Действие осовремененной версии чеховской пьесы перенесено на японскую почву, сюжетная линия оригинала лишь угадывается и, по сути, служит каркасом совсем другой драмы, в которой режиссер Ориза Хирата затрагивает социальные проблемы, типичные для японского общества.
В Японии, где роботы активно входят в повседневную жизнь, результаты этих изменений — вопрос не праздный.
Внедрение роботов сказывается на социальных процессах и структуре: самое очевидное следствие — рост безработицы. С психологией и этикой еще сложнее: как складываются отношения человека и робота, особенно если робот — андроид, почти неотличимая от прототипа копия, чей искусственный интеллект синхронизирован с человеческим мозгом?
В спектакле задействовано два робота. Один — Robovie-R3, исполняющий роль дворецкого, вполне соответствует усредненному представлению об этих машинах: милый пластиковый гуманоид в половину человеческого роста, чем-то похожий на детскую игрушку. Второй — геминоид F, имитирующий внешность человека, исполняющий роль механического альтер эго младшей сестры. Оба фигурируют в программке наравне с актерами-людьми. Собственно, в спектакле они тоже на равных, роботы здесь отнюдь не безмолвные статисты.
Геминоид — это робот-андроид с внешностью, максимально приближенной к своему прототипу. Корпус создается на основе данных, полученных с помощью трехмерного сканера, а лицо копируется с гипсовой маски человека. Робот может менять выражение лица и жестикулировать. Существует две модели геминоида, разработанные доктором технических наук, заведующим лабораторией ATR Хироси Исигуро: геминоид HI-2 (точная копия самого Исигуро) и геминоид F — женский вариант андроида, более компактная и дешевая версия, которая используется в спектакле.
Robovie R3 — человекообразный робот, обладающий хорошей проходимостью, способный преодолевать выступы на дороге и подниматься вверх по пологим поверхностям. Он может использоваться в сфере услуг развлечений, а также для помощи пожилым людям и людям с ограниченными возможностями.
Семья Фукадзава живет в провинциальном городе — некогда крупном промышленном и робототехническом центре, от былой мощи которого остался лишь ничем не примечательный НИИ. В отличие от чеховских сестер три дочери блестящего ученого-робототехника вовсе не стремятся покинуть родной городок: старшая, Рисако, держится за место преподавателя в школе (в Токио работы не найти), средняя, Мариэ, ведет спокойную жизнь домохозяйки, благополучно скучая замужем за коллегой сестры, а младшая, Икуми, вообще не выходит из дома. Она одна из тех, кого в Японии называют «хикикомори» или «хикки», — людей, страдающих острой социальной фобией, отказывающихся от любых контактов с окружающим миром. Общение Икуми с семьей тоже сведено к минимуму — родные чаще разговаривают с андроидом, чем с живым человеком.
Андроид же, пользуясь своим статусом «бездушной машины», порой позволяет себе весьма нетактичные и нелицеприятные реплики в адрес окружающих — таким образом он транслирует в мир мысли Икуми, которые она сама никогда бы не решилась облечь в слова. Эти мизансцены по-чеховски обнажают загоняемые вглубь, тщательно скрываемые конфликты.
Большой поклонник Чехова, Хирата уверен, что живи русский классик сегодня, он писал бы именно такие пьесы. Со смелым утверждением можно было бы согласиться с небольшой оговоркой: если бы Чехов родился в Японии. Все-таки, несмотря на отсылки к русской традиции, «Три сестры. Андроид-версия» — японский спектакль. В Москве он воспринимается как некая экзотика, окно в другую, малознакомую нам ментальность и реалии.
В значительной степени эта и другие постановки с участием роботов («Я работаю», 2007; «До свидания», «В глубине леса», 2010) — эксперимент не только театральный, но и технический. Как таковой театральности в японских «Трех сестрах…», к слову, не так много: провозгласивший «теорию современного разговорного театра» Ориза Хирата строит спектакль почти исключительно на диалогах. После спектакля зрителям предлагается ответить на вопросы анкеты, исследующей эмоциональное отношение публики к роботам, их внешнему облику и поведению. Полученные сведения впоследствии будут использованы в дальнейших робототехнических разработках.
Роботы, участвующие в театральной постановке, воспринимаются совсем не так, как в кино, где они обычно предстают героями все еще отдаленного будущего. Во время спектакля в какие-то моменты действительно возникает ощущение, что они если не живые, то разумные существа. Так, робот-дворецкий очень комично сообщает, что «заболтался» с соседским роботом по дороге из рыбной лавки. А реакции меланхоличного андроида вообще наводят на крамольные мысли о присутствии в его искусственном корпусе души. На мгновение, не больше. Но этого вполне достаточно.