творчеством. Этот метод признан научным сообществом и применяется во многих психиатрических учреждениях России.

«Дурдом — родина талантов»

Однажды я брала интервью у главврача региональной психиатрической больницы, которая с гордостью рассказала, что многие ее пациенты всерьез увлечены творчеством. Пришлось напроситься на экскурсию в местную студию прикладного искусства.

У психов (эти люди сами просили так себя называть) есть свой музыкальный ансамбль. Специально для меня они исполнили песню собственного сочинения «Плачут небеса». Пели так вдохновенно, что плакали сами и я вместе с ними. В сторонке сидел пожилой человек и, не обращая внимания на наши слезы, читал книгу — говорят, он читает все подряд, всегда и везде, часто отказываясь от сна и еды. Другой пациент готовился к встрече Нового года: он воображает себя Дедом Морозом и 364 дня в году репетирует, репетирует, репетирует. Еще один больной с тяжелой формой шизофрении посвятил себя рисованию церковных календарей — они божественно красивы. Кто-то выжигает по дереву до кровавых мозолей на пальцах.

Психиатры и философы давно обратили внимание, что в моменты умопомешательства люди проявляют необыкновенную находчивость, остроумие, наблюдательность, глубокомыслие, открывают в себе такие таланты, которыми не обладали в здоровом состоянии.

Еще Аристотель заметил: «Под влиянием приливов крови к голове многие индивидуумы делаются поэтами, пророками или прорицателями. Марк Сиракузский писал довольно хорошие стихи, пока был маньяком, но, выздоровев, совершенно утратил эту способность. Знаменитые поэты, политики и художники были частью меланхолики и помешанные, частью — мизантропы. Даже в настоящее время мы видим то же самое в Сократе, Эмпедокле и Платоне».

Сам Платон полагал, что бред не болезнь, а величайшее из благ: «Боги посылали народам эпидемии, кто-нибудь из смертных впадал в священный бред и, делаясь под влиянием его пророком, указывал лекарство против этих болезней».

Психиатры считают, что, впадая в экстаз, сумасшедшие благодаря своему живому воображению и быстрому ассоциативному ряду с легкостью выполняют то, что ставит в творческий тупик даровитых здоровых людей. Как говорят санитары, «дурдом — родина талантов».

Крохи интеллигентности

О гениальности и сумасшествии корреспондент «МН» побеседовал с разработчиком нового метода психотерапии Марком Бурно.

— Все ли гении безумны?

— Думаю, что с более или менее выраженной душевной патологией все. Настоящее творчество всегда есть лечение страдания. Если у человека нет подлинного страдания, если он не мучается, великого он не создаст. Дюрер показал это в гравюре «Меланхолия». Страдание, депрессия, меланхолия — это не гниль, которую надо выбросить из человека. Страдание открывает возможность излечиться в виде способности к творчеству. Я не литературовед, не искусствовед, я врач. Я не обнаруживаю талант, хотя порой это само собой происходит. Я помогаю пациенту творчески (в широком смысле) выразить себя в жизни.

— Кто ваши пациенты? Маньяков и суицидальных личностей прозой вряд ли проймешь.

— Это дефензивные люди — те, кто болезненно переживает свою неполноценность. Робкие, стеснительные, тревожные, застенчивые. Прежде всего психастеники, дефензивные циклоиды, шизоиды, эпилептоиды, истерические психопаты, больные мягкой шизофренией, хронической депрессией. Они склонны болезненно думать о себе хуже, чем они есть на самом деле. Их тяготит чувство преувеличенной вины перед конкретными людьми, человечеством. Обычно они нерешительны и непрактичны. Часто болезненно не ощущают себя собою, мучаются неопределенностью, «кашей в душе». В этой депрессивной «каше» человек не чувствует свое «я», и жизнь теряет смысл. Такой пациент просит врача помочь ему вернуться к себе.

— Застенчивость и робость — в природе русского человека?

— В природе интеллигенции прежде всего. Интеллигентность невозможна без дефензивности, без здорового или больного переживания своей вины перед теми, кому еще хуже. Ведь именно это свойство породило в свое время Октябрьскую революцию. Перевороту в известной мере способствовали произведения прекрасных писателей, сочувствующих униженным и оскорбленным, — книги Достоевского, Толстого, Чехова. Многие русские интеллигенты не хотели революции, боялись ее. Но они не могли жить по-другому. Русский народ несет в себе черты, крохи своей интеллигенции. Он по-прежнему раним, совестлив, но внешне это не всегда заметно. Он способен терпеть, довольствоваться малым, но способен и крепко обидеться, взорваться. В России всегда были весы, как писал Бердяев. На одной чаше — святое, женственное, бабье (скромность, одухотворенность, внешняя нерешительность), на другой — звериное (агрессивность, злость, грубость). Но специфическое для русского человека то, чего нет в таком объеме нигде в мире, — жалостливость, совестливость, склонность к рефлексии, которая нередко уживается с ленью, инертностью.

— Неужели у нас по-прежнему много таких тревожно-сомневающихся чеховских персонажей? Ведь, кажется, наши современники от скромности не умрут.

— Таких людей в России всегда было немало, но сегодня они страдают от своей непрактичности, неприспособленности больше, чем прежде. В советское время интеллигентов объединяли кухни, что-то живое пробивалось в печать, на сцену. Сегодняшняя жизнь с ее циничным «полюби себя» обезличивает. Особенно дефензивным людям плохо приходится. Они нередко тянутся к стихийной терапии русской классикой.

— Чувствуется, эти люди вызывают у вас симпатию.

— Да, я охотно помогаю им возвращаться к себе. Они изучают собственную природу, возможности самовыражения, чтобы легче было понять смысл своей жизни, свою общественную значимость.

Циклоиду — к Гюго, шизоиду — к Руссо

Терапия творческим самовыражением проходит примерно так. В гостиной у психотерапевта собирается группа дефензивных людей (10–12 человек), горят свечи, налит чай, задернуты шторы. Доктор рассказывает о художниках, писателях, ученых. Затем группа обсуждает творчество этих людей, их характеры, душевные болезни. Для пациентов важно увидеть, что среди великих было немало душевнобольных (настольная книга дефензивов — «Безумные грани таланта» Александра Шувалова). Сравнивая себя с этими творцами, они познают свой характер. После этого начинается терапия собственным творчеством.

В зависимости от клинической картины используются те или иные приемы. Например, больные шизофренией с глубокими душевными изменениями изучают характеры людей через цветы и образы сказочных животных (в детском саду аналогичный метод применяется для здоровых застенчивых малышей).

Методик лечения творчеством много: терапия созданием литературных произведений, общением с природой, творческим коллекционированием, проникновенным погружением в прошлое, ведением дневников, творческими путешествиями. Для замкнуто-углубленных и тревожно-сомневающихся людей психиатры разработали даже краткий курс по флористике. Как говорят пациенты, самое захватывающее в этом процессе — поиск материала в лесу, в парке, на торфяниках, в высохших руслах рек, конструкциях старых судов. Находка определяет сюжет композиции, но в ней в любом случае будут выражены черты характера самого пациента. Осознав их, он сможет потом внести коррективы в свою жизнь. Как заметил один из флористов-шизоидов, «есть лица, которые нужно выкладывать из лепестков, а есть лица, для которых требуется древесина».

Пациентов всегда направляют в их творческом лечении. Так, в литературной терапии врачи опираются на созвучие разных клинических групп творчеству определенных драматургов и прозаиков. Дефензивным циклоидам созвучны Гюго, Мольер, Жорж Санд, Бальзак, Карамзин, Лесков, Герцен, Хемингуэй, Ильф и Петров, Айтматов, Мамин-Сибиряк. Дефензивным шизоидам — Руссо, Сервантес, Достоевский, Чехов, Кафка, Зощенко, Киплинг, Набоков. Психостеникам — Лев Толстой, Платонов, Селинджер. Дефензивным истерическим психопатам — Бестужев, Бунин, Катаев, Артур Миллер. Эпилептоидам — Салтыков-Щедрин, Алексей Толстой, Шукшин. Ананкастам — Золя, Бабель, Олеша.

Нечто похожее происходит и в терапии рисунками. Обязательным в них будет сопоставление собственного личностного видения мира с видением мира на картинах известных художников: аутистический философский стиль у Рублева, Рериха и Матисса, реалистически-авторитарный — у Сурикова и Верещагина, тревожно-сомневающийся — в картинах Коро и Моне.

Или, например, терапия общением с наукой. Осмысляя свое отношение к научным открытиям и гипотезам, больной в конечном итоге должен убедиться в собственной духовной индивидуальности, стать увереннее и общительнее. И здесь душевные особенности пациента созвучны с определенной наукой: циклоидам и эпилептоидам особенно близки физика, география, геология, литературоведение, политическая экономика и военные науки, астеникам и психастеникам — этнография, ботаника, зоология и медицина, шизоидам — философия, математика, химия и астрономия.

В процессе терапии всех пациентов врачи мягко побуждают к слушанию музыки. Правда, наиболее трудно восприимчивы к этому процессу психастеники, эпилептоиды и ананкасты. Хотя если уж кто и нравится психастеникам, так это Вивальди, Глинка и Сен-Санс.

Многие дефензивные пациенты, пройдя курс такой терапии, без ложной скромности утверждают, что получили второе высшее образование. Главное, чтобы потом это уберегло их от попадания в ту студию прикладного искусства при областной психиатрической больнице, где поют «Плачут небеса» и отчаянно репетируют Новый год.